– Как потеряю – так и восстановлю! Тебе-то какое дело?
– Мне вообще нет дела до твоих документов! Можешь хоть без них жить! Вот мои документы всегда в порядке, в отдельной папке.
– Поздравляю тебя!
– Но когда с меня требуют на работе твое свидетельство о рождении, а ты не можешь его предоставить…
– Да еду, еду уже, мам, не начинай снова!
Даша проверила в сумке паспорт, накинула коричневую кожаную куртку и скорее вышла. Настроение было дурацкое: субботнее утро, нет чтобы отдыхать после офисной недели, а ей ехать в ЗАГС, да еще мамино напутствие в дорогу. Как всегда, поругались. Она перерыла весь дом в поисках этого свидетельства, которое требовалось маме для оформления пенсии…
«Замуж надо скорее, чтобы с ней разъехаться», – думала Даша, подходя к троллейбусной остановке и щурясь от солнца. Замуж было не за кого. С последним своим парнем она разошлась пару месяцев назад, а нового еще не встретила. – «Двадцать три года – это еще ничего, – успокаивала себя она, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы. – Большинство одноклассниц-однокурсниц тоже еще не замужем».
Троллейбус был почти пустой, она села на самое высокое место у окна и поплыла по Ленинскому проспекту. Просторному, нарядному, свежему – с веселыми рядами деревьев по обе стороны, с пешеходными зонами и маленькими дорожками-дублерами по бокам. С широкой лентой газона по центру, вместо разделительной полосы, на которой мелькали клумбы разноцветных тюльпанов – сиреневых, желтых, красных – как всегда в мае. Вдаль до горизонта тянулись сталинские восьмиэтажки из песочного кирпича с чуть покатыми серыми крышами. Где-то там впереди титановый Гагарин, взмывающий ввысь, сам – будто ракета, а за ним два изящных дома с башнями – въездные ворота в город. Но она выйдет раньше.
Даша любила шутить, что неравнодушна к Ленинскому проспекту, потому что это первая улица, по которой она в своей жизни прокатилась. Она родилась в Первой Градской, в начале проспекта, и, выписавшись с мамой из роддома, поехала вниз по всему Ленинскому до улицы Обручева.
А вот и мама, легка на помине. Даша выхватила из сумки готовый пуститься в пляс от оглушительного трека телефон. Открыла красную крышку.
– Да, мам.
– Ты уже в ЗАГСе?
– Нет, еду в троллейбусе.
– Тебе дадут квитанцию, ее надо оплатить. Сбербанк там рядом, в соседнем здании, тебе надо пройти немного назад.
– Да знаю я! По карте посмотрела! Почему ты держишь меня за идиотку?!
– Кто есть, за того и держу!
– Отлично! Пока!
Нет, это было невозможно. Разговаривать с мамой спокойно было невозможно. То Даша вспылит, то мама, то они обе – казалось, их раздражала сама необходимость общаться друг с другом, решать какие-то дела. «Скорее получить повторное свидетельство и больше с ней не разговаривать!» – решительно подумала Даша и вышла на нужной остановке.
ЗАГС находился на первом этаже одной из вытянутых вдоль проспекта восьмиэтажек. Возле него уже был припаркован длинный кремовый лимузин, украшенный спереди пластмассовыми золотистыми кольцами и искусственными цветами. Даша зашла в боковую дверь, где был архив, взяла квитанцию, сходила в банк, оплатила и вернулась к прозрачному стеклу архива с окошком посередине.
Девушка за столом что-то писала, в ожидании Даша стала рассматривать стеллажи за ее спиной. Там были книги. Много больших книг-альбомов, на белых корешках которых значилось: «Рождение 1973», «Брак 1958», «Смерть 1965». Множество разных дат, и везде слова «рождение», «брак» или «смерть». В Дашиной голове понеслись по Ленинскому проспекту с разной скоростью поколения москвичей второй половины двадцатого века. Как, интересно, приезжали регистрировать рождение в 1973-м? Наверное, на смешном желтом «Икарусе» с удивленными круглыми фарами. А брак в 1958-м? Должно быть, брали напрокат «Победу» – тоже с круглыми фарами и с вытянутым горбатым носом. Ленинский же был совсем пустой тогда, и «Победа» новобрачных могла никого и не встретить по пути. А свадебные платья? Чуть ниже колен, с широкой юбкой-колокольчиком?
Сотрудница архива принесла толстую книгу, на корешке которой значилось «Рождение 1986», открыла на нужной странице и прочитала:
– Отец: Емелин Александр Иванович. Мать: Емелина Марина Ивановна. Ребенок: Емелина Дарья Александровна, дата рождения: второе февраля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года». Все верно?
– Да, – тихо ответила Даша.
Даша смотрела сквозь окошко на черный чернильный каллиграфический почерк, которым были выведены имена ее родителей – ровно двадцать три года назад. Подумала, что их как будто потревожили после долгого сна: достали с полки, где те стояли неподвижно бог весть сколько лет, произнесли, озвучили – а последний раз они звучали в этих стенах как раз тогда, морозным февральским днем, когда папа пришел регистрировать ее рождение. Наверняка это был папа, который еще не развелся с мамой и не уехал в новую квартиру, – молодой, усатый, в цигейковом пальто, а мама осталась дома с ней, поздним ребенком-первенцем нескольких недель от роду. Даша представила свою неопытную маму в больших очках, как у мухи-цокотухи, по моде тех лет (она видела ее в таких на фотографиях). Как, должно быть, мама возилась с ней – крошечным запеленутым кульком, носила на руках, кормила, укачивала. Прислушивалась, бежала в комнату на каждое младенческое кряхтение, проверяла кроватку. Как мама осталась одна в их хрущевке-коммуналке, и все ее дела и мысли о маленькой дочке, и за окном береза в снегу, а папа поехал в ЗАГС.
