Силий выпрямился и молодцевато отдал честь.
– Благодарю за доверие! Сегодня вечером наберу добровольцев и займусь подготовкой. Послезавтрашним утром будем уже обсушиваться на том берегу, а к полудню обеспечим отряду свободный проход на север. Думаю, пехоте этого времени хватит на форсирование брода.
Скавр кивнул, окончательно принимая решение.
– В таком случае за дело, декурион. Ну а сейчас, коллеги, давайте узнаем, в каком состоянии находятся наши когорты после сегодняшних событий…
За стеной палатки Феликс с Марком горячо жали руку Силия, а тот лишь головой крутил, сам не веря случившемуся.
– Это ж надо! Столько ждал и гадал, выгорит ли повышение, а тут на тебе! Командир, которого я знаю без году неделя, делает мне такой подарок!
Марк лукаво улыбнулся, хлопая счастливого Силия по плечу.
– Как ты и сам уже понял, трибун Скавр не медлит, когда видит разумный план. С другой стороны, мы до сих пор по эту сторону реки и даже не начинали разбираться с дозорными сельговов.
Силий кивнул.
– Ты прав. Расслабляться ни к чему. Ладно, мне нужно человек тридцать. Как, центурион, поможешь найти таких смельчаков? Которые воды не боятся?
Арминий, к этому моменту более-менее пришедший в себя после того, как утром его лоб познакомился с копытом Колосса, сидел у костра в расположении Девятой центурии и задумчиво глядел на горящие угли. Коль скоро приказом Скавра – «Добровольцев сегодня не трогать, пусть отоспятся!» – германец был освобожден от обычных повинностей типа ночных караулов и так далее, он в компании Марка, Кадира и Шрамолицего вернулся в центурию, где из всех работ оставалось только подготовить лошадей к завтрашней вылазке. Сейчас, когда большинство солдат уже мирно похрапывали, завернувшись в свои плащи-сагумы, Арминий вдруг обнаружил, что не может заснуть, и сидел в мягких отблесках огня за компанию со знаменосцем Девятой. Сигнифер Морбан тоже отчего-то находился в лирическом настроении, и германец, доселе знавший этого кряжистого солдата лишь как вечного балагура, молча внимал его скорбям.
– Мне было лет шестнадцать, когда я вступил в легионеры, зато в следующем месяце стукнет уже сорок. Тебе-то, думаю, это мало что говорит: вы, варвары, обычно не доживаете до такого возраста…
Арминий вздернул бровь, однако не стал встревать с комментариями.
– …но для меня это все равно что полсотни. В общем, в следующем году выходит у меня двадцать пять лет службы. Нет, понятное дело, прямо сразу меня не вышвырнут. Как ни крути, а за последние полгода погибло слишком много славных рубак, так что мне бояться пока нечего. А с другой стороны, сигнифер с четвертьвековым стажем – это, понимаешь, помеха чужой карьере. Как говорится, пора и честь знать. Словом, вот пришлют пополнение, и меня вежливо попросят в сторонку: иди, мол, дядя, ты себе отдых заработал. Забирай свою военную пенсию – и вали на все четыре, дай другим знамя поносить. Мое знамя! Вот в чем беда-то…
Арминий кивнул; ничего нельзя было прочитать в его лице, лишь угловатые линии да густые тени плясали в сполохах огня.
– Понимаю. Тебе уже в затылок дышат. Рано или поздно придется сворачивать с дорожки…
Морбан мрачно покивал.
– И знаешь, германец – но чтоб только между нами! – мне, в общем-то, плевать. Не то что лет десять назад. Нынче и утренник аж до костей пробирает, солнце в полдень слишком палит, разучился пить неделями напролет, а уж про ноги я вообще молчу: то коленки не гнутся, то язвы какие-то… Предложили бы махнуть мою должность на местечко в ближайшем викусе, я б и секунды не раздумывал. Открыл бы себе таверну, а уж от клиентуры отбоя не будет. Разве что…
Он на миг умолк, и Арминий не удержался:
– …есть опасность, что ты сам весь погреб выпьешь?
Искра веселья, которую он рассчитывал увидеть, обернулась вспышкой возмущения.
– Дурак ты синеносый! Я про мальчишку!
Арминий вновь кивнул, отлично понимая, какое направление сейчас примет беседа.
– Я-то рассчитывал, что за Волчонком станет присматривать Антенох. Научит его читать и писать, ну и про щит с мечом, понятное дело, не забудет. Из Антеноха вот такой бы учитель получился, не то что я… При правильном воспитании, знаешь, каких высот можно достичь? То-то же… Ну да что теперь говорить… Нет больше Антеноха…
Германец взял в руку прут и принялся ворошить им угли слабеющего костра.
– Ты думаешь, в парнишке есть задатки стать ученым грамотеем? Не довелось мне познакомиться с его отцом, но, говорят, знатный был рубака. Вроде погиб в начале нынешнего года, в какой-то славной битве?
Лицо Морбана исказила гримаса скорби пополам с раскаянием.
– Потерял жизнь ни за что, вырвали у меня сына… Быть бы ему поменьше знатным рубакой, а побольше простым солдатом, сидел бы теперь с нами, грелся у костра…
Арминий покачал головой. Его губы тронула слабая улыбка:
– Но текла-то в нем твоя кровь, сигнифер. Он скорее рукой бы пожертвовал, чем позволил себе выйти из битвы. Воин создан для сражений, нравится это нам или нет. И твой внук был рожден не для писанины, во всяком случае, этого я в нем не вижу. Пройдет еще несколько лет, и он станет копией своего отца… при правильной подготовке, конечно.
