Матрена Федотовна каждый день готовила «жареху» – жареную треску, и как-то за обедом Ваня вдруг покрылся сыпью и стал отекать так стремительно, что я еле успела добежать до своей комнаты за таблетками, как у опытного аллергика, они у меня всегда с собой. Вернувшись с лекарствами, я увидела, как Матрена Федотовна поит Ваню своими колдовскими отварами. У нас завязалась нешуточная борьба, мы тянули Ваню в разные стороны, и когда глаза у него закатились, Николай, наконец, разрешил мне дать ему таблетку. Ваня быстро пришел в себя, но с тех пор они окончательно от меня отдалились, наверное, я пошатнула авторитет Матрены Федотовны.
На кладбище я решила заехать на обратной дороге из Ставреньги, оно было по пути. В деревне машина только у Николая, и он взялся меня отвезти на кладбище, а потом подкинуть к остановке автобуса.
В восемь утра на кладбище никого еще не было, пришлось ждать служительницу, она долго копалась в ветхих тетрадях – у нее нет компьютера, бумага рассыпалась под ее пальцами, наконец, она показала номер могилы на карте. Я уже сильно паниковала в тот момент – время поджимало, я знала, что автобус не будет меня ждать.
Северная часть кладбища была самой старой, она заросла высокой травой, кустарником, номеров могил совсем не было видно. Николай остался в домике служительницы, помощи ждать было неоткуда, и я решила действовать планомерно – продираясь по лесу из высохших соцветий, разросшихся кустов, подходила к каждой могиле и искала надпись, но трава застилала все. И тогда я стала руками рвать траву, осоку, вырывала с корнем, и мне открывались надгробия, заброшенные ограды и покосившиеся кресты…
Колготки сразу порвались из-за колючек, разошлись огромными дырами, руки и ноги покрылись царапинами, закровили…
Ситуация была совершенно неправдоподобной – американка, кандидат наук, в хорошей юбке, купленной на 5-й авеню, полола голыми руками сорняк на русском кладбище.
Спустя полчаса пришел Николай и закурил, мрачно на меня поглядывая, злился, что теряет столько времени. И тогда я, терпевшая все эти дни, вдруг позорно разревелась, стараясь не разгибаться, чтобы Николай не видел моего лица. А он встал напротив длинной череды могил и тоже начал выдирать сорняк, и так мы шли навстречу друг другу, пропалывая кладбище. Вдруг он выпрямился и крикнул мне: «Твой Горюнов, что ли?» И я побежала к нему, не выбирая дороги, через колючие кусты. А он ждал меня, разведя руками траву, открыв могилу. Там, на надгробии, сохранилась плохо видная фотография улыбчивого парня, похожего на Гагарина. Слезы у меня полились еще сильнее, а Николай обнял меня за плечи и сказал: «Не плачь, дочка!»
Тим, я уже скучаю по Ставреньге…
До встречи, твоя Лара.
Александра Бруй. Идеолог
С утра про Ефимова уже спрашивали трое. «Где он?», «Когда будет?» – весь день в предбаннике бывшего музея раздаются эхом вопросы, повисают в сыром квадрате комнаты. Его никогда нет, мы прозвали его Легендой не за умение убеждать – за почти мистическую неуловимость.
Пока мы дышим влажным мелом и штукатуркой, Легенда ищет спонсоров и защитников, заводит правильные знакомства, резво отстукивая в телефон все новости большим пальцем костлявой руки, обращая по пути в свою веру новеньких очкастых максималистов.
– О! Легенда уже пост накатал, – щурится в экран ноутбука Ирка, – «Неугодная история. Еще один дом XVIII века под угрозой сноса…» – острый подбородок Ирка утапливает в седые катышки черного когда-то свитера – бесстрашный он парень!
– Идеолог, Ира, – поправляет Стас и закашливается, хватаясь за горло, – идеолог!
– Ты бы домой шел, Стас, перезаражаешь тут всех, – умоляю я, прикрывая ладонью лицо, – людей хватает, Легенде я скажу.
Но Стас отмахивается, заваривая очередную мыльную зелень в кружке. Кисло-сладкий пар змеится по комнате.
Часа в два Легенда, не снимая линялой рыжей куртки, сел за свой стол, вытянул худые в разваленных кроссовках ноги, зашуршал, вскрывая пакет с булочкой, отхлебнул с известковым привкусом чай.
– Дело в застройщике. Строить не станут, если шуметь. На Металлургов, на Ленинском, на Суворова получилось, и тут выгорит! Дожмем! В пятницу сорок два человека будет, – проговорил с набитым ртом, – не считая новичков… – Лязг стационарного телефона не дает закончить. – Да, мам! – Легенда укладывает трубку на плечо, придерживает подбородком. – Да! – Я знаю… помню! Мам, все? – трубка возвращается на место. – Ладно, поехал!
– Накрошил только! – не успевает пошутить Ирка, уже грохнула тяжелая дверь, сглотнув Легенду, дыхнула инеем и сквозняком.
Толпа у дома на Щегловской – укутанная в разноцветные пуховики молодежь. Розовые негнущиеся пальцы, пар изо рта, красные на белом буквы «ХВАТИТ ЛОМАТЬ НАШ ГОРОД!», «РУКИ ПРОЧЬ ОТ ИСТОРИИ!». Я, Ирка и чихающий Стас среди плакатов, Легенда подбадривает пикетчиков.
– …сплошное стекло! Скоро весь город будет отражаться друг в друге! А кто нас спросил, хотим ли мы этого?
