— Я согласна, — ответила она. — Но только как крайний случай. Я все же надеюсь, мы сумеем найти его прежде, чем он снова убьет.
— Маловероятно, — прямо сказал Рейвен.
Мара поднялась в комнату, скользнула под одеяло. Бьярн не спал, ждал ее.
— Что случилось, птаха? Почему ты дрожишь?
— Все нормально, замерзла немного.
Мару трясло от мысли, что придется обмануть Бьярна. Она решила посвятить его в планы в последний момент, когда отступать станет поздно. Ей казалось, что для этого существует масса причин. Она ясно представляла, как все произойдет. Бьярн будет категорически против, однако Мара настоит на своем, так что ему придется согласиться, а все оставшееся время она будет вынуждена наблюдать, как он страдает, переживая за нее. Нет, пусть лучше не знает. Так проще и ему, и ей.
Бьярн точно прочитал ее мысли, а на самом деле, видно, почувствовал.
— Обещай мне, глупая птаха, что ты ничего не вытворишь, не посоветовавшись со мной!
— Да-да… — пробормотала Мара, уткнувшись в его плечо. Ей стало невыносимо стыдно, но она уже приняла решение.
— Да?
— Да…
Бьярн обнял ее, нежно коснулся губ.
— Я люблю тебя! Как мне жить, если с тобой что-нибудь случится?
— И я тебя. Все будет хорошо, обещаю!
Все же она надеялась, что этого удастся избежать. Может быть, расследование выйдет на след убийцы без ее помощи? Или убийства сами собой прекратятся?
Жизнь шла своим чередом. Мара научилась, вернувшись домой, оставлять тревоги за порогом. Иначе так недолго и с ума сойти, если постоянно думать об этих ужасах.
А дома было нескучно! Эрл теперь не уходил к Вики, а оставался дома с отцом.
— Это его дядя, — представила Мара Рейвена соседке. — Приехал погостить.
Рейвен улыбался приветливо, но не слишком широко, старательно скрывая клыки.
«Ужас, совсем заврались! — тоскливо думала она. — А как я буду объясняться, когда Рейвен с Эрлом уедут навсегда?»
И тут же сжалось сердце… Как она сможет навсегда отпустить любимого мальчика, ставшего таким родным? Мара понимала, что Эрлу лучше с родителями. Огромное счастье, что они живы. И сам малыш то и дело спрашивал у отца, когда же увидит мамочку. Теперь, когда Эрл знал, что мама жива, разлука с ней день ото дня становилась все нестерпимей.
Они бы давно уехали, если бы не обещание Рейвена помочь. Мара должна отпустить Эрла. И даже слезинки не проронит. Пусть, прощаясь с ней, он запомнит ее улыбку, но не ее слезы. Это потом она наревется всласть… И никогда-никогда его не забудет.
— Дядя? — удивилась Вики. — О… Брат Бьярна, значит?
— Ага, — согласилась Мара, стыдливо пряча глаза.
— Брат, — прорычал Бьярн, и оба мужчины так красноречиво посмотрели друг на друга, что соседке стало очевидно: отношения в семье напряженные.
Днем отец с сыном гуляли по городу, а по вечерам Рейвен готовил ужин на всю семью — добровольно принял на себя эту обязанность.
— Я бы мог устроиться пока травником, но не вижу смысла на несколько недель.
— Травником? — скептически переспросил Бьярн.
— Травником, — в тон ему высказался Рейвен. — Никто не разбирается в травах лучше нас. В Анхельм из самого Фермаго приезжали за снадобьями, изготовленными по моим рецептам. Настойка живисила — полностью мое изобретение.
Видно, недоверие Бьярна задело его за живое. Но тут же, решив, что объект недостоин его красноречия, лестат ехидно усмехнулся:
— И радикулит отлично лечу. Ядом могу плюнуть.
— Это я заметил, — не остался в долгу Бьярн. — Только это и можешь!
Еда, приготовленная Рейвеном, всегда оказывалась очень странной. Мара никогда не могла предположить, что их ожидает на ужин. Иной раз сложно было распознать, что входит в состав пряных блюд, — угадывались овощи, и то не все.
— Ты можешь обещать мне, что ни одна кошка не пострадала? — жалобно спрашивала она, с сомнением глядя в тарелку.
— Не любишь кошечек? — невинно спрашивал Рейвен. — Зря, зря…
Мара цепенела, а он хохотал.
— Да шучу я! Ешь спокойно. Ведь вкусно?
— Ага, — Мара с опаской продолжала трапезу.
Действительно вкусно, а главное — необычно. Рейвен с улыбкой наблюдал за ней.
— А как ты относишься к лягушечкам?
Эрл сползал на пол от смеха. Бьярн пытался сохранить серьезное лицо, что удавалось ему с трудом. Мара тянулась ложкой ко лбу нечисти — стукнуть хорошенько, правда, никогда не успевала, Рейвен всегда оказывался быстрее.
А время неумолимо бежало вперед, отсчитывая дни. Три недели, а расследование не продвинулось ни на шаг. Каждое утро Мара просыпалась с мыслью, что сегодня найдут тело новой жертвы. И заранее просила у девушки прощения за то, что не уберегли…
ГЛАВА 44
Однажды утром Мара вышла за дверь и с удивлением поняла, что зима почти закончилась, весна на пороге. В воздухе пахло чем-то неуловимым, и солнце пригревало совсем ласково. Правда, по вечерам все еще дули ветра, принося с собой снежную пыль. Но на юге Симарии весна всегда ранняя, так что недолго оставалось ждать настоящего тепла.
