Последние кадры: царскосельский парк, юноши, обнявшись, идут по аллее, покачивающиеся ветви деревьев осеняют их, вступающих в жизнь, и песня, томительная и прекрасная:
Шесть лет промчались, как мечтанья,
В объятьях сладкой тишины,
И уж Отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Простимся ж, братья, рука в руку,
Обнимемся в последний раз,
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, породнила нас…
Вспыхнул свет и оборвал очарование. Мы взглянули друг на друга и тут же молча, всем классом, пошли покупать билеты на следующий сеанс…
А через несколько дней, придя в школу, я столкнулась в раздевалке со странным мальчиком, которого раньше не видела. Меня поразила его одежда: сандалии поверх теплых носков, брюки гольф и темно‑зеленый свитер толстой вязки с широкой белой полосой у горла. Длинные темные волосы смешно подбриты спереди, чтобы увеличить и без того большой выпуклый лоб. Мясистый нос, губы, вывернутые по‑негритянски, и глаза… Ну конечно, только у него могли быть такие глаза, большие и длинные, темные и прозрачные одновременно. Он не был красив, но людей, более располагающих к себе, мне потом редко приходилось встречать.
А по лестнице уже бежали ребята:
– Валька, ты снова к нам? Здорово, молодец!
Я не знала, что Валентин Литовский ученик нашей школы и что учился он в седьмом классе, когда его в числе других претендентов на роль Пушкина нашел режиссер Народицкий и увез в Ленинград на съемки. Фильм вышел на экраны, и Валя снова сел за парту, чтобы постигать премудрость алгебры и геометрии, естествознания и истории.
Одноклассники окружили его (это были ребята на год старше меня), хлопали по спине, толкали, забрасывали вопросами.
– Молодец, Валька, мирово сыграл! Не подкачал!
Он улыбался смущенно и ласково, на щеках, сквозь смуглоту, проступил легкий румянец, глаза блестели. Он что‑то отвечал всем сразу, и потому слов нельзя было разобрать. Я заметила только, что он неестественно растягивает слова, – так разговаривают люди, страдающие заиканием.
Я давно уже повесила на вешалку свое пальто, но продолжала стоять, глядя на галдящих ребят, и, когда они веселой гурьбой двинулись вверх по лестнице на четвертый этаж, где занимались старшие классы, медленно поплелась за ними», – вспоминала Лидия Либединская.
От себя же добавим, что Валентин Литовский – сын Осафа (Уриела) Семеновича Литовского. Литовский, по мнению ряда булгаковедов, послужил прототипом критика Латунского из «Мастера и Маргариты», которого Булгаков с таким остервенением уничтожал руками Маргариты, летающей на щетке по комфортабельной квартире критика. Но все же Латунскому повезло больше Берлиоза, которому Михаил Афанасьевич просто‑напросто оттяпал голову трамваем. Под Берлиозом принято подразумевать еще одного ненавистного писателю критика – Авербаха.
Пушкинский праздник в 1937 г.
Вернемся, однако, к 1937 г. и его роли в истории Пушкинской площади. Тот год памятен многим. И уже само числительное «тридцать седьмой год» стало нарицательным.
Этот же «тридцать седьмой год», но уже из другого века стал роковым и для Александра Сергеевича Пушкина. Сто лет со дня смерти поэта широко отмечалось в СССР, а ведь дата вроде бы не праздничная, чтобы к ней так готовиться. Но это вполне соответствовало духу того времени, а главное, сложившейся в том году обстановке.
Поэт Евгений Долматовский так откликнулся на столетие:
И нас в боях овеяло стихами,
Огнем его бессмертья. Потому
Встал Пушкин рядом с нашими вождями
И наше счастье – родина ему.
Он долго ждал, чтоб сделаться счастливым.
Теперь, сосредоточены, тихи,
Районные партийные активы
До ночи слушают его стихи…
Главным подарком поэту от «наших вождей» стало, видимо, разрушение Страстного монастыря, религиозные власти которого препятствовали в свое время установке памятника. Дело в том, что скульптор А.М. Опекушин хотел поначалу поставить памятник на Страстной площади, перед монастырем, чтобы лучи восходящего солнца освещали склоненную голову поэта. Но настоятельница монастыря не согласилась, и памятник пришлось поставить в начале Тверского бульвара. Когда в 1950 г. памятник переносили, то сослались именно на этот факт – мол, первоначально скульптор хотел видеть свое произведение именно на площади. Но объяснение это кажется уловкой. Кто, например, ныне помнит, что когда‑то Страстная площадь рассматривалась как пристанище для другого монумента – Минину и Пожарскому. Было это в двухсотую годовщину окончания Смуты, то есть в 1812 г., но ведь это не является веской причиной для изменения «прописки» памятника гражданину Минину и князю Пожарскому.
А началась история памятника Пушкину в начале 1860‑х гг., когда отмечалось 50‑летие Царскосельского лицея и бывшие лицеисты, друзья поэта, обратились к Александру II с ходатайством о разрешении соорудить памятник великому поэту. Дозволение на строительство и на сбор средств на это по всей стране было получено: «Государь Император высочайше соизволил повелеть открытие подписки поручить Министерству внутренних дел, самый же памятник поставить в Царском Селе, в бывшем лицеистском саду».
