— На каток? — уточняет Фрол.
— Ну… — я пожимаю плечами, — можно и на каток.
Еще до того, как он опять переплетает наши с ним пальцы, я понимаю, — мы оба с ним понимаем, — что никакого катка сегодня точно не будет…
Мне кажется, что на этот раз машина не мчится, а словно крадется по дороге города. Ее бег более плавный, будто она растягивает предвкушение, охватившее ее пассажиров.
Фрол сосредоточенно смотрит прямо перед собой, а я — так же сосредоточенно на него.
Мой стук сердца будит волнение, и я то и дело сжимаю и разжимаю пальцы, ища за что ухватиться, пока мою ладонь не сжимает мужская рука. Всего на пару секунд, но этого хватает, чтобы забурливший водопад паники обернулся фонтанчиком из жарких пузырьков удовольствия.
Мы снова приезжаем в тот же дом, где были и днем, поднимаемся на том же лифте, заходим в ту же квартиру. Но что-то неуловимое изменилось. Я чувствую это, едва мои стопы касаются пола.
Мягкий свет, льющийся из гостиной, говорящий о том, что нас ждали. И тишина, которая заверяет, что ждали не кого-то, а нас.
Фрол зажигает свет в прихожей, помогает мне избавиться от одежды и обуви — раздевается сам. А я прислоняюсь спиной к стене и рассматриваю его, удивляясь, как плавно и уверенно двигается этот высокий, крепкий и широкоплечий мужчина.
Мой мужчина.
Как минимум на одну ночь.
Нет двузначности и лукавства — они теряются там, в кабинете директора. Нет неловкости — она теряется там, за порогом.
Здесь только мы.
Мужчина, который никогда не скрывал, что хочет меня. Мужчина, который заставил признать, чего хочу я.
Он застывает у противоположной стены, и мне снова мерещится отстраненность и прохлада в карих глазах. Нет, не хочу, не отпущу на это ледяное дно без себя.
И я делаю то, что хочу.
То, что считаю необходимым.
То, что ему обещала.
То, без чего не представляю, как обойтись в эту ночь.
Приближаюсь сама, обхватываю его за талию и пытаюсь свести температуру наших тел к единому показателю.
Его пальцы прикасаются к моим волосам, его дыхание — горячее, близкое, ласкает впадинку на моей шее, когда он склоняется, а его хрипловатый голос сводит с ума признанием:
— Весь день, когда я на них смотрел, — он наматывает локон моих волос на свой палец и чуть тянет, чтобы я подняла лицо и увидела его темный взгляд, — представлял, что ты лежишь в моей постели, обнаженная и доступная.
— Как сейчас?
Я начинаю расстегивать пуговички блузы, но все более медленно, потому что пальцы начинают подрагивать от нетерпения мужчины. Оно вибрирует волнами, бьется о скалистый берег, но пока боится приближаться ко мне, чтобы не спугнуть, чтобы не дать шанса уйти.
После, если останусь, оно накроет меня с головой, а пока любуется добычей, которая так беспечно сама идет в руки.
Блуза падает на пол под громкий выдох мужчины. И я, прикусив губу от непрошеного волнения, пытаюсь избавиться от еще одной преграды, которая пока еще сдерживает от шторма уже черные волны.
Я успеваю только прикоснуться к застежке бюстгальтера, когда мои пальцы накрывают мужские. Сжимают их, заставляют опустить руки вниз, удерживают у меня за спиной, и легким щелчком отправляют еще один бесполезный лоскуток ткани вниз.
Мне жарко под открытым взглядом мужчины — он словно вживляет в меня огоньки, которые, даже закрой я глаза, будут указывать, где его взгляд сейчас. Невольно тянусь к нему, но рука, которая удерживает меня, непреклонно возвращает назад. В то время как пальцы второй руки мужчины властно тянут молнию на моих джинсах вниз, ныряют в мои трусики и начинают поглаживать, а убедившись, что подготовки не нужно, неумолимо проникают в меня.
Жестко.
До твердых костяшек, которые при каждом движении пальцев дарят чуть болезненную, но приятную ласку.
Он жадно смотрит в мои глаза, и это создает ощущение двойного проникновения. Он так глубоко во мне, что не освободиться, не вырваться и спрятаться невозможно. И мой взгляд, и мои хриплые стоны — все открыто и для него.
Это невозможно, невероятно, но он одновременно и углубляет, и ускоряет движения, заставляя меня оттолкнуться от берега и прыгнуть в эту пучину, практически теряя сознание.
— Фрол… — шепчу онемевшими от собственных укусов губами.
Теперь его руки повсюду — они избавляют меня от остатков одежды, роняя их между нами. Они подхватывают меня, когда непривычно штормит от пережитого удовольствия, и я качаюсь вперед. И они же прижимают к себе и одновременно — к стене.
Жесткое — с жестким.
И чтобы смягчить это, подключаются его губы. Они ласкают, они уговаривают раскрыться еще раз, а потом крадут дыхание — жадно, властно, до невозможности сделать глоток воздуха, потому что он ведь не нужен.
Я слышу, как медленно, предвкушающе, ползет вниз змейка на мужских брюках. Мгновение — и я понимаю, что да, воздух уже не нужен. Потому что я глотаю тяжелые выдохи мужчины, как собственные.
