«Давно надо было разбить это твое яйцо!» – прорычала Лина и отчего-то села на пол.
Еще был шанс найти запасные. Ванек обшарил все ящики стола: пусто. Он ринулся в уборную к весам. Пип-пип, звала собачка.
«Мне плохо», – послышалось из комнаты. Вечно ей надо быть центром внимания! Чуть собаку не убила опять!
«Где весы спрятала?» – заорал хозяин тамагочи. В ответ последовал животный стон. Затем еще один. Эгоистка.
Ваня нашарил весы под ванной и вытащил драгоценные батарейки. Он сможет, он спасет Люсю. Двадцать лет спасал, и теперь спасет! Не плачь, собачка.
– Ванек, – молила игрушка, – пип-пип-пип!
– Ваня, – кричала Линочка, – «Скорую» вызови, мудак! У меня кровь!
Иван бросился к столу, движением хирурга вытащил из тамагочи умирающие батарейки и вставил найденные. Фух! Успел. Лишь бы сработало. Срочно кормить! А что с экраном, сломалось, что ли? Это что, надгробие? Пип-пип. Люся, Люсенька!
В углу комнаты было тихо. Еще и эта зависла, подумал Иван.
Анна Бирюлина. Песня про кота
…А у дома, у калитки, уже стоит машина его, иномарка. Я с велика соскочил – он вылез, дернулся обнять – нос в сторону. На очки мои смотрит, там изолента. Я тогда его по плечу, вот, говорю, Петя, яблоки, сметана, пирог соорудим с тобой. А он давай молча из машины такую коробку с прорезями. Выручай, говорит. И там этот кот, белоснежный, аж сияет, тоже морда недовольная, на шее медаль.
Твой – нет, девушки одной, согласился присмотреть, а тут дела. Всучил мне коробку и за руль. В окошко ему стучу, так я тоже занят, у матери вирус-вымогатель засел, это в бухгалтерии НИИ, помочь просила… Тут из кабака Владимир Иваныч вышел и кричит – подкинь сотенку! Петя – вот тебе и вирус-вымогатель. И по газам.
В доме я специально переноску на дыру в полу поставил. Дверцу открыл – и кот на меня так боком наскочил. Еле с него медаль снял, припрятал в тайничок, мало ли. В общем, он закружился что-то, показал мне, как у него под хвостом чисто, книжки понюхал, на подоконник сиганул, стал на забор смотреть, нервно так. Жалко стало, включил телевизор ему. Тут Лариса звонит, у нее же вирус, так я побежал, то есть на велике помчался, да просто привык, что к ней всегда надо мчаться.
У них такое крыльцо высокое, колонны, а велик цеплять некуда, на верхний этаж переть пришлось, прямо в бухгалтерию. Они там увидели меня, сразу стали вздыхать из-за бумажных кип как привидения. Лариса выплыла с кружкой чаю. Локтем тычет в компьютер – ничего не показывает экран, только сообщение. Денег просят, а денег нет. Лариса, спрашиваю, подожди, ты вот скажи, наш сын – чем он питается? Тоже на очки мои посмотрела.
Ладно, им же, злодеям, написать можно? Так напиши, что ты только из института. Что первый месяц, что уволят. Пошли им фотку. Есть у тебя фотка молодой девушки, вот просто любая? Они там не железные, тоже люди. Наверное, мужчины. На телефоне поищи, вот же подходит. На фото девушка, и Петя, и этот кот. На девушку отдельно смотрю, хорошая? Тут осенило, и я вон кинулся, как мог с велосипедом наперевес – кота кормить.
Переноска была сдвинута в сторону, кот исчез. Что делать? Поставил возле дыры сметану, звоню и звоню Владимиру Иванычу. Кинулся в кабак – Володька, что не отвечаешь. А он, я мобильник в карман не кладу, от него излучение. И в сумку не кладу – он тяжелый. Пошли тогда к нему объявления про кота печатать. По телевизору сказали, у Ким Чен Ына вирус-вымогатель, пишет от его имени в Вашингтон, в Белый дом, так что Лариса еще легко отделалась, можно сказать.
Ну я расклеил все, домой вернулся и упал спать как больной. Снилось, в комнату вошли исполинские коты в форме фашистских солдат, спрашивают – ты не видел нашу маму? Зазвонил телефон, я сжал в руках какую-то мокрую тряпку и проснулся. Я дернул шнур торшера. У меня на груди лежал кот. Ухо разорвано, изо рта свисает клык, весь в грязи. Пап, как там, у меня планы поменялись, завтра утром заеду – заберу. Я дал отбой и выругал кота самыми последними словами.
И покрутил педали в ночи, кошачья переноска на багажнике. У ветеринара ночное окошечко, и я туда сразу кота сунул. Врач и медсестра очень мрачно его ощупали. И говорят: у него предынфарктное состояние. Сказали и унесли зашивать. Я сел, тут что-то звякнуло, я выскочил за дверь – мой велосипед исчез. Налетел ветер, упали первые снежинки, я сдался и позвонил Пете.
Он молча вез меня домой на своей машине. Кот дрых позади. Снежинки неслись прямо в ветровое стекло, как будто мы летели между звездами. В девяностые на компьютерах была такая заставка, белые пиксели на черном фоне, они вырастали и исчезали, создавая иллюзию движения, помнишь, Петя? Петя поправил очки. Я тоже поправил свои. Я не знал, что ты очки носишь, говорю. А он, это единственное сходство, тебе так не кажется? Уже в поселок въехали, в домах свет, и я ему – прости меня, за кота и за все. Он остановился возле моего домика и смотрит в другую сторону, ждет, наверное, когда я уберусь.
