Наконец кому‑то пришла мысль заглянуть в кинотеатр. И каково же было изумление этого человека, когда на тумбах, с двух сторон широкой мраморной лестницы, ведущей в зал, он увидел мирно дремавших львов, которых он, впрочем, не сразу узнал, потому что львы стали ярко‑зеленого цвета.
Хозяин не поскупился на краску, и, когда львы, несмотря на уверения хозяина, что это совсем другие львы, были возвращены законным владельцам, пришлось очень долго отмывать и отскребать краску, въевшуюся в пористый камень, прежде чем львы снова оказались на воротах…
«В кинотеатр «Арс» мы ходили по вечерам с родителями. Чарли Чаплин, Пат и Паташон, Монти Бенкс, Бестор Киттон под звуки пианино, извлекаемые худым и длинным тапером с пышной седеющей шевелюрой, с экрана развлекали зрителей. Моим любимым героем был задумчиво‑грустный Гарольд Ллойд в соломенном канапе, очках и узких брючках. Было что‑то непередаваемо трогательное в том, как он нелепо и рассеянно размахивал большим сачком. В его походке и движениях ощущался человек, не приспособленный к существованию в окружающем его мире. Я не всегда понимала, почему в зале смеются, когда он попадал в нелепые ситуации, мне казалось, что его надо жалеть, а не смеяться над ним», – вспоминала Лидия Либединская.
После закрытия кинотеатра в здании открылся первый в Москве Детский театр под руководством Н.И. Сац. Довольно долгое время в репертуаре был лишь один спектакль, «Негритенок и обезьяна», тем не менее всегда собиравший переполненный зал.
Затем, в 1936–1948 гг., в здании работал Театр юного зрителя.
В 1948 г. на базе оперно‑драматического театра был создан Московский драматический театр имени К.С. Станиславского, располагающийся здесь и по сей день. В разные годы театром руководили М.Н. Кедров, М.М. Яншин, А.А. Попов и другие.
Что же касается правой части здания, то она предназначалась его владельцами Шаблыкиными для сдачи внаем. Ныне о Шаблыкиных никто и не вспомнит, а когда‑то им принадлежала чуть ли не треть всей Тверской улицы. Они же числятся владельцами и здания бывшего Благородного пансиона на Тверской.
Иван Павлович Шаблыкин происходил из военного сословия, участвовал в подавлении польского восстания в 1831 г., за что был удостоен ордена Святого Владимира 4‑й степени с бантом. С 1840 г. перешел на гражданскую службу, став управляющим Владимирской, а затем и Московской губернской удельной конторой. Два года, с 1848 по 1850 г., пробыл он предводителем дворянства Владимирской губернии. Дослужившись до тайного советника, выйдя в отставку в 1858 г., он поселился в Москве. Ему не было тогда и пятидесяти лет. Общественная жизнь, вероятно, занимала его куда больше государственной службы. С головой окунулся Шаблыкин в атмосферу Английского клуба, став его дежурным старшиной, а 1872 г. он и вовсе приобрел его здание.
Среди прочих обязанностей, исполняемых Шаблыкиным с превеликим удовольствием, была одна святая – проба клубных обедов и ужинов. Сохранилось меню одного из обедов, состоящее из следующих блюд: «Навар из ершей с пельменями из судака, севрюжка стуфат, филейчики наваги, орли, соус томатный». Под меню стоит подпись: «Дежурный старшина покорнейше просит уведомить контору клуба, возможно ли Вам участвовать в обеде. Дежурный старшина И.П. Шаблыкин».
До середины 1960‑х гг. здесь были квартиры. По воспоминаниям проживавшего в 1950–1960‑х гг. в одной из коммунальных квартир ученого‑геолога Г.П. Вдовыкина‑Чурикова, жильцы дома представляли собой народ самый разнообразный: от сотрудников партийного аппарата до простых советских людей. А после расселения дома в 1968 г. в подвале обнаружили клад.
Тверская ул., дом 28Здесь жил Шехтель
Франц Шехтель (имя Федор он получил в 1915 г. при крещении) родился 26 июля 1859 г. в Санкт‑Петербурге. Вскоре после его рождения семья переехала в Саратов, где пребывали братья отца и имелась семейная недвижимость: крахмальный завод, ткацкая фабрика, театр. Об отце Шехтеля известно немного, лишь то, что он был инженером‑технологом. Мать же будущего архитектора Дарья Карловна (Розалия Доротея) происходила из Саратова, из богатой купеческой семьи Жегиных, хорошо знакомой с семьей тех самых Третьяковых, у которых она служила экономкой.
Доходный дом Пороховщиковых построен в 1871 г. по проекту архитектора А.Е. Вебера, имя которого уже встречалось нам в историях Дома актера и Елисеевского магазина. Но сейчас речь пойдет о другом не менее выдающемся зодчем, творческим почерком которого был создан новый облик Москвы на рубеже веков. Это Федор Шехтель, живший в этом доме с 1886 по 1889 г.