– Да, все верно, – повторила Даша как будто самой себе.
Через несколько минут женщина протянула Даше в окошко новенький документ.
– Вот ваше свидетельство.
Даша вышла на улицу. Было ветрено, по небу ходили крупные ворсистые облака, и солнце то появлялось, то исчезало за ними. Ленинский проспект был свободный и пустой, субботний, майский. Даша пошла к остановке через сквер и вдруг заметила в свежей траве маленькие полевые цветы. Ей показалось, что когда-то давным-давно такие показывала ей на прогулке мама. Она видела эти невзрачные сиреневые в сероватых разводах цветы близко-близко перед собой, чувствовала, как неуверенно ставит рядом с ними ножку в крошечном коричневом сандалике, а мама крепко держит ее за руку.
Мария Мандлис. Звонок другу
До конца презентации еще пять слайдов (сравнительный анализ представленных методов, выводы, рекомендации, график работы), а на столе предательски жужжит телефон. Не подав виду и не запнувшись, Настя косится на экран – лишь бы не из детсада! Оттуда вечно звонят не вовремя. Начинают всегда заискивающе – только не волнуйтесь, все в порядке. Это означает, что Пашка ударился головой, обкакался или затемпературил, и опять надо извиняться и под насмешливыми взглядами коллег убегать с работы. Пожалуйста, не сегодня – она неделю готовила презентацию, на основе которой утвердят квартальный план. Нельзя, чтобы подобные решения снова принимались без нее!
– Анастейжа, у тебя телефон звонит, – ехидно подсказывает Фрэнк.
Настя кивает и, не сбавляя темпа, переходит к следующему слайду. Фрэнк и еще пять программистов сидят вместе с ней за продолговатым столом – она старше и опытнее их на десяток лет, но она единственная в комнате женщина, она говорит с акцентом и заканчивала университет в те давние времена, когда из каждого угла еще не талдычили как заведенные – машинное обучение, искусственный интеллект! Формально она их руководитель, но каждый день она приходит на работу в семь утра, обедает за компом и в полпятого убегает в сад за Пашей. А они неспешно подтягиваются в офис к обеду, вечерами рубятся в пинг-понг, потом идут пить пиво…
Телефон звонит снова, но это не из сада, это Алена. С чего бы? Это раньше, почти двадцать (о господи!) лет назад подруги созванивались каждый день, рыдали в трубку и, бросая все дела, мчались друг к другу через полгорода. О ком тогда горевали, давно забылось, а дружба осталась. Но сегодня Настя перелистывает слайды, и Алене придется подождать.
Алена раз за разом набирает Настин номер, как в то забытое время, когда количество неотвеченных звонков было секретом звонящего. Сережа, конечно, был прав. Он всегда прав. Твердил, что подруги ее – ничтожества и дерьмо, и все они одна за другой проявили себя именно так. Постепенно из подруг осталась одна Настя. Хотя разве это подруга, когда они виделись в последний раз?!
Вечно Насте не до дружбы, у нее целый день встречи и конференции, пиджаки-каблуки и вечный ноутбук в руках. Сын в саду с утра до вечера, Алена насмотрелась на таких детей мамаш-карьеристок – брендовая одежда, сопли до подбородка, обед из полуфабрикатов и в глазах пустота. Сережа считает, что детям лучше с мамой, а женская карьера – баловство. Он понимающе хмыкнул, когда Настю бросил муж. Зачем мужу дома программист, если с работы приходится возвращаться в пустую квартиру к пустому же холодильнику, а у ребенка каждый месяц новая няня?
Алена отрешенно укачивает свою младшую – Сонечку, набирает номер и сбрасывает, и снова набирает, а Настя не берет трубку. Торчит на своей драгоценной работе, и до Алены ей дела нет. Сережа снова оказался прав. Но вчера Сережа сложил свои вещи в чемодан и ушел, и Алене необходимо кому-нибудь об этом рассказать. Просто произнести вслух. Чтобы наконец поверить.
Настя заводит машину и трогается, не дожидаясь, пока прогреется двигатель. Бывший муж рассердился бы, но к черту мелочность и расчетливость! Она достаточно зарабатывает, надо будет, поменяет авто. К тому же она опаздывает – Пашка будет сидеть на стульчике последний и одинокий, смотреть серьезно, без укоризны. «Извини, мама опять опоздала…», начнет она, и он привычно подхватит: «Я знаю, на работе было важное совещание». Всепонимающий родной человечек. Конечно, домохозяйкам легко забрать ребенка пораньше – сварила с утра борщ и весь день свободна. О, эти заносчивые матроны в трениках и кедах на босу ногу. Заседают в комитетах, волонтерят на каждом утреннике и снисходительно шлют ей фотографии по имейлу. Она – всегда и везде изгой. Гадкий утенок. В универе ш