Из кабака Владимир Иваныч вышел с друзьями, и они стали удивляться, что снег. Тут ветром прибило к стеклу объявление о пропаже кота, одно из моих. Петя открыл окно и взял бумажку. Я ему говорю, сейчас медаль принесу, тебе попить надо? А он на бумажку смотрит и говорит, может, я у тебя переночую? И мотор остановил. А я ему, ну Петя, у меня места нет. И белья. И туалет на улице. Тогда он сказал – ну, в другой раз. Я вылез из машины, и он уехал.
Ольга Фатеева. Улитка на празднике народного единства 4 ноября 2018 года
Мы с тобой мебель в Икее покупаем, а бабушка одежду себе в гроб. Ты на бабушку руками-то не маши. Саван нужнее, чем столешница.
– Хочу замерзнуть.
Первое твое за жизнь настоящее и правдивое желание.
– Поверните налево.
Пойдем. Буду Сири из айфона.
Дочь переживает: что новые айфоны такие умные, Сири не нужна, жалко Сири. Айфона в руках ни разу не держала (смайлик, нам веселый, ее грустный, потом нам еще два веселых).
#небанальныйпетербург Проведу тебе экскурсию.
Голуби на ступеньках перед Люблинским рынком. Это мы с тобой далеко забрались. Влево уйди. Карта от двух пальцев работает. Еще. Голуби сплошным асфальтом.
Куда мы? Не переживай. Пока дойдем, замерзнешь точно, обещаю.
Вот уже Депо. Креозот. Пахнет креозотом. А в моем детстве еще мазутом и соляркой. Вкусно сейчас. Тогда нет, конечно.
Маленький человек в салатовом форменном жилете обгоняет по платформе, не успел в вагон, расстроился. Сухая женщина средних лет ест винегрет из прозрачного пластикового лотка перед входом на железнодорожный мост.
Как нет такого? Я же тебя туда и веду. Если есть мир, в котором детей сдают, то есть, где родителей. Не нравятся – в родительский дом их. Должен быть такой роман. Рассказ хотя бы.
Нет, дома престарелых не считаются.
Дай мне. Дочка тоже пальцами по экрану елозит, а потом выходит, что идти нам восемь тысяч километров, и все через океан.
Потому что должен быть такой мир, где дети малые равноправие со старшими имеют в сдаче друг друга. Не понравились – другую маму выбери.
Уже замерзла? Хорошо, давай к Печатникам свернем. Лето сделаю. Смотри.
Маленькая чистилка-поливалка на пешеходном переходе, ждет зеленого светофора.
Наш автобус поехал. Молодая девушка обошла весь автобус, смотрела на всех пристально, потолклась на задней площадке, постояла у окна в середине и потом села на передние инвалидные места, выставив ноги в проход. Мосводоканал загнал тяжелую технику на газон, трактор, экскаватор, «КамАЗ» затоптали траву.
Воскресенье, без пробок точно.
С папами напряженно всегда.
Пара бежит от автобуса к переходу. Он поворачивается, подпрыгивает, подскакивает, как дети, убегает и возвращается, смеется. Она загребает кривыми толстыми ногами, переваливается, как утка.
Приехали.
Двумя, двумя пальцами. Или на минус нажми, масштаб поменьше сделай. Тьфу, ну, побольше.
Увидишь название района.
Курьяново.
Согрелась? Теперь точно замерзнешь, обещал. В Курьяново надо мерзнуть. Здесь ноябрь. День народного единства, все пьяные. Народу в транспорте немного, но самое оно, что надо. Утра самые хорошие, когда работаешь в праздники. Густые, жирные и наваристые, как бульон из домашней курицы. Хочешь купим? В мясном у дома продается.
А вон и мои сданные родители. Экскурсия как раз.
#небанальныйпетербург Хештега #небанальнаямосква нет.
Для них экскурсия обязательна. Может, они из своего родительского дома обратно к детям рвутся. А им нельзя.
Или не рвутся. А им надо. Рваться. Им нельзя, но надо рваться. И пробовать сбежать. А их поймают и накажут.
Всех. И тех, которые бегают. Потому что бегать нельзя, ты понимаешь. И тех, которые сидят тихо. Потому что как это не сбегать к детям.
Экскурсия по очистным сооружениям. Пойдем, в хвост встанем.
Дай я теперь. Нам долго ходить. Курьяновский 1-й проезд, дом 15. Ага. А по этому номеру 207 корпусов. А сколько еще без номера. Сооружений.
Экскурсовод сторож местный. Семья его здесь от основания жила.
Я про него страшную историю знаю. Он собирает их в трехлитровые банки. Обычные, много. Странно, объеденных листьев почти нет. После дождя на охоту. На большую охоту. Когда озон на несколько минут затапливает все эти производственные и хозяйственные помещения под номерами и без. На обычную каждый день. Приносит домой. В Курьяново у него у дома свой палисадник, здесь почти у всех так. Кусты смородины, калина и девясил от бабушки, растут привычно, без его участия. Ничего из этого они почему-то не едят. В углу между стеной и крыльцом закуток – из-за трех деревянных ступеней не видно. Он высаживает свою добычу на плоский, бестравный лоскут земли. Аккуратными рядами. Прыскает водой, как только начинают шевелиться. Или, наоборот, подсушивал дома накануне, чтобы уж точно наверняка. И читает стихи. Собственные, конечно. В которых рассказывает всю свою жизнь. Акыном поет. Стихи без рифмы, такие сейчас пишут, много. Как работал сторожем на очистной станции, как любил свою бабушку и собаку. Как бандиты в девяностые трупы в люки сбрасывали.