Прошло почти десять лет, но дело продвигалось медленно – на памятник удалось собрать лишь чуть более 13 тысяч рублей. Поэтому для поиска недостающих средств в 1870 г. был создан специальный комитет, в который вошли бывшие воспитанники лицея разных выпусков.
Вполне естественно, что этот комитет избрали именно 19 октября 1870 г. Состоял он из семи человек. Почти сразу же комитет обратился через газеты к населению России: «Значение Пушкина так сознается всеми, права на его памятник так несомненны, что к сказанному добавить нечего. Пусть только всякий сочувствующий великому поэту принесет свою посильную лепту: как бы ни была она ничтожна сама по себе, она получит свой вес в итоге пожертвований…»
Тщанием комитета было собрано более 100 тысяч рублей. Нельзя сказать, чтобы подписка поистине стала всенародной. Например, власти Санкт‑Петербурга, в то время столицы России, не только не приняли участия в подписке, но и не нашли даже места для памятника. Поэтому было принято решение ставить памятник на родине поэта. Комитету удалось добиться разрешения на установку монумента в Москве, где поэт родился, жил, венчался с Натальей Гончаровой.
В 1872 г. был объявлен первый конкурс на сооружение памятника. В конкурсе приняли участие многие скульпторы России, в числе которых были М.М. Антокольский, И.Н. Шредер, А.М. Опекушин. Через год, в 1873 г., все пятнадцать представленных проектов были рассмотрены. Но ни один из них не устроил жюри.
На второй конкурс было выдвинуто девятнадцать проектов. Из них отобрали только два – А.М. Опекушина и П.П. Забелло. Победителям предложили доработать проекты и представить их на третий – окончательный – конкурс.
К третьему конкурсу, к удивлению Опекушина и Забелло, были допущены не только их работы, но и тех, кто уже был «отсеян», – Антокольского и Шредера. Но все же в третьем конкурсе самыми интересными жюри признало два проекта, под номерами 13 и 15. Обе эти работы принадлежали скульптору Александру Михайловичу Опекушину. Жюри отдало предпочтение его работе «как соединяющей в себе с простотою, непринужденностью и спокойствием позы – тип, наиболее подходящий к характеру наружности поэта».
Опекушин был уроженцем деревни Свечкино близ Ярославля. В 1850 г. отец отдал его, крепостного двенадцатилетнего мальчика, в артель лепщиков, работавшую в Петербурге. Мальчик быстро освоил лепку цветов и орнаментов, на которой специализировалась артель, и артельщики, оценив его способности и трудолюбие, вскладчину определили его учиться в рисовальную школу Общества поощрения художников.
В пятнадцать лет Опекушин устроился на работу в мастерскую датского скульптора Д.И. Иенсена. Хозяин оценил талант юного лепщика и не только сам начал учить его мастерству, но и, став профессором Петербургской академии художеств, помог тому стать вольноприходящим учеником. С помощью Иенсена в 1859 г. на двадцать первом году от роду Александр Опекушин за 500 рублей выкупился на волю.
Он успешно учился в академии, о чем свидетельствует полученная им в 1862 г. малая серебряная медаль, а в 1864 г. – звание «неклассного художника».
Молодой скульптор работал вместе с М.О. Микешиным, создававшим памятники «Тысячелетие России» в Новгороде и Екатерине II в Санкт‑Петербурге. В первом памятнике резцу Опекушина принадлежит фигура Петра I, во втором – девять фигур сановников императрицы. За последнюю работу в 1870 г. «бывший крепостной человек помещицы Ольхиной» был удостоен диплома классного художника 1‑й степени, а в 1873 г. за статую сидящего Петра I – звания академика.
В течение пяти лет после победы на конкурсе лепил Опекушин фигуру Пушкина в натуральную величину. Она была отлита и установлена на пьедестале, изготовленном по проекту архитектора Богомолова, мастером каменного дела Бариковым.
Открытие памятника должно было стать главным событием Пушкинского праздника 1880 г., среди участников которого были видные представители московской и петербургской интеллигенции, делегации из других городов России. Организаторами торжеств выступили Общество любителей российской словесности, Московский университет и Московская городская дума. Открытие памятника назначили на день рождения поэта – 26 мая по старому стилю, но 22 мая скончалась императрица Мария Александровна, и торжество пришлось перенести на 6 июня по старому стилю (какое удивительное совпадение – мы отмечаем день рождения Пушкина тоже 6 июня, но по новому стилю. Вот и не верь после этого в магию чисел!).
Открытие памятника А.С. Пушкину
Пушкинский праздник начался 5 июня открытием Пушкинской выставки в помещении Благородного собрания и торжественным приемом в Городской думе. 6 июня участники праздника собрались на торжественный акт в университете, где были прочитаны доклады о Пушкине ректором Н.С. Тихонравовым, историком В.О. Ключевским и филологом Н.С. Стороженко.