– Ваше состояние не останется стабильным, Райан. Симптомы… в чем-то мы сможем помочь, но с самой болезнью ничего поделать нельзя. Сердце будет функционировать все хуже.
– Как долго?
Доктор Гапта перевел взгляд с Райана на еще одну семейную фотографию, которая стояла у него на столе.
– Я думаю… не больше года.
В ту ночь со среды на четверг, корчась от боли на полу спальни, Райан ожидал, что сейчас и умрет. В последующие дни опасался, что может умереть в любой момент.
И целый год, казалось бы, следовало воспринимать как нежданный подарок, но вместо этого прогноз кардиолога обрушился на Райана, будто нож гильотины, вызвав столь сильную душевную боль, что он не мог произнести ни слова.
– Я мог бы рассказать вам о прогрессе в исследованиях стволовых клеток, – продолжил доктор Гапта, – но в ближайшие год-два прорыва ждать не приходится, а вы не тот человек, которому будет приятно думать, что в отдаленном будущем ваша болезнь более не станет представлять опасности. Поэтому остается только трансплантация.
Райан оторвал глаза от конверта с фотографией Терезы, который сжимал обеими руками, словно спасательный круг, удерживающий его на плаву.
– Трансплантация сердца?
– Мы немедленно занесем вас в списки ЮНОС[26].
– ЮНОС?
– Объединенная сеть донорских органов. Они обеспечивают равноправный доступ к донорским органам.
– Тогда… есть шанс.
– Обычно трансплантация сердца приносит очень хорошие результаты. Одна моя пациентка уже пятнадцать лет живет с новым сердцем и по-прежнему полна сил.
Шанс избежать смерти, получив новое сердце, не успокоил Райана, наоборот, еще больше разволновал.
Ему не хотелось расплакаться перед доктором Гаптой, он лихорадочно искал что сказать, чтобы сдержать слезы, вот и вернулся к вопросу, который мучил его в последние дни.
– Меня не могли отравить?
Доктор Гапта нахмурился.
– Определенно нет.
– Доктор Стаффорд упоминал отравление среди причин, вызывающих увеличение размеров сердца. Хотя тоже… отмел эту причину.
– Но я изучал образчики вашей сердечной мышцы. И я практически уверен, что это семейное.
– Семейное?
– Наследственное. Характеристики клеток однозначно указывают, что болезнь носит наследственный характер.
– Вы практически уверены, но не на все сто процентов?
– Возможно, мы ни о чем не можем говорить со стопроцентной уверенностью.
Успешно подавив желание расплакаться, Райан сухо улыбнулся.
– За исключением смерти и налогов.
Улыбка Райана бальзамом пролилась на душу доктора Гапты, он тоже улыбнулся.
– Но департамент налогов и сборов дает нам возможность избежать своей участи в суде.
Глава 23
В первые дни после встречи с доктором Гаптой Райан изо всех сил пытался опровергнуть вынесенный ему приговор. Проводя долгие часы в Интернете, прочесывал медицинские сайты, знакомясь с последними достижениями в лечении кардиомиопатии.
Не найдя научных новостей, достаточно радостных, чтобы поднять ему настроение, он переключился на сайты альтернативной медицины. С энтузиазмом набрасывался на истории пациентов, излечившихся корой экзотического бразильского дерева или отваром из листьев растения, которое встречалось только в джунглях Таиланда.
Вновь и вновь перечитывал подборку материалов о пересадке сердца, врученных ему доктором Гаптой. И всякий раз к восхищению мастерством современных хирургов примешивалось раздражение от избытка пациентов, которые нуждались в пересадке сердца, и от недостатка донорских органов. Совершенно не нравилась ему и система, придуманная бюрократами от здравоохранения для разрешения проблем, вызванных вышеуказанным несоответствием.
При этом он пытался приспособиться к своему кардинально изменившемуся будущему (или к его отсутствию). Райан избегал встреч с Самантой под предлогом, что он еще в Денвере.
Прежде чем повидаться с ней, он хотел прожить с выставленным ему диагнозом достаточно долго, чтобы хотя бы начать его принимать. Ему хотелось полностью держать себя в руках в тот момент, когда он будет сообщать ей подобную новость. Что бы ни произошло между ними, этот момент мог стать самым важным в его жизни. В этом разговоре имело значение каждое ее слово, интонация, жест, выражение лица, и он надеялся ничего не упустить.
Фотография Терезы продолжала интриговать Райана.
Он увез из Колорадо прибор для исследования фотографий, который по его заказу люди Уилсона Мотта установили в президентском «люксе» денверского отеля. И теперь он стоял на столе в нише, примыкающей к большой спальне.
Убедившись, что инородного предмета во рту Терезы нет, Райан разделил фотографию на восемьдесят квадратов площадью в один дюйм, начал поочередно их увеличивать и всесторонне исследовать. Что-то могло открыться ему в роскошных золотых волосах или складках подушки. А может, что-то в ее лице могло послужить связующим звеном между смертью Терезы и нынешним состоянием Райана.
