В тот день Тахир не вышел на работу — не мог оставить барана.
Появился завфермой, кричал раздраженно:
— О чем думаешь? Жара стоит, ручьи пересохли!
— Ну и пусть — пересохли! — кричал в ответ Тахир.
— Овцы в горах — без воды, падеж начнется, не понимаешь?!
— Я не один шофер в колхозе, пусть другие едут! — и, нервничая, тер глаз согнутым указательным пальцем правой руки.
— Так у тебя же новая машина!
— Новая, новая! Все уши прожужжали! Забирайте вашу новую, отдайте кому другому! Пусть он и ездит!
Завфермой не ожидал такого поворота, заговорил просительно:
— Но ведь ты же лучше всех знаешь дорогу к пастбищам!
— А меня никто не обучал там ездить! Пусть теперь другие на горной дороге помучаются с вашей водовозкой!
— Так ведь сорваться могут…
— А я — не могу. Их жалко, меня — нет?
— Ты не сорвешься, у тебя — опыт.
— Пусть теперь и другие набираются опыта.
— Скажу председателю, новую машину отберет, и никакой, даже и старой, взамен не получишь!
— К черту ваши машины! Катайтесь на них сама, меня оставьте в покое, — во всю глотку орал Тахир.
Все, что не связано было с бараньими боями, с будущей его славой и богатством, отодвинулось куда-то и словно бы потеряло цену.
Как и грозил завфермой, у Тахира отобрали машину, поставили сторожить бахчи. Председатель рассуждал так: Тахир опомнится, через день-два прибежит, повинится.
Однако новая служба, которую раньше он оценил бы как наказание, неожиданно пришлась ему по вкусу: больше оставалось времени для главного дела занятий с бараном.
И дома, с женой вышла ссора.
— Смотри, сам сделаешься Твердолобым! — ворчала жена. — Как привел этого вонючего барана, и детей, и меня забыл, хозяйство забросил!
— Глупая женщина, не понимаешь — ради тебя, ради детей и вашего благополучия купил такого бойца!
— Глаза б мои на него не смотрели!
— Погоди немного, скоро той — помяни мои слова, запоешь по-другому!
Ждать и вправду оставалось недолго. В ауле готовилась свадьба.
В ночь накануне праздника, когда все затихло и даже собаки угомонились, Тахир вывел Твердолобого на солончак за аулом и несколько часов выгуливал его, чтобы баран вошел, так сказать, в форму. Вернулись на рассвете, баран заснул, а Тахир так и не сомкнул глаз — нервничал, страшился проигрыша в первом же бою — понимал, что первый бой решит все.
К тому же, случись Твердолобому завтра уступить сопернику, не только обозленный завфермой, но и все остальные аульчане назовут Тахира огородным пугалом, и это станет его ценой среди людей и местом в жизни. Но если Твердолобый победит — значит, неуступчивость и твердость Тахира были не напрасны, и все заткнутся — и завфермой, и сам председатель.
«О аллах! Поддержи меня и моего Твердолобого!»— как заклинание, повторял Тахир.
…Свадебное празднество вершилось привычным порядком. Заканчивались состязания борцов, и гости с нетерпением ждали боя баранов. Страсти накалялись, собравшиеся обсуждали, кому достанутся богатые награды. Тахир привычным нервным жестом потирал глаз — когда волновался, глаз почему-то начинал чесаться — и крепко держал конец веревки, обмотанный вокруг шеи его красавца.
Первым выпустили известного всей округе прославленного победителя — Тахир устрашился, не выставил своего против. Объявили и награду — большого козла-серке.
Когда назначили второй приз, Тахир решился. Под одобрительные возгласы людей, столпившихся вокруг площадки состязаний и со знанием дела обсуждавших достоинства Твердолобого, его длинные сильные ноги и мощные красиво изогнутые рога, он вывел своего бойца в круг. Противником был крупный самец, известный многими победами и принесший хозяину деньги и славу.
Баранов освободили от веревок и, волоча за шерсть, оттащили каждого к своему краю площадки.
Противники постояли с минуту, приглядываясь друг к другу и накапливая ярость. Наконец, сердца их загорелись — бойцы стремительно бросились друг на друга. С треском сшиблись рогами — точно короткий удар грома долетел с неба. В толпе засвистели, заорали от восторга. Тахир машинально тер кулаком правый глаз, глядел одним левым. Он не слышал азартных возгласов соседей, вообще не видел никого — лишь двух боевых баранов, сошедшихся в смертельной схватке. Он видел: после каждой очередной сшибки, гордо задрав головы, оба соперника одновременно отбегали на свою сторону площадки, разворачивались и, тяв разбег, бесстрашно бросались в бой.
Вот сейчас столкнутся!..
Шарк!
— Хай, молодец!
Людям казалось, что при ударе огонь рождается — рога высекают искры.
Бараны снова разошлись. Повернулись — и:
Шарк!
— Хай, молодец! — ревела толпа.
Бой баранов был для собравшихся зрелищем необычайно увлекательным вовсе не из-за того даже, что объявлен хороший приз. Нет, тут еще другое было, особенно подогревавшее чувства. Баран побеждает соперника честным прямым ударом. И многие, многие люди, когда сшибаются с громом и высекают искры крепкие рога, чувствуют, что и у них в душе гремит оглушающе азарт, страсть опаляет огнем и кровь делается горячее, что это они участвуют в сшибке, и гремит и бушует вместе с их душой вся земля, целая вселенная.
