— Дай-то бог… — прошептал дон Луис.
XIV. ЛАГЕРЬ
В нескольких милях от крепости Пасо-дель-Норте прозрачные воды Рио Кончос вливаются в тинистые, желтые воды Рио Гранде; высокие крутые горы образуют как бы стены крепостного вала,и для реки остается лишь узкий проход между ними. Множество водопадов Рио Гранде низвергается в долину.
Линия горизонта кажется стиснутой цепями гор, принимающих подчас самые странные очертания— башен, пиков, колоколен, бойниц; все это придает пейзажу какого-то неизъяснимое очарование.
Через двое суток после событий,описанных в предыдущей главе, на правом берегу Рио Гранде, в пустыне, в центре той самой местности, о которой мы говорили выше, был разбит довольно большой лагерь.
Этот лагерь,оборудованный по индейскому образцу, раскинулся на большом пространстве; тут и там пылали огни костров,вокруг них лежали или сидели на корточках фантастически освещенные пламенем люди. Несколько в стороне стреноженные лошади, привязанные к колышкам,с жадностью поглощали альфальфу или жевали маис. В середине лагеря возвышался шатер, покрытый сшитыми между собой разноцветными шкурами бизонов.
Было около восьми часов вечера;звезды усыпали темно-синее небо; почти полная луна, казалось, плыла в эфире и освещала землю мягким белым светом.
Неожиданно из узкого ущелья показался несшийся во весь опор всадник.Он промчался прямо в лагерь.Часовые пропускали его, молча отдавая честь. Подъехав к кострам, всадник спешился и, поручив своего коня солдату, схватившему повод его лошади, быстрыми шагами направился к шатру.
Он отодвинул входную занавеску и на мгновение замер… Произошло ли это от почтительности или, быть может, зрелище, внезапно представившееся взгляду, наполнило его чувством восхищения…
Шатер внутри был просторен и обставлен с роскошью,отвечавшей требованиям самого изысканного вкуса.
С первого взгляда было ясно,что это прелестное гнездышко служило убежищем молодой девушке.
Пол покрывала циновка,повсюду в беспорядке были расставлены дорогие кресла; золотой шнур, спускаясь с верхушки шатра, поддерживал серебряную люстру тончайшего плетения. В гамаке, свитом из нитей алоэ, небрежно покачивалась хорошенькая девушка; молодая индианка обмахивала ее веером из длинных перьев; другая мелодичным голосом напевала грустную песенку, аккомпанируя себе на харабе[117].
Эта молодая девушка, полулежавшая в гамаке и утопавшая в волне кружев, была донья Линда Морено.
При неожиданном появлении капитана певица мгновенно умолкла, а донья Линда перестала покачиваться в гамаке.
— Неужели я так несчастен, сеньорита,— почтительно сказал капитан,— что мое появление мешает вашим невинным развлечениям?
Еле обернувшись к нему, донья Линда пренебрежительно посмотрела на него и ответила:
— Не все ли мне равно,сеньор Горацио де Бальбоа, здесь вы или нет?
— Вы жестоки со мной, сеньорита!
— Это верно,— насмешливо ответила девушка.— Вы внушаете мне отвращение,и я не скрываю этого. Не правда ли, я злоупотребляю своей слабостью? Но что прикажете делать? Я не могу повиноваться человеку, который был слугой в моем доме.
— О, сеньорита!
— Я говорю неправду? Разве вы забыли, что в течение долгого времени были на службе у моего отца в качестве пеона или тигреро, не помню точно?
— Я ничего не забыл,сеньорита. Уважение, которое я оказываю вам,служит доказательством этому.
Молодая девушка горько улыбнулась и с жестом досады спросила:
— Вы собираетесь здесь долго стоять?
— Это зависит только от вас, сеньорита.
— О! В таком случае, вы свободны. Вы можете уйти сейчас же, сеньор, я не задерживаю вас.
— Простите, сеньорита, вы не поняли меня. Мне нужно поговорить с вами.
— Зачем нам возвращаться к этому вопросу? Я говорила вам уже двадцать раз: мое решение непоколебимо, и ответ мой будет всегда один и тот же.
— Я надеялся, что вы соблаговолите подумать о моих предложениях.
— Я все обдумала,сеньор,в тот момент, когда попала в ваши руки. Я знаю, что сила на вашей стороне.Вы можете, пользуясь вашим положением, держать меня в плену, но никогда — запомните это! — никогда вы не заставите меня совершить недостойный поступок!
— Итак, вас ничто не может умилостивить, сеньорита?
— Ничто, сеньор. Я твердо верю в то, что бог, по своей доброте и справедливости, поможет мне.
Дон Горацио не успел ответить. Занавеска шатра раздвинулась, появился солдат. Он почтительно поклонился начальнику и сказал:
— Один индеец, из непокоренных, насколько мне удалось рассмотреть, находится у входа в лагерь. Он говорит, что вы назначили ему встречу на сегодняшний вечер.
— Это верно,— сказал капитан,явно обрадовавшись известию.— Я не ожидал его так скоро, но я рад ему!
Затем, склонившись перед доньей Линдой с ироническим почтением, капитан сказал со злобной улыбкой:
— Примите мои извинения, сеньорита! Я не хочу больше злоупотреблять вашим драгоценным временем. Пусть бог храпит ваш сон! Я ухожу. Завтра,с наступлением дня, мы продолжим наше путешествие.
