А теперь я поведаю вам о своем преступлении.
Как я уже написал, мы с братом были близнецами. Если не считать одной-единственной родинки у меня на бедре, по которой нас различали родители, мы были полнейшим подобием друг друга. Я думаю, что даже количество волос у нас на голове, если кому-нибудь и вздумалось их пересчитать, совпало бы до последнего волоска.
Это-то абсолютное сходство и натолкнуло меня на мысль о преступлении.
И вот, в один прекрасный день я задумал убить своего брата. Скажу прямо, ненавидеть его у меня никаких особых причин не было. Правда, если не считать снедавшей меня зависти: по праву старшего брата и наследника он получил от родителей огромное состояние, не идущее в сравнение с теми жалкими крохами, что достались мне. В довершение ко всему девушка, которую я любил, стала не моей, а его женой — к этому ее принудили ее родители, польстившись на богатство и положение брата. Я завидовал ему, хотя и хорошо понимал, что мой брат передо мной ни в чем не виноват. Если уже и следовало кого-нибудь винить, то только наших родителей, которые щедро одарили одного сына и обделили другого. Что же касается женитьбы брата, то он, судя по всему, даже не догадывался, что его невеста в свое время была моей возлюбленной.
Мистер Купер, я иногда думаю, что, окажись на моем месте кто-нибудь другой, ничего дурного и не случилось бы. Но, на свою беду, я уродился человеком достаточно ничтожным и к тому же совершенно не умеющим обращаться с деньгами. Главное же — в моей жизни не было определенной цели. Дешевый прожигатель жизни, я заботился только о том, как извлечь побольше удовольствий сегодня, а о том, что меня может ждать завтра, даже не задумывался. Вполне возможно, что это было своеобразной реакцией на отчаяние, охватившее меня, когда я понял, что все богатства и любимая девушка достались другому. Что касается моей доли в наследстве, то, хотя она и составляла достаточную сумму, чтобы вести достойный образ жизни, я быстро истратил все.
Мне не оставалось ничего другого, как просить денег у брата. Видя, что моим просьбам не будет конца, что я злоупотребляю его щедростью, брат перестал ссужать меня деньгами и, в конце концов, недвусмысленно дал понять, что я не в праве рассчитывать на его помощь, пока не изменю своих пагубных привычек.
И вот однажды, когда я в очередной раз возвращался от него несолоно хлебавши, в моей голове мелькнула страшная мысль. Она показалась мне настолько чудовищной, что я содрогнулся и постарался как можно быстрее выбросить ее из головы. Но шло время, и постепенно мысль эта переставала мне казаться такой страшной: если действовать решительно и при этом осторожно, думал я тогда, можно без особого риска вернуть себе и деньги, и возлюбленную. Несколько дней я тщательно взвешивал все «за» и «против» и, наконец, почувствовал, что готов к осуществлению этого воистину дьявольского замысла.
Повторяю вам, мистер Купер, мой брат ничем не заслужил моей ненависти. Прирожденный эгоист, я хотел лишь любой ценой обрести богатство и благополучие, Однако я оказался — как теперь понимаю — не только эгоистом, но и порядочным трусом, так что, если бы осуществление задуманного было чревато для меня хотя бы малейшей опасностью, я ни под каким бы видом не пошел на это. Но в том-то и дело, что мой план начисто исключал какой-либо риск. Во всяком случае, мне так казалось.
Итак, мистер Купер, я приступил к осуществлению своего замысла. Для начала я взял себе за правило чаще бывать в доме брата, стараясь примечать и запоминать все подробности, вплоть до мельчайших, связанных с повседневным бытом его семьи. Я не упускал из виду ни единой мелочи и со временем настолько в этом преуспел, что знал даже, как именно и куда мой брат вешает полотенце после купания и автомобильное масло какой именно фирмы предпочитает.
Через месяц с небольшим подготовительная работа была завершена, и тогда, улучив момент, я сообщил своему брату о намерении отправиться на заработки на Аляску — я даже показал ему газетную вырезку, где одна фирма, вербуя рабочих, обещала хороший заработок. Поскольку я был холостяком, то эта внезапная затея не могла показаться ему ни подозрительной, ни сумасбродной. Брат мой, более того, остался очень доволен тем, что я, наконец, решил остепениться, хотя мне, грешным делом, показалось, что в нем скорее говорила радость избавления от обузы. Как бы то ни было, на прощание он оставил мне что-то около десяти тысяч долларов на первые расходы.
Вскоре, выбрав день, наиболее, как мне показалось, благоприятный для осуществления задуманного, я отправился с братом и его женой в аэропорт. Дождавшись, пока объявят посадку, брат с женой ушли, а я, выбросив билет и зайдя в туалет, перочинным ножиком срезал свою предательскую родинку с бедра. Теперь уже я был абсолютно точным подобием брата.
Переночевав в гостинице и переодевшись в заранее подобранный костюм, такой же, какой носил мой брат, я в заранее рассчитанное время подкрался к его дому. Осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание, я перелез через забор и очутился в саду. Час был ранний, и опасаться, что кто-нибудь в доме меня заметит, не приходилось. Я беспрепятственно добрался до старого колодца в дальнем углу сада.