Потратив два дня на изучение двадцати квадратиков, он начал понимать, что поиски его, скорее всего, результата не принесут, а фотография так зацепила его по одной простой причине: Тереза была близняшкой Саманты, и, увидев ее мертвой, он словно представил себе мертвую Саманту, что, конечно же, потрясло его до глубины души.
В итоге он выключил компьютер с твердым намерением отказаться от дальнейшего анализа портрета покойницы.
И хотя оцифрованная фотография на экране более не зачаровывала его, он от нее просто устал; оригинальная, размером восемь на десять дюймов, по-прежнему оказала на него магическое воздействие, когда он достал фотографию из конверта. Вновь, как и в кабинете Спенсера Баргхеста, возникло ощущение, что благодаря этой фотографии он стоит на пороге открытия, которое не только объяснит все странности последнего времени, но и в прямом смысле спасет его.
В бизнесе он убедился, что ни одну интуитивную догадку нельзя оставлять без внимания. Но вдруг развившуюся у него подозрительность, возможно, следовало воспринимать как результат ухудшения работы сердца и уменьшения поступающего в кровь кислорода. В этом случае интуиции более доверять не стоило. Пропала уверенность и в том, что мысли у него такие же ясные, как прежде.
Ни секунды Райан не размышлял над тем, как это несправедливо – смертный приговор в тридцать четыре года. С учетом столь крутого поворота его жизни он мог или скулить, или действовать. Но только действия оставляли надежду.
В отличие от бизнеса, где выбор курса в критической ситуации определялся только остротой ума и готовностью работать засучив рукава, когда дело касалось здоровья, с вариантами было не густо. Но Райан отказывался становиться покорной жертвой. Если существовал выход из сложившейся ситуации, он собирался его найти и им воспользоваться.
Привыкая к новому состоянию и быстрыми темпами повышая свое образование по части процедур, связанных с поставками донорских органов, и хирургических методик трансплантации, Райан ожидал, что у него вот-вот начнется очередной приступ, но пронесло. Впрочем, доктор Гапта прописал ему три препарата, на какое-то время подавившие симптомы, которые его беспокоили.
Весь четверг он оставался в своих апартаментах на третьем этаже, не появлялся в других частях дома. Никого не хотел видеть, боялся, что во время самого невинного разговора обмолвится (или его кто-то спросит) о серьезных проблемах со здоровьем. Он не хотел, чтобы до Саманты дошли слухи о случившемся с ним до того, как сам сообщит ей новости.
На голосовую почту мобильника Кей Тинг он наговорил меню завтрака, ленча и обеда, назвал время приема пищи и попросил оставлять тележку с едой в нише у лифта.
Раньше случалось, что Райан, увлекшись написанием сложной программы, по нескольку дней не покидал свои апартаменты, жил как отшельник, ходил в пижаме, брился, лишь когда кожа под щетиной начинала зудеть. Поэтому такое его поведение не стало сюрпризом для Тингов.
Его не тревожило, что в еду или питье могли подмешать яд или галлюциногены. Поскольку возникшие подозрения привели его к Ребекке Рич, Спенсеру Баргхесту, а потом в дом с современными мумиями, Тинги и остальные слуги, судя по всему, ни в каких заговорах не участвовали.
А кроме того, его сердцу уже нанесли урон. И отравитель, если он и существовал, ничего бы не добился, вновь потчуя Райана своим снадобьем, только рисковал выдать себя.
Сны о городах на морском дне, черных озерах и дворцах, населенных нежитью, больше не тревожили Райана. Не слышал он и необъяснимого постукивания, мотылек, птица или рука в перчатке не прикасались к его окну, стене, двери.
Возможно, точный диагноз и неблагоприятный прогноз заставили его сосредоточиться на реальной угрозе и у рассудка отпала необходимость тратить нервную энергию на угрозы воображаемые. Собственно, он просто не мог себе такое позволить, если хотел дожить до того момента, когда появится донорское сердце, чтобы забиться уже в его груди.
К пятнице он счел, что готов поделиться своими скорбными новостями с Самантой. Позвонил ей, чтобы сказать, что вернулся из Денвера и надеется увидеть ее за обедом.
– Давай поедем в тот новый ресторан, куда ты так хотел попасть на прошлой неделе, – предложила Саманта.
– Последние дни выдались у меня тяжелыми, Сэм, так что я мечтаю о спокойном вечере, только ты и я. Как насчет твоей квартиры?
– С готовкой я на сегодня покончила, Дотком. Если привезешь еду, я согласна.
– Буду у тебя в половине шестого, – и он положил трубку.
Подумал, что неплохо взять с собой и фотографию Терезы, на случай, если дело дойдет до жестких вопросов и неприятных ответов.
Но, еще раз взглянув на портрет мертвой женщины, решил, что брать фотографию не будет: даже если появятся веские основания не доверять Саманте, у него не поднялась бы рука использовать ее с тем, чтобы уличить Саманту во лжи.
Он убрал фотографию в конверт, который сунул в ящик стола.