Я подхожу к окну, чтобы задернуть шторы, и бросаю короткий взгляд на улицу.
Это еще что?
Перед нашим домом клубится огромная толпа людей. Много соседей. Как будто пришли на всенощную. Вокруг разбросаны лепестки роз. Целое море лепестков. Похоже, это они сами их разбросали.
Когда они успели? Мы пришли домой совсем недавно, и тогда улица была совершенно пустой. Неужели новости разлетаются так быстро? Я вижу, как Айзек и Чейс выходят из дома. Останавливаются у ворот и беседуют с кем-то. Я не вижу, с кем именно.
Большинство людей стоят на противоположной стороне улицы, словно подчеркивая, что пришли посочувствовать, но не хотят навязываться. Я начинаю разглядывать собравшихся и вдруг ахаю: рядом с группкой девушек стоит парень в черной толстовке. Я готова поклясться, тот самый, на которого я наткнулась вчера. Он стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на наш дом.
Я резко задергиваю шторы. Сердце колотится. А может, я просто накрутила себя? Сейчас зима, многие утепляются, ходят в толстовках. Скорее всего, парень притащился вместе с девушками просто от скуки.
А если все-таки это он делал фото, слал нам жутковатые письма, а теперь стоит, прячась под капюшоном, и радуется делу своих рук?
Позвонить в полицию? Но они наверняка решат, что я себя накрутила, вот мне и мерещится. Ведь сейчас каждый второй носит свитер, толстовку или пальто. Скорее всего, одежда совершенно ничего не значит. Я тру лоб и глубоко вздыхаю. Обязательно нужно поспать, после этого станет лучше.
8
Воскресенье
Четвертое февраля
На следующее утро я чувствую, что мне просто необходимо выйти из дома. Из уважения к случившемуся преподаватель отодвинул срок сдачи моего проекта, но я уже сама хочу погрузиться в работу, чтобы не думать постоянно об окровавленном, распростертом на полу теле Сонни. Мне нужно занять чем-то голову.
Чейс согласился составить мне компанию. Может, ему тоже нужно отвлечься, а может, не хотел отпускать меня в одиночестве. Но монтажные все еще оцеплены полицейскими лентами, и мы отправляемся в библиотеку. Она расположена в другой части студгородка, и поблизости от нее ни одной монтажной, но мне все равно не хочется идти одной. Желая наверняка уговорить Чейса, я предлагаю по пути заглянуть в студенческую столовую, взять кофе и чего-нибудь пожевать.
– Ты неплохо держишься после вчерашнего, – замечает он, поглядывая на меня, когда мы идем в библиотеку.
Вчера всю оставшуюся часть дня я пряталась в своей комнате, разрываясь между страхом, горем и чувством вины, и просто не могла заставить себя посмотреть друзьям в глаза. Я плакала, пыталась отвлечься, закапывалась в социальные сети. Но когда мою ленту заполнили новости и слухи о случившемся, я засунула телефон под подушку и принялась один за другим смотреть фильмы на ноутбуке. Пялилась в экран, пока не забылась тяжелым сном без сновидений. Какое счастье, что я никогда не запоминаю сны, даже если они снятся.
– Ага, неплохо. Сплошной кошмар. А Айзек еще добил меня, когда приплел Джейка к тому, что случилось с Сонни. Мне страшно.
– Никто тебя не винит, Лайла, – твердо говорит Чейс. – Но мы все же позвонили детективу Лине и рассказали ей о мыслях Айзека. Она обещала заняться этим и связаться с Джейком хотя бы для того, чтобы вычеркнуть его из списка подозреваемых.
– Э-э… – Я растерянно моргаю. Они позвонили ей без меня. А я и не знала ничего. – Ясно. И что она сказала?
– Только то, что займется этим. Наверное, свяжется с Джейком, вызовет в участок. Не знаю… посмотрим.
Чейс внезапно замолкает и хмурится, глядя куда-то в сторону. У доски объявлений возле главного входа в столовую толпится куча народу. Мы тоже подходим, и Чейс придвигается ко мне.
– Что тут происходит?
Я привстаю на цыпочки, чтобы понять, что привлекло всеобщее внимание. Окружающие пихают друг друга локтями, кивают в нашу сторону и откровенно на нас пялятся. Как будто мы – жертва чьего-то розыгрыша или сплетни.
Я чувствую, как у меня обрывается сердце. Чейс, словно почувствовав это, обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я не жалуюсь, но хорошо бы он обнимал меня не только для того, чтобы защитить, но и потому, что любит.
Но что же случилось?
– На что все смотрят? – спрашиваю я у девушки, которую, кажется, пару раз видела в кампусе.
Она таращит на меня прозрачные глаза:
– Там что-то ножом прибили к доске. То ли кусок тела, то ли кусок мяса. Везде кровища. Все перетрусили, думают, это человеческое сердце, но понятно же, что нет.
Толпа слегка расступается, и у меня подкашиваются колени: пробковая доска сплошь утыкана случайными листовками, приглашениями на открытые вечеринки, объявлениями об учебных кружках и меню навынос. А в самом центре всего этого красуется орган. Человеческий орган. Красно-коричневый рваный комок, похожий на кусок говядины.
Только это не говядина. Кровь залила все листовки, под доской объявлений уже скопилась лужица.
Это сердце. Сердце Сонни. Сомнений быть не может.
– Чейс, – шепчу я и дергаю его за руку.