Едва за капитаном опустилась занавеска, как в противоположном углу шатра шкура бизона раздвинулась от удара кинжалом, и и образовавшуюся дыру просунулась рука, а затем к гамаку молодой девушки тихо подкатился камень.
Обе служанки вскрикнули от ужаса, но донья Линда, быстро вскочив, одним жестом заставила их умолкнуть.Трепеща от радости, она схватила камень — к нему была привязана записка.
— Ах,— прошептала она,— мое предчувствие не обмануло меня! Час моего освобождения приближается! — воскликнула она. — Это почерк моего отца!
И она прочитала:
«Мужайся, моя дорогая девочка, твои друзья помнят о тебе, скоро ты их увидишь. Твой несчастный отец Хосе Морено».
После чего было прибавлено: «Сожги записку».
Исполнив это, донья Линда опустилась на колени и стала молиться; обе молодые индианки последовали ее примеру…
— Где же индеец?— спросил дон Горацио у солдата, ожидавшего его у шатра.
— Здесь, капитан, у костра. Я велел нашим людям присмотреть за ним.
— Хорошо,— ответил испанец, направляясь быстрым шагом к костру.— Уведите людей и оставьте меня с ним наедине; только не уходите далеко.
Индеец со скрещенными на груди руками, завернувшись в серапе, сидел на корточках у костра.
По знаку капитана люди, наблюдавшие за индейцем, удалились.
Дон Горацио внимательно смотрел на индейца несколько секунд, потом сел напротив него на череп буйвола; после неудачных попыток привлечь к себе внимание индейца ему пришлось начать разговор.
— Вы желанный гость в моем лагере,вождь,— сказал он. — Я счастлив, что вижу вас; я — ваш друг.
Индеец поднял голову и устремил сверкающий взгляд на испанца.
— Разве у белых есть такой обычай: когда к ним приходят друзья, ставить около них охрану? Ставить людей,вооруженных ружьями?— гортанным голосом произнес он.
— Конечно, нет. Но мы— в пустыне,вождь; мы окружены врагами,они только и ждут удобного случая напасть на нас. Мы должны быть осторожны… Мой брат может пожаловаться, что его оскорбили с того момента, как он вошел в лагерь?
— Мос-хо-ке— могущественный вождь и грозный воин! Человек,который посмеет его оскорбить, умрет! — жестко ответил индеец.
— Хорошо! Мой брат неустрашим в битве, я это знаю, но он так же мудр у костра совета. Выкурит он трубку мира со своим бледнолицым братом?
— Мос-хо-ке будет курить,— лаконично ответил индеец.
Он вынул из-за пояса свою трубку, набил ее табаком,зажег и стал медленно вдыхать дым,не предлагая трубки капитану. Последний сделал вид, что не заметил нарушения самого священного обычая пустыни, и, вынув из портсигара дорогую сигару, стал, не говоря ни слова, курить, подражая молчаливости вождя.
И все-таки дону Горацио пришлось самому возобновить беседу.
— Мой брат, наверно, скоро отправит своих молодых людей в западные прерии охотиться на бизона?—спросил он.
— Уже прошла одна луна с тех пор, как молодые люди Мос-хо-ке вышли на охоту!— важно ответил индеец.- Женщины возвратились на зиму в индейские деревни. Вождь тоже должен был уехать.Но бледнолицый попросил у него встречи.
— Благодарю вас, вождь, за ваш приход. Надеюсь, мы сможем договориться.
— Возможно. Чего хочет бледнолицый?
— Только одного.
— Чего именно?
— Располагает ли вождь несколькими днями?
— Вождь свободен.
— Хорошо. Тогда я объясню.
— Уши вождя открыты.
— Не согласится ли мой брат с несколькими своими воинами сопровождать меня и мой отряд в прерии до озера Лагарто?
— Почему бы Мос-хо-ке этого не сделать? Озеро Лагарто находится по соседству с деревней его племени.
— Итак, вы хорошо знаете эту местность, вождь?— сказал капитан с плохо скрытой радостью.
Индеец утвердительно наклонил голову.
— Что даст мой брат за это? —спросил он.
— Я дам десять ружей с пятьюдесятью зарядами пороха для каждого ружья, двадцать мешков пуль, двести локтей[118] материи для одежды вашим женщинам и три дюжины ножей для скальпирования, изготовленных благородными людьми Востока. Что скажет мой брат о такой плате?
— Вождь говорит: это хорошо.
— Итак, он согласен?
— Да, но есть еще одно условие.
— Какое?
— Молодая девушка,которую бледнолицый начальник держит в плену, будет передана в руки вождя через три дня после прихода белых к озеру дель Лагарто.
— Как?! — вскричал пораженный офицер.— Что вы хотите этим сказать, вождь?
— Вигвам Мос-хо-ке пуст: ему нужна жена, чтобы разделывать оленя, чтобы готовить еду. Он требует пленницу.
Наступило долгое молчание. Дон Горацио раздумывал. Потом злобная усмешка промелькнула на его губах.
Он поднял голову.
— Я отдам ее вам, начальник,— сказал он,— если вы согласны быть моим проводником.