Вскоре схватки на Малаховом кургане приняли разрозненный характер. Сказалось то, что его защитники в самом начале штурма лишились большинства своих офицеров. Подоспевший с Ладожским полком генерал Хрулев попытался было контратакой сбить французскую дивизию с кургана, но такая задача одному полку оказалась не под силу. Французы встретили русских ружейными залпами, буквально скосив пулями первые ряды контратакующих. Хрулев был ранен и унесен в тыл.
Русские еще несколько раз ходили штыковой атакой на оставленный ими Малахов курган, но отбить его так и не смогли. В ходе этих схваток погибли генералы Лысенко и Юферов. Кровопролитнейшая схватка за высоту, которая господствовала над городом и его внутренней гаванью, длилась беспрерывно три часа.
Едва оказавшись на Малаховом кургане, французы сразу же стали на нем закрепляться. Они вырывали туры из орудийных амбразур, заделывая ими проходы через вал. В бруствере проделали проходы и засыпали окончательно ров: теперь на вершину холма могли свободно подходить не только пехотные подкрепления, но и легкая полевая артиллерия.
Тем временем на Малаховом кургане еще шла перестрелка. Засевшие в башне тридцать солдат Модлинского полка и несколько матросов во главе с прапорщиком Юнием все еще продолжали сражаться. Тогда французы поставили против двери башни орудие, которое тремя выстрелами внутрь башни решило дело. Больше половины ее защитников было убито или ранено, патроны кончились. Оставшиеся в живых модлинцы попали в плен.
Под вечер 8 сентября русскими было предпринято еще несколько попыток отбить Малахов курган. Атаки организовали капитан-лейтенант Ильинский, подполковник Черемисинов и ряд других офицеров. Хотя велись они с большим пылом и горячностью, но малыми силами и потому успеха иметь не могли. Малахов курган остался во вражеских руках.
Англичане взять 3-й бастион не смогли. Они ворвались в укрепление, но подоспевшие на помощь его защитникам пехотинцы из прикрытий соседних батарей, резервные батальоны и роты Владимирского и Камчатского полков ударом в штыки буквально вымели англичан с бастиона. В своей повторной атаке лишь малое число сумело добежать до рва, чтобы под огнем засесть в нем и потом сдаться в плен. В 14 часов британцы прекратили штурм.
За редут Шварца стороны дрались с крайним ожесточением. Неприятельские траншеи находились от него всего в 80 шагах. Невзирая на картечные выстрелы, французы, благодаря своей численности, вытеснили оборонявшийся здесь батальон Житомирского полка из редута в Городской овраг.
Атака против 5-го бастиона была отбита. Батальоны Подольского полка вышли из укрепления и ударом в штыки обратили французов в бегство. После этого подольцы, к которым присоединились житомирцы, пошли приступом на редут Шварца и отбили его у французов. Те повторили штурм редута, ворвались в него, но вновь оказались выбитыми из него штыковым ударом.
Одновременно французы силой пехотной бригады атаковали люнет Белкина, но встреченные картечью и ружейным огнем, устрашенные взрывом трех мощных фугасов русских, поспешно отошли на исходные позиции. Штурм люнета обошелся французам большими потерями, в том числе и пленными.
Атака на оборонительную линию Городской стороны не удалась и закончилась уже в 15 часов дня. 4-й бастион так и не был подвергнут штурму, поскольку неприятель считал его здесь самым сильным укреплением.
Так закончился 349 день Севастопольской обороны в годы Крымской войны.
...Потеря Малахова кургана привела к взлому всей системы обороны Южной части Севастополя. В ходе штурма и предшествующей ему бомбардировки защитники города потеряли около 12 тысяч человек. У союзников выбыло из строя в ходе штурма 10 067 человек.
Дальнейшая оборона Южной стороны грозила только большими людскими потерями: с Малахова кургана неприятельская артиллерия могла держать под прицелом любую точку города. Высоту можно было попытаться отбить, поскольку гарнизон имел еще вполне достаточно резервов для такой операции. Но штурм Малахова кургана был опять же связан с огромными людскими потерями в рядах защитников Севастополя.
Поэтому главнокомандующим русской армией генералом князем М.Д. Горчаковым было приказано войскам ночью оставить укрепления и перейти по наведенному мосту на Северную сторону Севастополя. Сигнал к отходу был дан в сумерках в 19-м часу. Отвод батальонов и команд с передовых позиций проходил организованно и к каким-либо замешательствам не привел.
На бастионах оставались охотники, которые ружейным и орудийным огнем давали понять союзникам, что оборона продолжается. Были приведены в негодность все морские орудия на позициях. 56 полевых орудий артиллеристы на руках стащили из укреплений и, поскольку не имелось уже к ним конского состава, чтобы провести орудия по наплавному мосту, их утопили в бухте. Линию баррикад в городской черте на всякий случай заняли пятью пехотными полками.