Этот заброшенный колодец опять-таки был существенной деталью моего плана. Колодец давно уже высох, и брат, посчитав, что оставлять в саду эту «волчью яму» небезопасно, намеривался в самое ближайшее время засыпать его землей. Земля уже была приготовлена, она горкой высилась возле колодца, дожидаясь, когда у садовника дойдут до нее руки. Накануне своего мнимого отъезда на Аляску я зашел к садовнику и, на правах брата хозяина, велел ему заняться колодцем утром того самого дня, когда было запланировано убийство.
Я затаился в кустах и стал ждать удобного момента. С минуты на минуту тут должен был появиться мой брат — он имел обыкновение каждое утро прогуливаться по саду. Нервы у меня были напряжены до предела, меня трясло, как в самой настоящей лихорадке. Под мышками выступил холодный пот и ручьями скатывался по рукам. Время тянулось мучительно долго. Мне уже начинало казаться, что я провел в своей засаде целую вечность, когда, наконец, двери дома раскрылись, и на пороге появился мой брат. Моим первым побуждением было вскочить и бежать прочь без оглядки как можно дальше, однако колоссальным усилием воли я заставил себя не делать этого.
Когда брат поравнялся со мной, я одним прыжком выскочил из своей засады и оказался у него за спиной. В следующий миг я накинул ему на шею загодя припасенную веревку и принялся в исступлении его душить. Веревка сдавила ему горло, он из последних сил старался повернуть голову, вероятно, желая перед смертью увидеть лицо убийцы. Я со своей стороны пытался не допустить этого. Но голова брата, словно под действием приводного ремня, неумолимо поворачивалась ко мне, и в предсмертной агонии глаза его остановились на моем лице. В эту минуту его налившееся кровью опухшее лицо исказила гримаса крайнего ужаса — этого выражения не смогу забыть никогда, оно, наверное, будет преследовать меня и на электрическом стуле. По телу брата пробежала последняя судорога, он обмяк и рухнул на землю. Мои ладони онемели от страшного напряжения, и мне пришлось долго тереть их, прежде чем я смог начать действовать дальше.
Едва переступая на ватных ногах, я подтащил бесчувственное тело брата к колодцу и сбросил его вниз, после чего с помощью лежавшей рядом лопаты стал присыпать его землей.
Если бы кто-нибудь наблюдал разыгравшуюся сцену со стороны, у него, наверное, возникло бы ощущение чудовищного кошмара: некий человек, словно раздвоившись, в молчаливом исступлении душит своего двойника.
Так вот я принял на душу смертный грех — убил родного брата. Наверное, вам, мистер Купер, трудно представить себе, как это у меня поднялась рука на единственно близкого мне человека. Что ж, подобное недоумение мне целиком понятно. Именно потому, что мы были братьями, у меня и появилась мысль об убийстве. Не знаю, доводилось ли вам испытывать это самому, но, как ни странно, близких людей зачастую связывает не любовь, а, скорее, острая ненависть. Об этом немало написано в книгах, так что, мистер Купер, не я первый, не я последний. Причем вражда к родному и близкому человеку, как правило, куда сильнее и непримеримей, чем к постороннему. Какою же она должна быть к брату, похожему на тебя, как две капли воды!.. Мне иногда кажется, что даже если бы не существовало иных причин, одного этого сходства было бы вполне достаточно, чюбы придти к мысли об убийстве. Не что иное, как ненависть — это я теперь хорошо понимаю! — помогло мне, трусу, совершить это преступление.
Присыпав труп брата землей, я не торопился покидать место преступления. Примерно полчаса спустя на дорожке показался садовник в сопровождении прислуги. Садовник и прислуга, разумеется, хорошо знали о моем отъезде на Аляску. Меня охватило волнение, мне впервые предстояло сыграть роль брата. Но я взял себя в руки и, подражая его голосу, как ни в чем не бывало, сказал: «А-а, вот и садовник собственной персоной. А я встал пораньше и решил вам немного помочь… Надеюсь, за день вы управитесь с колодцем? Что ж, не буду мешать вам…»
И, копируя походку брата, я неторопливо зашагал к моему уже дому.
Все шло как по маслу. Целый день я провел в кабинете брата, усердно изучая его дневники, счета и расходные книги — ведь это было единственное, чего мне не удалось сделать за все время подготовки к убийству. А вечером я уже сидел перед телевизором с его ни о чем не подозревавшей женой — теперь она уже принадлежала мне. Я весело болтал о разных пустяках и смеялся, как это обычно делал по вечерам мой брат. Ночью, набравшись храбрости, я даже рискнул предложить ей близость. Правда, в этот момент я уже не чувствовал в себе прежней уверенности — подробности интимной жизни погибшего брата мне, разумеется, не были известны. Но меня поддерживала надежда, что даже в случае разоблачения я не рискую ничем — ведь, как-никак, она в свое время питала ко мне самые нежные чувства. Однако все было просто замечательно — она не заметила никакой подмены. Так я совершил еще один страшный грех — прелюбодеяние с женой брата.