Перед собой обеими руками она держала букет из полудюжины бледно-розовых лилий, завернутых в целлофан и перевязанных синей ленточкой.
Предположив, что она – поклонница таланта Саманты и, заинтригованная его разговором с ней, может подойти, чтобы обсудить роман, Райан поднялся со скамьи. Он мог лишь сказать женщине, что заблудился, а она, к сожалению, ничем не могла ему помочь.
Глава 39
Последние пять зим числились среди самых холодных в истории Калифорнии, хотя температуры, которые заставлялись калифорнийцев тянуться за свитером, вызвали бы у жителей Мэна или Мичигана желание отправиться на пикник. Но этот день выдался теплым, так что люди с удовольствием гуляли среди корпусов торгового центра, подставляя лица солнцу, и не очень-то стремились заходить в магазины.
Когда-то Райану нравилось находиться в толпе, и он с удовольствием продолжил бы прогулку. Теперь большое количество людей его нервировало.
Выздоровление после операции требовало тишины и покоя. А потом он избегал скоплений людей: принимал, среди прочих, препараты, подавляющие иммунную систему, и опасался инфекций, которые передавались воздушно-капельным путем. Дома он теперь проводил много времени, и не потому, что выполнял рекомендации врачей. Просто предпочитал одиночество.
В этой толпе никто никуда не спешил, не расталкивал других. Люди неторопливо прогуливались по дорожкам и аллеям. Но при этом их было очень уж много, Райану они напоминали гудящий рой инопланетных существ, грозящий утащить его в свой улей, откуда он бы уже не вырвался. Направляясь к автомобильной стоянке, он изо всех сил сопротивлялся наваливающейся на него панике. Если бы сдался, то сорвался бы с места и бежал, бежал, бежал, пока рядом не осталось бы ни одного человека.
На огромной, заставленной автомобилями стоянке царила тишина. Все, кто хотел, уже приехали в торговый центр и оставшиеся до сумерек пару часов намеревались провести, гуляя и разглядывая витрины. Так что уезжали лишь единицы.
Найдя ряд, в котором припарковался, Райан направился в дальний его конец, где стоял его купе, размышляя о взгляде Саманты. Ранее он подумал, что она жалела его, но теперь заподозрил, что в этом взгляде читалась не жалость, а что-то куда более худшее.
Жалость – это боль, которую чувствует человек, видя беду других, в сочетании с желанием помочь. Но Саманта не могла ему помочь. Она ясно дала понять, что не может. То есть в ее глазах он увидел скорее соболезнование, которое может быть нежным, как жалость, но это и сочувствие к тем несчастным, помочь и спасти которых уже нет никакой возможности.
Солнце давило на него, отраженные от ветровых стекол лучи слепили, от автомобилей шел жар, от асфальта поднимался запах гудрона, ему хотелось вернуться домой, в прохладу солярия.
– Привет, – раздался за его спиной голос. – Привет. Привет.
Он повернулся и увидел ту самую азиатку с букетом светло-розовых лилий. Лет двадцати пяти, миниатюрную, удивительно красивую, с длинными, блестящими черными волосами, скорее даже евразийку[34], с серовато-зелеными глазами.
– Вы ее знаете, вы знаете женщину, которая написала эту книгу? – на английском она говорила без малейшего акцента.
Если бы он отшил ее, его грубость бросила бы тень на Сэм.
– Да, – кивнул Райан. – Я знаю ее. Раньше знал.
– Она – очень хорошая писательница, такая талантливая.
– Это точно. Хотелось бы мне обладать ее талантом.
– И такая сострадательная, – незнакомка подошла ближе, выразительно посмотрела на книгу, которую Райан держал в руке.
– Очень сожалею, но, боюсь, мне пора ехать. Опаздываю.
– Замечательная книга, пронизанная таким тонким пониманием жизни.
– Да, конечно, но я опаздываю.
Держа лилии обеими руками, она протянула их ему.
– Вот. Я видела, что между вами возникло недопонимание, вам они нужны больше, чем мне.
– Нет, нет, – в удивлении ответил он. – Я не могу их взять.
– Пожалуйста, возьмите. Вы должны, – она буквально ткнула букет ему в грудь, с такой силой, что один бутон отломился от стебля и упал на асфальт.
– Нет, – промямлил ошеломленный Райан, резкий аромат лилий защекотал ноздри. – Видите ли, там, куда я еду, мне не удастся поставить их в воду.
– Нет, нет, вы должны, – настаивала она, и если бы он не подхватил целлофановый конус свободной рукой, цветы упали бы на землю.
Взяв лилии, он тут же попытался вернуть их.
И вдруг почувствовал, что его обожгло, полоса огня вспыхнула на левом боку. Мгновением позже ожог сменился резкой болью. И вот тогда он увидел выкидной нож.
Лилии и книга выпали у него из рук.
– Я могу убить тебя, когда захочу, – процедила женщина.
Потрясенный, зажимая рану рукой, Райан привалился к «Форду Эксплореру».
Женщина повернулась и зашагала к параллельному ряду автомобилей. Не побежала.
Лезвие, очень уж острое, прорезало рубашку, не выдергивая нитей, так же чисто, как бритва режет газету.