Морбан фыркнул.
– Кто ж его будет готовить? Два Клинка слишком занят, ему центурией командовать надобно, да еще он, похоже, хочет голову сложить поскорее… Вот и получается, что мне не на кого оставить внука, как подопрет к пенсии…
С этими словами он подарил германцу выразительный взгляд, мол, гляди какие дела, и Арминий невесело улыбнулся в ответ.
– Не надо хитрить, Морбан, я твою игру насквозь вижу. Хочешь меня разжалобить, чтобы я вызвался тебе помочь, а вернее, снять ответственность за воспитание мальчишки. Но он твой внук, нельзя вот так запросто взять и отдать его в чужие руки. Впрочем, – он вскинул ладонь, останавливая возмущенный протест, – у меня есть что тебе предложить. Если ты, конечно, готов слушать.
Морбан склонил голову набок.
– Твоему сотнику я обязан жизнью. Он спас меня в сегодняшней мясорубке, пока я валялся без памяти по милости вон того четырехногого чудища. Центурион соскочил с седла, набросился на полдюжины человек сразу, а в руках всего-то было по мечу. Встал надо мной, не дал сдохнуть позорнейшей смертью, и за это я его тысячекратный должник… Так вот, сигнифер, я к подобной ответственности подхожу серьезно и, если понадобится, исполню свой долг любой ценой. У меня уже был разговор со Скавром, и до тех пор, пока мой хозяин командует вашей когортой, я буду приглядывать за центурионом Корвом, беречь его от беды. Однако я смертен – как и ты. Со временем и моя рука устанет держать меч. Мне потребуется ученик, которому я мог бы передать свое воинское искусство, навыки сражения, что с оружием, что врукопашную. Мне нужен паренек, который, возмужав, примет на себя мою нынешнюю обязанность беречь покой человека, который сейчас спит вон в той палатке. Твой внук и будет этим учеником, а под моим приглядом он и родного отца превзойдет в науке боя.
Морбан открыл было рот, но Арминий не дал ему и слова вставить.
– Твоя же роль во всем этом деле будет простенькой, но важной. Ты должен обеспечивать внука денежным довольствием, чтобы его амуниция отвечала всем требованиям, – а для этого надо держать себя в руках, чтобы не просадить всю пенсию в кости или на пойло. А если не сможешь выполнять это условие, придется тебе смириться с мыслью, что пусть твой внук и отважен не меньше родного отца, долгой жизни ему не видать, раз уж никто не научил его не поддаваться зову крови даже в пылу самой отчаянной битвы. Как оно и случилось – ты уж извини за откровенность – с твоим сыном, храни Митра его душу.
Первые минуты знаменосец не проронил ни звука, лишь смотрел германцу в лицо, но тот был непроницаем, как скала. Когда же наконец Морбан ответил, голос его дрожал от душевного волнения.
– Но ты обещаешь взять мальчишку под свое крыло? Обещаешь учить сражаться да приглядывать за ним, пока он не научится сам стоять за себя?
Арминий кивнул, столь же торжественный и серьезный, как и человек напротив.
– До тех пор, пока Скавр командует этими людьми, – да. Если же ему прикажут передать вашу когорту кому-то другому, тогда эта обязанность ляжет на кого-то еще. Но вплоть до того дня я приложу все силы, чтобы заменить твоему внуку отца.
Раненый гвардеец, мирно храпевший в темноте лазарета, вдруг очнулся и долю секунды не мог понять, что же выбило его из сновидения. Затем чья-то широченная ладонь пережала ему дыхательное горло, не дав и шанса позвать на помощь, даже если бы такая мысль и успела прийти преторианцу в голову. К нему склонилась темная фигура и зашептала на ухо слова, чей смысл был ничуть не мягче тона:
– Слишком много болтаешь, падаль. Жить надоело?
Гвардеец хотел помотать головой, утопая в панике пополам с непониманием, и даже потянулся было встать с постели, несмотря на резкую боль в простреленном бедре. Хуже того, загадочный мститель сунул руку ему под тунику и сдавил гонады, заставив выгнуться от боли. Последовала долгая пауза, раз уж преторианец не мог говорить, а нежданный гость просто ждал, когда начнутся спазмы. У лежавшего уже кружилась голова от нехватки воздуха, когда здоровяк заговорил вновь. На сей раз угроза в его голосе прозвучала совсем отчетливо:
– Хочешь, раздавлю их, как спелые сливы? А, гвардеец? Нет? Ну тогда лежи смирно, и я дам тебе подышать. Пикнешь – сдохнешь. Все понял?
Хватка на горле слегка ослабла, позволив сделать судорожный глоток воздуха.
– Не дергайся, и я расскажу тебе про мою маленькую досаду и о том, как ты поможешь с ней разобраться. Итак, сегодня к тебе наведывался твой центурион. Ты, конечно, решил, что я спал, но знаешь, на таких, как ты, у меня издавна уши навострены. Так вот, пока я делал вид, что дрыхну, до меня донеслось, что наша докторша якобы «что надо для забав». Что меня несколько огорчило, раз уж у них с моим сотником-побратимом кое-что наметилось. Мало того, ты и моего центуриона поименовать успел, дескать, некий Корв. И что же я узнаю дальше? Наша-то докторша, говорят, пропала куда-то, и нескольких часов не прошло. А в последний раз ее видели в компании тв