Удар!
Шарк!
— Хай, молодец!
Кричали в восторге ребятишки, одобрительно вскрикивали взрослые мужчины, и даже старики не могли удержаться.
Вот бараны опять развернулись, постояли, бросились друг на друга — шарк! И с грохотом нового столкновения увидел наконец Тахир долгожданное: огромный самец, противник Твердолобого, поджал задние ноги, сел по-собачьи на землю. А Твердолобый, приготовившийся было к очередной схватке, высоко поднял голову, победно огляделся. «Победил, победил!»— радостно закричали в толпе. Тахир выбрался из круга людей на площадку, в упоении победы обнял барана за шею — тот, еще не остывший после боя, резко дернулся. Тахир, не удержавшись на ногах, растянулся в пыли. Собравшиеся засмеялись, довольные.
— Что за баран — двоих уложил!
Счастливый, полуоглохший от волнения, Тахир не рассердился на Твердолобого: ведь это была их общая, двоими заслуженная победа, он поставил на своем, он доказал: пусть теперь председатель и завфермой попробуют посмеяться над ним — да он. сам посмеется… И Тахир не уставал и после боя рассказывать встречным и поперечным о схватке и своем великолепном Твердолобом. Радость победы долго не отпускала его, он даже забыл получить вознаграждение — его пришлось отыскивать, чтобы вручить выигранную козу.
Теперь Тахир ни днем ни ночью не отходил от своего любимца, ухаживал за ним как только мог — кормил-поил, выводил гулять на такыр — для поддержания формы, готовил к новым победам. Побед было много. А накануне подошедшего праздника Тахира осенило — он попросил своего товарища — водителя отвезти его с бараном в горы…
Прорезая темноту ночи лучами фар и натужно завывая, грузовик двигался по знакомой Тахиру дороге к пастбищам. Баран втягивал ноздрями воздух и волновался — да, он узнал эти горы, это небо, эти запахи; здесь он родился, здесь охранял свою отару, здесь оставил белую овцу. Сердце его стремилось вперед, туда, к травяному склону… и чем сильнее он рвался, тем больнее сжимала горло и душила веревка, казалось, вот-вот перережет шею. Но баран не чувствовал боли — проснувшаяся боль разлуки, боль потери была сильнее. Тахир понимал все, что творилось с бараном, и сердце его полнилось уверенной радостью: Твердолобый не забыл родные горы, он рвется к ним, не может достичь и свирепеет. И поэтому он завтра будет страшен в бою.
Расчет Тахира оправдался: таким разъяренным, как в начавшемся бою, он не видел еще своего барана.
Как бешеный горный поток неудержимо несется вниз с высокой кручи, так несся Твердолобый навстречу своему противнику. Противником сегодня был здоровенный черный красавец. Уши у него не были подрезаны, и Тахир понимал, что это означает: черный баран не ходил в отаре и не знал, не испытывал чувства свободы и любви — хоть его и не охолостили, сохранили свирепым и яростным для боя.
Черный противник казался огромным — был он заметно крупнее Твердолобого. Собравшиеся вокруг площадки рассказывали друг другу, что его специально привезли из далекого горного аула к сегодняшнему бою, что пришел конец славе Тахира и его Твердолобого.
Бой продолжался недолго.
Кончился он после четвертого столкновения.
— Хай, молодец, молодец, расколол! — закричала толпа. Черный баран после удара не мог двинуться с места, стоял и тряс головой. Твердолобый отбежал, развернулся и снова бросился на соперника; однако, подскочив вплотную, не ударил — остановился как вкопанный. Твердо упершись копытами в землю, он, видно, ожидал, что противник если уж не летит навстречу, так хотя бы взмахнет угрожающе рогами. Но черному барану было уже не до боя — он лишь тряс головой, не в силах вынести смертельную боль. Из головы его, будто из лопнувшей под утренним солнышком сочной перезрелой дыни, вытекала белесая жидкость… показалась и кровь…
Хозяин несчастного, похоже, не мог поверить в случившееся — стоял, приоткрыв рот, будто хотел сказать что-то — и задохнулся.
— Забери, забери своего барана! — кричали люди.
Тахир, не в силах скрыть ликование, широко улыбался, его распирало от радостного сознания победы после тревоги и ощущения опасности, он обнимал своего героя — и улыбался, улыбался.
О Твердолобом заговорили в округе. В иные дни он выигрывал на праздничных состязаниях не по одной овце и брал верх не над одним сильным противником. Полученных овец Тахир тут же продавал — в дом текло богатство: иногда по нескольку его прежних месячных зарплат в день. Он уже не работал в колхозе даже и сторожем на бахче. Председатель как-то пригрозил сердито:
— Что за упрямый, твердолобый ты человек! Не станешь трудиться — отберем меллек (приусадебный участок).
— Забирайте, на что он мне! — равнодушно согласился Тахир.
Теперь он не волновался, не замирал больше, когда его Твердолобый разбегался навстречу очередному противнику, — лениво позевывая, прикидывал, за какую цену можно будет отдать очередной выигрыш — овцу, а то и теленка. У него отрос живот, округлились и налились румянцем щеки. С людьми он теперь говорил свысока, цедил сквозь зубы, мог и грубо ответить. Ему прощали все — владельцу барана, прославившего аул.