Правой рукой, запачканной кровью, Райан ощупал рану. Не рваная, скорее надрез, длиной в четыре дюйма, поверхностная, не требующая швов, не смертельная, рана-предупреждение, но достаточно глубокая, чтобы края разошлись.
Он поднял голову и увидел, что миниатюрная женщина исчезла среди автомобилей, возможно, уже села в один из них, чтобы уехать.
Шок лишил его дара речи. И теперь, когда он подумал о том, чтобы позвать на помощь, с губ срывался только хрип.
Райан оглядел стоянку, заставленную автомобилями. Вдали две машины медленным ходом направлялись к выезду. Увидел он и трех человек, но все находились довольно далеко.
Женщина с ножом давно исчезла, превратившись в отблеск солнечных лучей от ветровых стекол, в мерцание горячего воздуха, поднимающегося от асфальта.
Райан вновь обрел голос, но лишь для того, чтобы тихонько выругаться. Решил никого не звать, не привлекать к себе излишнего внимания. Все равно женщина ушла, и ее уже не найти.
Раздавив несколько лилий (так уж получилось – не намеренно), когда двинулся к лежащей на асфальте книге, Райан поднял ее левой, не запачканной в крови рукой.
Когда подошел к своему «Форду»-купе модели 1932 года, капли пота падали на багажник, пока он рылся в кармане, доставая ключи. И пот, который его прошиб, не имел никакого отношения к теплому дню.
В багажнике, среди прочего, он держал инструменты, которые могли понадобиться для мелкого ремонта на дороге, одеяло, несколько кусков чистой замши, рулон бумажных полотенец, бутылку воды.
Кусок замши просунул в разрез рубашки, прижал к ране, придавил локтем, чтобы замша не сдвигалась с места.
После этого смыл кровь с правой руки водой из бутылки, расстелил одеяло на водительском сиденье.
«Шеви Тахо» медленно проезжал мимо, но Райан не остановил водителя. Ему хотелось как можно быстрее уехать отсюда и добраться до дома.
Ее голос по-прежнему звучал в голове: «Я могу убить тебя, когда захочу».
Возбужденная видом его крови, она могла решить, что надо бы вернуться и добить жертву.
Мощный двигатель «Форда» проектировался для гонок, так что сотрясал автомобиль на холостых оборотах. И коробка передач позволяла быстро набирать скорость.
Когда он выехал с автостоянки, Райану захотелось промчаться по улицам, как по гоночной трассе, но он сдерживал себя, не нарушал скоростного режима. Общение с полицией в его планы не входило.
Автомобиль изготовили по старым чертежам, но начинили многими техническими новинками, в том числе и устройством «без рук» для мобильного телефона. И когда раздался звонок, Райан, занятый своими мыслями, ответил автоматически:
– Алло?
– Болит? – спросила женщина, которая порезала его.
– Что вам нужно?
– Ты никогда не слушаешь?
– Что вам нужно?
– Разве я выразилась недостаточно ясно?
– Кто вы?
– Я – голос лилий.
– Давайте ближе к делу, – раздраженно бросил он.
– Не трудятся они, не прядут[35].
– А если конкретнее, без галиматьи? Дело в Ли? В Кей?
– Тинги? – Она мягко рассмеялась. – Думаешь, причина в них?
– Вы их знаете? Да, знаете.
– Я знаю о тебе все, кого ты уволил и кто на тебя работает.
– Они получили двухгодичное жалованье. Я хорошо к ним относился.
– Ты думаешь, все это связано с Тингами, потому что у меня такие же раскосые глаза, как и у них? Они тут совершенно ни при чем.
– Тогда скажите мне, с чем все это связано?
– Ты знаешь, с чем связано. Ты знаешь.
– Если бы знал, вы бы не подобрались ко мне достаточно близко, чтобы ударить ножом.
Красный свет заставил его остановиться. Автомобиль покачивался, ноющая рана под куском замши пульсировала в такт работающему на холостых оборотах двигателю.
– Ты действительно так глуп? – спросила она.
– Я имею право знать.
– Ты имеешь право умереть.
Он подумал о Спенсере Баргхесте из Лас-Вегаса и его коллекции законсервированных трупов. Но он так и не нашел связи между доктором Смерть и событиями последних шестнадцати месяцев.
– Я не глуп, – ответил он. – Я знаю, вам что-то нужно. Всем что-то нужно. У меня есть деньги, много денег. Я могу дать вам все, что вы пожелаете.
– Если ты не глуп, то ничего не понимаешь. В лучшем случае совершенно ничего не понимаешь.
– Скажите мне, что вам нужно, – настаивал он.
– Твое сердце принадлежит мне. Я хочу его вернуть.
На столь лишенное здравого смысла требование у Райана просто не нашлось ответа.
– Твое сердце. Твое сердце принадлежит мне, – повторила женщина и заплакала.
Слушая ее плач, Райан подумал, что здравомыслие от нее не спасет, что она безумна и одержима навязчивой идеей, которую ему никогда не понять.
– Твое сердце принадлежит мне.
– Хорошо, – мягко ответил он, чтобы ее успокоить.
– Мне, мне. Это мое сердце, мое драгоценное сердце, и я хочу его вернуть.