Это тоже не шанс отступить, передумать, потому что его руки подхватывают меня, приподнимают, заставляя обхватить ногами тело мужчины.
А сам он всматривается в мои глаза, заставляет увидеть, что это он, и растягивает момент осознания того, что он хочет сделать со мной, что он будет делать со мной.
А потом он делает резкий выпад вперед, проникая в меня со стоном, и замирает, вжимаясь в меня бедрами, чтобы продлить, усилить это ощущение единения.
И волны все же выходят за берега, когда он начинает двигаться во мне — резко, напористо, глубоко и без остановки. И в знак утешения, чтобы было легче пережить этот шторм, я чувствую его губы, которые не целуют, а словно выпивают меня. С каждым толчком его бедер, с каждым его приглушенным стоном, с каждым невнятным шепотом у моего виска, и с каждым ударом сердца мужчины, которое еще сильнее заводит мое.
Хватаюсь за его плечи, как за спасительный круг, держусь на этих бешеных волнах благодаря его взгляду, и все равно падаю вниз, когда меня с новой силой бьет о забытые скалы удовольствия. Оно разлетается во мне маленькими осколками, оно впитывается в меня жарким дыханием, оно вкручивается в меня огненной спиралью, когда язык мужчины прикасается к моим соскам и втягивает их в рот, оно вминается в меня пальцами, которые удерживают мои бедра и насаживают меня на мужчину в том ритме, который ему удобен и от которого я теряюсь в пространстве и времени.
Глубже.
Еще глубже.
Вырывая бесстыдные громкие стоны и просьбы…
— Еще… — хриплю я, раскачиваясь на бедрах мужчины и вжимаясь в стену, когда он делает выпад. — Пожалуйста, Фрол…
Я слизываю капли любимой арабики с его шеи, и последнее, что вижу — довольный блеск обезумевших черных волн. А потом меня скручивает, пытаясь вырвать из рук мужчины, тянет на дно, подбрасывает вверх, но я не боюсь потеряться, потому что чувствую пальцы мужчины, губы мужчины, и взгляд, который не собирается меня отпускать.
Вздрагивая, хрипя, я обессиленно закрываю глаза и позволяю шторму вскоре последовать за мной в эти тихую гавань, где дрожь не от холода, где усталость приятная, и где невозможно заблудиться, потому что два тела, мужское и женское — это единый островок удовольствия.
— Ну что, — слышу знакомый шепот, — теперь все-таки попробуем на кровати? С подушкой и без?
Не знаю, откуда находятся силы на смех, но остановить его, как и удовольствие — невозможно.
Он обволакивает нас, плывет невидимой дымкой по дому и, кажется, делает свет в прихожей чуть ярче. А может быть, так мне кажется, потому что Фрол улыбается, и я не вижу в его глазах ни капельки холода, ни капельки отстраненности.
Он сейчас целиком и полностью здесь, со мной.
Глава № 22
Еще один поцелуй, и до кровати мы так и не добираемся. Максимум, на что нас хватает — это сменить стену прихожей на стену в гостиной…
— Отдохнем немного за ужином? — предлагает Фрол, когда мы снова можем спокойно дышать.
Я выбираю сначала душ, а потом уже ужин, но так как в ванной мы оказываемся вдвоем…
— Вот полотенце и халат, — слышу за спиной хрипловатый голос, который опять творит со мной невозможное.
Включаю воду и поворачиваюсь к мужчине, который следит за каждым моим движением. Приближаюсь к нему и делаю то, что приносит мне ни с чем несравнимое удовольствие — избавляю его от одежды, открывая сантиметр за сантиметром неизведанные просторы.
Рубашка неспешно соскальзывает с его сильных и напряженных плеч, пытается удержаться за запястья, но я не оставляю ей шанса хоть что-нибудь от меня скрыть. Бьется вена на шее, замерли в ожидании две цепочки, и теперь я вижу, что на одной висит какой-то знак, похожий на подвес-оберег, а на второй — почему-то разделенные инь и ян.
Фрол перехватывает мои пальцы, когда я начинаю задумчиво крутить подвески, и я отпускаю их. Тем более что мне есть чем увлечься еще — черная татуировка занимает всю правую сторону его груди и тянется аж до запястья — роза, шипы, кинжал и крылья дракона.
Скольжу по ней сначала взглядом и пальцами, затем языком. Вырываю тяжелые выдохи у мужчины, наслаждаюсь тем, как властно его пальцы запутываются в моих волосах, как бы решая — то ли оттолкнуть, то ли еще больше приблизить к себе. Тону в едва уловимом аромате арабики, которую в таком виде готова поглощать не только утром, а круглые сутки.
Щелкаю пряжкой ремня, ловлю усмешку и уже уверенно нахожу и тяну змейку на мужских штанах вниз.
Он не дает мне времени рассмотреть себя, считая, что хватит одного жадного взгляда. И покорности с него хватит. Подталкивает меня в душевую кабину, чуть усмехается, заметив, как я невольно облизываю в предвкушении губы, избавляется от штанов и заходит ко мне, под струи воды, которая бьет ему в спину, отталкивается от его груди и падает на меня капельками абсента.
— Без кофточек монахинь им гораздо приятней, не так ли? — он обхватывает чуть жестковатыми ладонями мою грудь и сжимает.