Писатель Лев Толстой в своем широко известном отечественному читателю произведении «Севастополь в августе» писал:
«По всей линии севастопольских бастионов, столько месяцев кипевших необыкновенной энергичной жизнью, столько месяцев видевших сменяемых смертью, одних за другими умирающих героев и столько месяцев возбуждавших страх, ненависть и, наконец, восхищение врагов, — на севастопольских бастионах уже нигде никого не было. Все было мертво, дико, ужасно, — но не тихо: все еще разрушалось...
...Враги видели, что что-то непонятное творилось в грозном Севастополе. Взрывы эти и мертвое молчание на бастионах заставляли их содрогаться; но они не смели верить еще под влиянием сильного, спокойного отпора дня, чтобы исчез их непоколебимый враг, и, молча, не шевелясь, с трепетом ожидали конца мрачной ночи».
...Всю ночь шла переправа через наплавной мост. Около полуночи на Малом бульваре в воздух взвилось несколько ракет. По этому сигналу команды охотников в укреплениях и полки на баррикадной линии стали отходить к мосту.
Покидая бастионы, батареи, редуты саперы и матросы-артиллеристы оставляли на каждом из пороховых погребов зажженные фитили различной длины, чтобы взрывы следовали друг за другом с длительными промежутками, а не одновременно.
На дно Большой бухты были отправлены последние корабли и суда славного своими победами Черноморского флота, который в тот день фактически перестал существовать. В одну ночь погибли линейные корабли «Париж», «Храбрый», «Константин», «Императрица Мария», «Чесма», «Иегудиил» и фрегат «Кулевча». Через сутки с небольшим были затоплены все десять пароходов флота.
Когда прогремели первые взрывы, союзники поняли, что в Севастополе творится что-то для них непонятное. Один за другим взлетали на воздух бастионы и батареи с запасами пороха и снарядов. В укреплениях горело все, что только могло гореть. Потом пожар перекинулся на Южную часть города.
Пожар, который продолжался две ночи и два дня, прекратился только 11 сентября, когда пошел дождь.
Разрушение было полное. Союзная армия два дня не решалась войти в русский город, оставленный защитниками.
Последними были взорваны береговые батареи № 7,8 и 10. Около полудня взлетели на воздух Павловская и Александровская батареи. Остававшиеся на них подрывники были перевезены на Северную сторону.
Без всякой помехи русские войска перешли на Северную сторону. К 8 часам утра 9 сентября переправа была закончена. Саперы и моряки развели понтонный мост и частями подтянули его к берегу Северной стороны.
...Французский главнокомандующий генерал Ж.Ж. Пелисье назвал оставление защитниками Севастопольской крепости ее Южной стороны «крайностью». Он верил, что с потерей Малахова кургана Севастопольская эпопея русской армии могла бы продолжаться и ее окончание в той ситуации, в которой вскоре оказались союзники, стояло под большим вопросом.
Отношение российской общественности и армии к главнокомандующему князю Горчакову за прекращение обороны Севастополя было однозначно отрицательным. Дух защитников морской крепости долгой осадой и шестью бомбардировками был не сломлен. Тому есть более чем достаточно свидетельств.
Интересна в этом деле позиция воцарившегося императора Александра II, которую он высказал в высочайшем рескрипте на имя генерала М.Д. Горчакова, который имел блестящий послужной список в войнах России с Наполеоном, Персией, Турцией, против мятежной Польши и восставшей против австрийцев Венгрии, ставший генералом в 27 лет. В рескрипте говорилось следующее:
«...Явив себя в сей тяжкой борьбе превыше враждебных обстоятельств, вас окружавших, в мужественном их преодолении, в предусмотрительном сохранении вверенных вам войск, вы, в развалинах твердынь Севастополя, воздвигли памятник несокрушимой славы себе и армии, вам порученной, и в кровавом бою, оставив эти развалины, совершили с армией небывалую в истории переправу через морской залив, не отдав более ни пяди русской земли».
...Известный отечественный историк Е.В. Тарле в своем замечательном труде «Крымская война» дал такую оценку обороны морской крепости России на Черноморье:
«...Севастопольская оборона затмила все, что знала до той поры новая история осадных войн».
С этими словами невозможно не согласиться. Героическая защита Севастопольской крепости не только прославила русское оружие, но и вписала в мировую историю ведения крепостных войн одну из самых славных ее страниц.
...Восточная, она же Крымская, война 1853—1856 годов велась на двух главных театрах. Если на первом из них весь смысл вооруженной борьбы сводился к схватке за морскую крепость Севастополь, то на втором — Кавказском — все решалось у стен Карской крепости. В первом случае решалась судьба кампании в Крыму, во втором — в обширном горном крае, где проходила граница России и Турции.
Из российской военной истории известно, что русская армия брала крепость Карс в XIX столетии четыре раза — в 1807-м, 1828-м, 1855-м и 1878 годах! Каждый раз оттоманская твердыня представала перед русскими воинами в обновленном виде, в европейском фортификационном совершенстве. В Крымскую войну кавказские войска России подступили к ней в третий раз.