Он тут же тащит меня прочь, подальше от толпы.
– Спокойно, Лайла. Я уверен, это муляж. Розыгрыш на День святого Валентина.
Как бы не так. Сердце, прибитое ножом к доске объявлений, – это не розыгрыш.
– Перестань! Мы оба знаем, что это такое. – Я указываю на сердце. – Убийца специально выставил его на всеобщее обозрение, чтобы похвастаться, или запугать нас, или…
– Лайла, остановись. – Чейс прижимается к моему лбу своим. – Успокойся, а то задохнешься. Я сейчас позвоню детективу Лине.
Но, прежде чем он успевает достать телефон, мимо пробегают двое охранников студгородка.
– Полиция, наверное, уже в пути. Ты думаешь, надо остаться? Я хочу домой.
– Если мы понадобимся, детектив Лина знает, где мы живем.
– Он снова был здесь! – Меня бросает в дрожь. – В кампусе. Прямо рядом с нами.
– Не думай об этом, – пытается успокоить меня Чейс.
Но как можно не думать? Этот человек убил Сонни, а теперь угрожает нам. Сначала записки, а теперь… сердце. Это уже касается не только Сонни, теперь убийца угрожает нам!
Я крепче прижимаюсь к Чейсу и утыкаюсь лицом ему в шею.
– Лайла, все будет хорошо. Они найдут того, кто это сделал, кем бы он ни был, – тихо произносит он.
– Очистить периметр! – авторитетно кричит кто-то у Чейса за спиной. – Назад! Живо!
Маленькая толпа рассеивается, но никто не уходит. Просто встают подальше и продолжают наблюдать за происходящим. Мы с Чейсом в том числе.
– Пойдем, – просит он. – Потом позвоним детективу Лине, расскажем ей, что проходили мимо, и выясним, что происходит.
Я киваю, но не могу оторвать взгляд от доски – полицейские и охранники изучают сердце. Это совершенно точно сердце. Один полицейский достает рацию. Наверное, выясняет, что делать дальше.
– Лайла? – Чейс проводит большим пальцем по моей щеке, привлекая мое внимание. – Пойдем домой. Я о тебе позабочусь.
Его голос звучит так мягко и тепло, что на краткий миг мне очень хочется рассказать ему все-все-все. О том, что меня мучает, о моих родителях, и что со мной было после их смерти, и как возвращается терзавший меня тогда страх. Но я лишь крепко сжимаю губы.
Я доверяю Чейсу, но не хочу вываливать на него этот кошмар. Ему сейчас и так тяжело.
Мы идем домой. Плотное переплетение голых ветвей над головами отчасти защищает нас от моросящего дождя. Он только начался, но вдруг это помешает работе криминалистов, если сердце Сонни еще не сняли с доски объявлений?
Господи, сколько же там было крови.
К тому времени, когда мы добираемся до ворот, мои джинсы уже промокли, а ноги заледенели. Даже издалека мы видим лежащий на крыльце букет алых роз.
– Может, это Сиенне от Натана? – Чейс неуверенно смотрит на меня. – Или кто-то принес в знак сочувствия?
Ерунда. Да он и сам в это не верит. Как и я.
Чейс толкает ворота и подходит к букету с такой осторожностью, словно боится, что тот может взорваться. Наклоняется.
– Дюжина красных роз, – бормочет он и вертит букет в поисках записки.
– Нет… их только одиннадцать, – говорю я, быстро пересчитав.
– Почему только одиннадцать? – Чейс сдвигает брови.
Когда до меня доходит, мое сердце опять обрывается.
– Потому что двенадцатая у меня в комнате, – шепотом отвечаю я.
Он приподнимает бровь и выпрямляется.
– Что?
– В ту ночь, когда пропал Сонни, я нашла розу у себя в кровати. Я тогда решила, что это его очередная шуточка. Помнишь, как в прошлом году он подбросил фальшивых пауков в кровати девочкам на моем этаже.
– Теперь ты думаешь, что это был не Сонни?
– Думаю, что нет.
Чейс медленно выдыхает:
– Кто бы ни оставил эти… кто бы ни убил Сонни, он был у тебя в комнате?
Я чувствую, как леденеет спина. Похоже, он прав.
– Да, скорее всего.
У Чейса становится такое же лицо, какое было, когда он услышал про сердце. Он лезет в карман.
– Я звоню детективу Лине. Немедленно. Нам лучше зайти внутрь – вдруг за нами наблюдают. Но веди себя естественно. Возьмешь цветы?
Я отпираю дверь и отношу цветы в гостиную, пока Чейс набирает номер детектива. Стебли схвачены красной бечевкой. Я сажусь на диван и кладу рядом розы – не хочу затереть отпечатки пальцев, если они вдруг остались. Чейс отключает телефон.
– Детектив приедет после того, как закончит дела на новом месте преступления, но она пообещала прислать полицейского, чтобы последил за домом снаружи до ее приезда.
– Она считает, что убийца придет за нами? За мной?
Ну да, а зачем еще присылать мне последнюю розу из букета?
Чейс опускается передо мной на коленки.
– Лайла, с тобой ничего не случится. Полицейские найдут этого типа, жизнь вернется в нормальное русло, и ты снова сможешь мечтать о том, как встретишься с Томом Харди.
Он всегда знает, как меня подбодрить. Я лукаво улыбаюсь и делаю глубокий вдох.