В 1871 г. Франц поступил в мужскую гимназию. Интересно, что рисованию и черчению он учился у того же педагога, что и Михаил Врубель (за пять лет до него). Родители Врубеля и Шехтеля принадлежали к довольно небольшому кругу саратовской интеллигенции, имели общих знакомых. Спустя годы Врубель и Шехтель не раз работали вместе. Так, «Шехтель первый пропагандировал М.А. Врубеля и пригласил его для росписи кабинета в доме А.В. Морозова и для панно и стеклянных витражей в строившемся тогда доме Саввы Морозова на Спиридоновке», – писал впоследствии работавший у Шехтеля архитектор И.Е. Бондаренко. По признанию самого Врубеля, с помощью Шехтеля ему «удалось много поработать декоративного и монументального». В 1873 г. Шехтель стал одним из сорока трех «казеннокоштных» воспитанников римско‑католической семинарии, после окончания которой в 1875 г. он переехал в Москву, в дом Третьякова.
Затем было Училище живописи, ваяния и зодчества, где он проучился в 1876–1877 гг. в третьем «научном» классе. Но Шехтель не получил законченного профессионального образования, начав профессиональную деятельность помощником у видных московских зодчих А.С. Каминского и К.В. Терского. Работая у последнего, Шехтель не просто помогал ему в проектировании театра «Парадиз» на Большой Никитской (ныне театр имени В. Маяковского), но и составил проект фасада. Позднее описываемый период жизни Шехтель характеризовал так: «Профессии не выбирал – было решено давно: конечно же архитектурное отделение училища живописи, ваяния и зодчества. Однако и работал: не птица Божия – кормиться надо. Жалею: был отчислен за непосещаемость. Зато у Каминского, Терского работал. С 24 лет самостоятельно».
Влияние Каминского на Шехтеля оказалось весьма велико. Талантливый проектировщик, акварелист, знаток русского и западных средневековых стилей, Каминский оставил в творческом багаже Шехтеля весомый остаток. По мнению биографов Шехтеля, именно после работы у Каминского у него сложился устойчивый и проходящий через всю его жизнь интерес к средневековому зодчеству. Не без влияния Каминского развился, вероятно, и колористический дар Шехтеля, благодаря чему его и по сей день считают непревзойденным мастером цвета в архитектуре. Наконец, Каминский сыграл большую роль в судьбе молодого зодчего, введя его в круг московского просвещенного купечества и обеспечив его рекомендациями среди состоятельных заказчиков.
С конца 1870‑х гг. Шехтель начинает работать самостоятельно. Но первое время занятия архитектурой занимают в его творчестве сравнительно небольшое, скромное место. Молодой зодчий иллюстрирует и оформляет книги, журналы, рисует виньетки, адреса, театральные афиши, обложки для нот, меню торжественных обедов. Вместе с братом А.П. Чехова, художником Николаем Чеховым, с которым он учился в Москве, Шехтель пишет иконы и создает монументальные росписи и панно.
Но самое большое место в деятельности молодого Шехтеля до конца 1880‑х – начала 1890‑х гг. занимает работа театрального художника. Он создает костюмы и эскизы декораций. Шехтель как театральный декоратор более всего тяготеет к сфере искусства, бывшей для конца XIX в. анахронизмом, – к эпигонской романтической декорации казенной оперной сцены. Он работает помощником известного декоратора Большого театра К.Ф. Вальца. Это одна сторона театральной деятельности молодого Шехтеля. Вторая – народный театр. Это направление своего творчества Шехтель реализовал в театре «Скоморох» М.В. Лентовского. Самая известная оформленная им постановка называется «Весна‑красна», о ее оригинальности можно судить по специально изданному альбому.
Так сформировались предпосылки для перехода Шехтеля из качества рисовальщика и оформителя в стезю архитектора. Что было довольно типичным для данного исторического периода конца XIX – начала XX в.: в архитектуру стали приходить люди, не получившие специального образования.
Объективно сложилась тенденция к всеобщему и радикальному обновлению устоявшихся норм, и не только в России. Повсюду в Европе это время выражается в наплыве в архитектуру лиц, минимально зараженных свойственными профессионалам предрассудками и потому более склонных к новшествам. Едва ли многие исторические периоды, разве только что эпоха Возрождения, могут похвалиться таким обилием проектирующих, работающих в области архитектуры и художественной промышленности живописцев. Все это, очевидно, было вызвано необходимостью переосмысления догматов своего искусства и искусства архитектуры, издавна считавшегося стилеобразующим.
Однако то, что для большинства художников – В.М. Васнецова, В.Д. Поленова, К.А. Коровина, А.Я. Головина, А.Н. Бенуа, С.В. Малютина, М.А. Врубеля и других – осталось все‑таки эпизодом, «архитектурными упражнениями», для Шехтеля стало делом и смыслом жизни. Уже в середине 1880‑х гг. по его проекту ведется застройка имений Кирицы и Старожилово в Рязанской губернии, строятся загородные дома в Московской и Ярославской губерниях, отделываются интерьеры московских особняков.
В 1886 г. Шехтель нанимает дорогую квартиру в доме на Тверской улице, а во дворе он устраивает свою первую мастерскую. Отрезок жизни, проведенный на Тверской, стал для него счастливым. В июле 1887 г. он привел сюда свою молодую жену, которой стала его дальняя родственница Наталья Тимофеевна Жегина. Тогда же Шехтеля причисляют к московскому второй гильдии купечеству. В апреле 1888 г. в семье Шехтель произошло пополнение – родилась дочь Екатерина, а в июле следующего года родился сын Борис. В 1889 г. Шехтели переехали уже в дом на Петербургском шоссе. С этого времени и до 1917 г. карьера зодчего развивалась только вверх.