Махи руками, гул, свист.
Сопротивление погоде длится три часа. Сквашивался в грипп Стас, Ирка доливала последний кипяток, плавя тонкие стаканчики, обжигая малиновую кожу озябших рук, дышал в мокрую вязь шарфа и пританцовывал на месте я.
– У него обогреватель, что ли, под курткой? – гугниво спросил Стас, кивая на стоящего в кругу журналистов Легенду.
– Просто человек настоящий, – подошла к нам Ирка, – вы так не сможете.
– Как это так?
– Ну, так – за идею, за бесплатно… Один против всех!
– Ир, ты осторожнее, его маме невестки не нужны.
– Ей и сын-волонтер не особо нужен, кажись! – сипло заржал Стас.
– Дураки! – психанула Ирка, ушла к толпе.
– А кто нужен? – спросил я.
– Толковый нужен.
Местное скучающее телевидение робко откашлялось новостью о пикете, интернет подхватил и заклокотал, приукрашивая и нагнетая. Самопровозглашенные блогеры растащили новость на десятки крикливых заголовков.
В субботу Легенда нарезал круги в квадрате комнаты, как пьяный, задумчиво что-то бубнил, кусал нижнюю губу. В эпилептической дрожи мычал на его столе мобильник, экран крупно высвечивал «МАМА».
– Ладно, Саш, переживать так! – фальшиво успокоила Ирка. Ответа не было.
Мокро чихнул Стас, отер рукавом нос и губы, скользнул по столу:
– Ну что ты, правда?
– Ты замолчишь, может? – рявкнул Легенда, схватил мобильник. – Ну что еще? Я сам знаю, чем мне заниматься! Мама, хватит! Иди телевизор смотри! – отключился, шваркнул телефон о стол, вышел.
– Истеричка, – сказал Стас.
Неделю Легенда не появлялся и на звонки не отвечал. Потом коротко бросил в чат: «Расходимся».
Еще неделя прошла, снесли дом на Щегловской.
Ирка не унималась, искала Легенду, я писал бодрые письма на его ящик. Стас уныло чихал, заваривая кислую зелень пакетик за пакетиком.
И скоро жизнь стала обычной, доволонтерской, работа-дом-работа, и в бестолковости ее была своя прелесть.
Ссылку на «Движение против коррупции» мне прислала Ирка. Они на истфаке помешаны на всех этих обязательных для души делах и всегда в курсе, что происходит вокруг.
Я прошел по ссылке: знакомое лицо, заголовок: «КАК ИДЕОЛОГ РОДИНУ ПРОДАЛ». Легенда сообщал, как вступил в сговор с конкурентом застройщика. И «шумел», прогоняя одних и уступая другим. «Правой рукой» был Стас Семенов. Заканчивался текст словами: «Я хотел быть хорошим сыном».
Елена Новоселова. Семейная хроника
Нашей с мужем первой большой совместной покупкой был компьютер. Всего 180 баксов вместе с монитором. Б/у. 486-й процессор. Винда-95. Решая, покупать или нет, мы чуть не разругались до развода. Это был 1998 год.
В первый же вечер наша кошка пометила системник (горизонтальный), таким образом признав комп членом нашей семьи. Мы назвали его Вовочкой, в честь древесного питона Вовы длиной 18 м 19 см, из песни «Снимается кино». На Вовочке даже не было интернета.
В 2000 году родился наш сын, а в 2001 году мы с мужем расстались. Муж забрал Вовочку, а я попросила отца подарить мне мой собственный компьютер. Он был новым, на Пентиуме, и мы, чтобы подчеркнуть солидность, назвали его Владимиром Владимировичем.
– В честь Маяковского, – говорила я.
– В честь Набокова, – говорил мой будущий бывший муж.
«Ага, ага», – думали друзья.
На самом деле мы назвали его в честь Вовочки.
Владимир Владимирович еще знал, что такое трехдюймовые дискеты, и уже знал, что такое интернет через dial-up.
Владимир Владимирович уехал вместе со мной на новую квартиру в 2005 году. Через полгода у него появился сводный брат, собранный ребенкиным папой из остатков старых компов, – компьютер моего шестилетнего сына. Сын увлекался гонками Need For Speed и назвал свой компьютер Парисом в честь одного из гонщиков. Папа установил туда Doom (не знаю, чем думают мужики), и ребенок с удовольствием мочил монстров, а потом просыпался от кошмаров.
На семилетие мы подарили сыну новый комп в желтом корпусе. Первое его имя – Дилан, тоже из NFS. Годы спустя сынище переименовал комп в Yellow Submarine.
Тем временем Владимир Владимирович взрослел, дряхлел, работал со мной, водил меня на сайты знакомств, а перед смертью свел меня с мужчиной, который пришел переустановить винду, а оказался в моей постели. Мы встречались с ним 6 лет, он натащил полный дом гаджетов и подарил мне мой первый ноут, который я назвала Пупс.
Пупс стоил меньше 10 тысяч, служил мне верой и правдой, пережил со мной адскую жару лета 2010 года, когда я редактировала любовные романы, обложив себя и Пупса бутылками со льдом, а бывший муж спрашивал в аське, обязательно ли надевать трусы, если хочешь всего лишь вынести мусор. Пупс был домашним зверем, только один раз я возила его в гости к тете, чтобы показать фотографии.
В это время сын увлекся программированием, семья напряглась и купила ему на одиннадцатый день рождения очередной комп, в брутальном черном корпусе. Комп этот звали Monster.