Мара застыла, подставляя лицо под яркие лучи, зажмурилась. Неужели они пережили эту долгую зиму? Конечно, по календарю ей длиться еще две недели, но это такая мелочь. Зазеленеет сквер, город станет приветливым и светлым. А главное, они не выйдут больше на Тракт — будут жить с Бьярном в уютном доме, может быть, однажды сумеют накопить достаточно денег, чтобы выкупить его. Жаль только, Эрл не останется… Но в такое ясное утро даже расставание не казалось страшным. В конце концов, они всегда могут дойти до Фермаго, чтобы навестить мальчишку, Рейвена и познакомиться с Адель.
Одно омрачало радость Мары: убийцу так и не нашли. Расследование топталось на одном месте. Да какое там топталось… Загруженные ворохом новых дел, дознаватели едва успевали проверять те крупицы информации, которые удавалось заполучить. По большей части — ложные. Всем было ясно, что в деле замешан благородный, но без четких доказательств добраться до него оказалось невозможно.
Витор и старшие дознаватели тех станов, в чьих районах произошли прошлые убийства, время от времени встречались для обмена новостями. Мара иногда присутствовала на совещаниях и знала, что и на других участках расследование продвигается плохо. Кто-то наверху перекрывал все пути. Бесполезно даже пытаться.
Оставалась одна надежда… И как Мара ни успокаивала себя, похоже, только она с помощью Рейвена сумеет переломить ход следствия.
Ей было страшно, но она запрещала себя бояться. Только иногда, оставшись наедине с Рейвеном, задавала осторожные вопросы.
— Так этот яд… Ведь я от него не умру?
— Нет, Мара. Яд лестату нужен для того, чтобы подчинить жертву своей воле, сделать покорной. Но в случае со мной тебе не нужно бояться. Волнует другое. Никому еще не удавался обряд переноса сознания. Как ты объяснишь то, что тебе он удался?
— Ну, я кое-что придумала… — уклончиво отвечала Мара, на самом деле больше рассчитывая на удачу и на то, что дознавателям достаточно узнать имя убийцы, чтобы они не слишком интересовались, как именно некромантке удалось совершить обряд. Позже Мара посвятила в свой план Рейвена, и тот признал его годным.
Время от времени она ловила на себе внимательные взгляды Бьярна. Он чувствовал, что Мара что-то задумала, и не оставлял попыток ее разговорить.
— Что тебя мучает, моя девочка? — спрашивал он, когда они лежали рядом в темноте и их обнаженные тела касались друг друга.
Мара, заласканная, зацелованная, грелась в его руках, и оттого муки совести становились еще сильнее. Иногда почти совсем решалась — Бьярн поймет, он всегда понимает и поддерживает, — но не успевала набрать воздуха в грудь, как решимость пропадала. Не хотелось портить чудесный момент ссорами и слезами… Ругала себя трусихой.
Она и на самом деле жуткая трусиха, хотя никто этого не знает. В стане ее в шутку прозвали Железной Марой, ведь она, не моргнув глазом, берется за любые дела, никогда не жалуется. Разве что случай с убийствами девушек вывел бесстрашного помощника дознавателя из себя, так ведь с кем не бывает, она тоже человек. Только Мара понимала, что и шатунов успокаивать, и убитых воскрешать — это одно, а довериться до конца любимому человеку — другое. Она никак не могла перейти последнюю черту, разделяющую их. Бьярн терпеливо ждал, не говорил ни слова, и Мара понимала, что когда двое любят друг друга, то чего уж тут бояться, а все равно не могла… Вот и душу ему открыть до конца не может…
— Все хорошо, — говорила она всякий раз.
И засыпала, точно проваливалась в темную яму, шепча мысленно, будто заклинание: «Пусть и завтра никого не найдут. Пусть и завтра будет спокойный день».
Почти четыре недели продолжалось затишье. Дольше, чем обычно. Но потом это случилось вновь.
Мара, едва переступив порог, услышала, как сыплет ругательствами Витор. Переглянулась с Бьярном, вошедшим следом: «Неужели снова?»
— Алая хворь на голову этому мерзавцу! — вопил старший дознаватель, грохоча стулом. Была у начальника такая привычка — разволновавшись, он выдвигал стул и, видно, для придания большей значимости словам стучал его ножками по полу. — Скользкая тварь! И опять ведь выкрутится!
Мара и Бьярн осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, просочились в кабинет начальника. Холодок охватывал сердце Мары. Еще не поняв до конца, в чем дело, она уже знала, что нашли новую жертву.
— И снова на нашем участке! — горячился Витор. — Задушу своими руками гада, когда найду.
— Не ты один… — тихо сказал Бьярн.
— Мы будем выезжать на место? — тихо спросила Мара.
— А что, есть другие варианты? — Витор бросил на нее злобный взгляд, но, увидев побледневшее лицо, вдруг смягчился. — Мара, ты можешь остаться. Обойдемся одним Гарсом. Все равно толку не будет…
— Нет-нет… Я хочу поехать. Только вернусь ненадолго домой, кое-что взять.
— Что взять? — не понял Бьярн. — Давай сбегаю, я быстрее.