– Пожалуй, я им даже сочувствую. Я тоже на их месте бился бы до конца…
Марк приподнял бровь на тон, которым Арминий произнес эти слова, хотя и не стал отвечать сразу. Вместе с германцем он проводил взглядом очередного угрюмого ратника со связанными руками, которого протолкали сквозь тунгров, где и сбили с ног в общую кучу к другим пленникам, что сидели на земле под присмотром пары легкораненых ауксилиев.
– А чего ты их жалеешь? Этот парень вполне мог вышибить тебе мозги, и ты много чего упустил бы из нашей захватывающей жизни. Что, если… Эй! – Марк вскинул меч и показал им на одного из стражников. – Не суйся так близко!
Солдат неловко отсалютовал раненой рукой и, отступив на пару шагов, убрал меч, которым махал чуть ли не на расстоянии пальца перед понурыми лицами.
– Так, о чем я?.. А! Вот я и говорю, согласился бы ты взамен быстрой смерти и наскоро вырытой могилы…
Марк вновь сам себя оборвал. На сей раз виной был эскадрон, чей командир натянул поводья возле сотника, ведя за собой еще одного коня.
– Центурион! Не желаешь изобразить из себя кавалериста напоследок? Кое-кто из вениконов ушел через брешь в нашей обороне, и Лициний приказал собрать лучших людей, чтобы на них поохотиться. Брось ты этого волосатого бугая, айда с нами!
Марк вскинул лицо на всадника, прикрывая глаза от солнца козырьком ладони.
– А-а, декурион Феликс! Ты опять мне подсовываешь Ослиную башку? Пока я себе шею не сверну, не успокоишься?
Конник ухмыльнулся в ответ, показывая на оседланную лошадь.
– Так ведь теперь с ним никто не совладает, кроме тебя! Сам виноват, нечего было потакать каждому его капризу. Ладно, давай поживее, не то синеносых и след простынет. Кстати, твой трибун просил передать, что Кальг тоже удрал.
– Кадир! – Опцион, из задней шеренги руководивший притоком сдающихся в плен, обернулся на зов. – Мне надобно кое с кем поквитаться! Ты за старшего!
Когда Марк, не говоря ни слова, выхватил копье из руки ближайшего легионера и махом вскочил в седло, Феликс заметил:
– Да-а, он предупреждал, что эта новость тебя особенно взбодрит.
Они пустили коней на вершину холма, увлекая за собой эскадронную колонну. Не прошло и нескольких минут, как турма настигла наиболее отставшего из тех вениконов, которые предпочли бежать, как только легионы взялись перекрывать путь к спасению. Болезненно припадая на раненую ногу, долговязый и тощий варвар из последних сил рвался прочь от поля битвы, но декурион опустил пику и, дав шенкелей коню, многоопытной рукой пробил веникону затылок. Выдернув длинное хищное лезвие в фонтане крови, он даже не оглянулся на свою жертву, когда тот, осев на колени, повалился ничком на дерн.
– Вон они! Цепью, за мной, марш-марш!
Всадники сперва преследовали отдельные группы варваров, чьи раны не позволяли бежать быстро, затем принялись охотиться на побросавших оружие вениконов, которые уже не желали ничего, кроме как выжить. Тех, кто кидался ниц, отдаваясь на милость победителя, оставляли нетронутыми и лишь выделяли по одному коннику, чтобы он их стерег, ну а того, кто продолжал бег или оборачивался, чтобы дать бой, безжалостно давили лошадьми и кололи копьями.
– Смотри!
Блестящей от крови пикой Феликс показал на небольшую ватагу ратников, которые что было сил торопились к спасительному лесу. У Марка окаменело лицо: вот он, долгожданный миг.
– Это Кальг! Отсекайте остальных! И чтоб никто не смел тронуть типа в багряном плаще!
Варвары, застигнутые в чистом поле, побросали оружие на землю и вытолкали сельгова навстречу кавалеристам. Кальг стряхнул с плеч чужие руки и с надменно вскинутым подбородком шагнул вперед, упираясь грудью в наконечник копья, которое выставил Марк.
– Ладно, отпрыск двух мертвых отцов, забирай мою жизнь. Давай, насладись местью, проткни меня. Если, конечно, не хочешь узнать, что твой настоящий отец писал про тебя в своих неотправленных письмах.
Всадив копье в дерн, Марк спешился и с потемневшим от гнева лицом шагнул к варвару, держа ладонь на рукояти гладиуса.
Кальг ухмыльнулся.
– Как я и намекал вчера, легат был изрядным бумагомаракой. Мне пофартило захватить целый сундучок, до верху набитый личными документами, а среди них и несколько свитков, которые он, судя по всему, писал для тебя на протяжении многих лет. Ах, до чего трогательные слова умел он подобрать! Сколько надежд питал в твой адрес! А как он вспоминал те редкие случаи, когда доводилось увидеть родного сына одним глазком, навещая твоего приемного отца! А знаешь…
– Достаточно.
Варвар недоуменно заморгал и вновь открыл было рот, но в тот же миг увидел под носом гладиус Марка.
– Заткнись. Почем я знаю: может, ты все это сочиняешь на ходу, оттягивая время? Надеешься, что я отведу тебя к своему командиру, чтобы он отослал интересный подарок в Рим, ведь ожидаются празднества по случаю нашей победы? А уж в метрополии, если повезет, удастся протянуть еще с годик-другой, да и вообще, глядишь, вдруг получится заговорить зубы императору, он возьмет тебя и помилует. Такие случаи бывали. Где гарантия, что ты не выкрутишься?
Кальг криво усмехнулся.
– Так, значит, не хочешь узнать полную правду? Придется тебе…
Он пошатнулся от прямого удара в челюсть и в полуобморочном состоянии осел на землю. Не дожидаясь, что еще мог сказать предводитель сельговов, Марк шагнул вперед, выставив украшенный орлом гладиус, и точно рассчитанным выпадом проткнул Кальгу левую икру, после чего, провернув лезвие, выдернул меч, одновременно перерезая ахиллесово сухожилие. Кальг вскинул лицо к небу, заходясь визгом, и Марк проделал то же самое с его правой ногой. Затем сорвал с врага багряный плащ, мгновенными взмахами выкроил из ткани две длинные полосы и, отшагнув назад, бросил их на корчащегося от боли варвара. Не сводя с него безжалостного взгляда, молодой центурион промолвил:
– Перевяжись. Это и есть твой приговор, Кальг. Сами раны не смертельны, но ты уже никогда не встанешь на ноги. А теперь сиди здесь и жди смерти. Думаю, волки не замедлят появиться, тем более что отпугивать их некому. Ну а если не сожрут звери, так не подведут вотадины: уж они-то точно не дадут тебе сдохнуть медленно. При желании можешь покончить с собой – если, конечно, в тебе сыщется мужество самому себе перегрызть вены. Хотя лично мне сдается, что ты будешь тянуть до упора, надеясь на самый призрачный, невероятный шанс. Согласен, выбор невелик, но он куда более щедр, чем то, что по твоей милости досталось моему родному отцу.
Он отвернулся и вскочил в седло, бесстрастно встречая вопросительный взгляд Феликса.
– Хватит с них, пожалуй. Пусть живут, кому повезло добраться до леса. Ну а всех остальных – к прочим рабам…
Часом позже небольшой отряд всадников, с чьих седел свисали отрубленные головы, спустился с холма, гоня перед собой ковыляющих в изнеможении пленников. Марк в сопровождении Феликса шагом подвел серого к командирам, устало спешился и, отсалютовав обоим трибунам, протянул Скавру остатки Кальгова плаща. Тот, мельком оглядев тряпье, в свою очередь передал его Лицинию, и кавалерист, сухо кивнув, швырнул трофей одному из своих телохранителей.
– Стало быть, отомстил за отца?
– Раскроил поджилки да оставил зверям.
Лициний поморщился, с кривой усмешкой бросая взгляд на Скавра.
– Напомни, чтобы я не вздумал ссориться с нашим юношей… Что ж, коли Кальг с Друстом мертвы, неприятностей от местных племен ждать уже не следует. Во всяком случае, пока не подрастет нынешний молодняк. А уж когда те решат поквитаться за предков, ими займется кто-то другой. Кто знает, может, нам и удастся вернуть на место гарнизоны по всему северному валу, раз так много полегло татуированных дикарей, а еще больше разбежалось по домам.
Тем временем Марк, вновь оседлав серого, разглядывал картину побоища после катастрофического разгрома вениконов. В точке прорыва оборонительной цепи, на месте самой жаркой сечи, навалили целый курган из трупов. Солдаты бродили по полю: собирали своих убитых и складывали их в аккуратные ряды. Там с них снимали оружие и доспехи, готовя к погребальному костру, бревна для которого тунгрийские центурии первой линии уже заготавливали в соседнем лесочке. В другом углу поля многочисленная группа варваров жалась друг к другу под нацеленными копьями легионеров-стражников. Из людской массы одного за другим вытаскивали по человеку, бесцеремонно обыскивали, а затем привязывали к длинной веренице морально раздавленных людей перед долгим походом к рабству.
– Командир, так скольких из них мы прикончили?
Трибун-петрианец проследил за его взглядом.
– По моим прикидкам, порядка пяти тысяч. Кровавая баня, если честно. Когда мы прижали врага к лесу, наши люди так разошлись, никакими приказами не остановишь. Да оно и понятно, особенно если вспомнить наши потери при их первоначальной атаке. – Он мрачно усмехнулся, подметив, до чего насупился Марк. – Мы недосчитались свыше четырех сотен, по большей части при латании прорубленной Друстом бреши. Помимо трибуна Лената и никчемной дряни по имени Кануций, мы лишились примипила Нэуто и еще трех центурионов, пока Шестой легион прикидывал, стоит ли вмешиваться. Если бы Кануция не прикончили его же собственные люди, я бы, пожалуй, проделал это самолично… Что же касается посмертных денег, то, думаю, выручка за пару тысяч рабов окажется неплохим подспорьем для осиротевших семейств, пусть даже такой приток товара и собьет цены. Ну и, наконец, раз ты помог Шестому легиону хоть как-то обелиться, прикончив полоумного лиходея, заварившего всю эту кровавую кашу, я бы посоветовал тебе…
Он умолк, заслышав пение горна. Марк повернулся в седле, глядя вдаль поверх голов хлопочущих солдат.
– Какой-то всадник с запада. По доспехам вроде офицер.
Лициний пару секунд задумчиво хмурился, затем медленно кивнул.
– Ну конечно. Они прошли вслед за вениконами. Этого стоило ожидать… Ладно. Прошу следовать за мной, потому как, если мои предчувствия верны, это дело касается каждого из нас.