Нет, я знаю…
Без сроков, без обязательств…
Но пока мы вместе, вдвоем, этот мужчина мой. И мне хочется, чтобы в этом ни у кого не возникало сомнений, чтобы видели, знали и держались подальше.
Странные ощущения, раньше мне не были свойственны собственнические замашки, а теперь…
Мне так сильно хочется прикоснуться к Фролу, что я все-таки не выдерживаю и прикасаюсь к руке на руле. Он не отталкивает, не говорит, что мешаю, лишь крепче сжимает пальцы. И я начинаю скользить уверенней — чувствуя вздувшуюся венку, напряжение и силу, которую он через это простое прикосновение вливает в свой джип и меня.
Ловлю его быстрый взгляд в зеркале и убираю ладонь — наверное, лучше не отвлекать.
И в ту же секунду он перехватывает руль левой рукой, а правой сжимает мои соскользнувшие пальцы.
Мне нравится уютная тишина между нами. Нравится, что не нужно искать пустых тем для бесед. И мне нравится, как подушечка большого пальца мужчины поглаживает мою ладонь, напоминая, что он рядом, со мной.
Я расслабленно смотрю на улицы, которые остаются у нас позади, по сути, мне без разницы, куда меня везет Фрол. А вот когда замечаю, как мы на перекрестке сворачиваем с проспекта на ту улицу, по которой как-то ночью прогуливались с Катериной, невольно напрягаюсь.
— «Твое желание»? — даже без вывески, которой здесь нет, я угадываю строение, которое приняло в жертву ноготь моей подруги.
Машина минует кусты, которые нашими стараниями с Катериной мы некогда слегка проредили, и подъезжает совсем с другой стороны, на парковку, забитую дорогими авто.
Фрол выходит из джипа, открывает дверь с моей стороны, а я смотрю на его протянутую ладонь и не двигаюсь.
Просто если я выйду, если снова войду в этот клуб, если появлюсь там с этим мужчиной, боюсь, Илья сам сдует со своего любимого «одуванчика» белый пушок.
Встречаюсь с карими глазами, которые выжидают, и на выдохе вкладываю свою ладонь в его руку. То, что будет потом — будет потом. Не знаю, как сложится дальше, но этот мужчина — мой выбор, мое желание, и я не хочу увиливать, притворяться, прятать его.
Словно подбадривая, Фрол коротко прижимает меня к себе, скользит горячими ладонями по моим волосам, лицу, а потом ведет ко входу, которых в этом клубе, наверное, бессчетное множество.
После стука в неприметную дверь, замаскированную под кирпичную кладку, нам открывает охранник, который приветствует хозяина заведения, а меня словно не замечает. Ни единого взгляда, который бы мог смутить или задать молчаливый вопрос. Фрол кладет руку мне на спину и ведет вперед, по светлому коридору, где с каждым шагом все более слышно клубную музыку. Оборачиваюсь, пытаясь понять, зачем нам еще один танцпол, если он все равно не танцует, но ладонь на моей спине напрягается, заставляя идти дальше и без вопросов.
По пути ни единого человека. На развилке мы останавливаемся, и я припоминаю, что в той стороне — администрация, в той — коридор, по которому мы тогда шли с Катериной, и если пройти чуть вперед — будут вип-ложи, в которых иногда не закрыты двери. А дальше — бар, танцы, ди-джей. И, возможно, тот самый мужик, который навязчиво хотел познакомиться.
Но Фрол достает из кармана ключи, открывает ближайшую дверь и подталкивает меня в полумрак.
Щелчок, поворот замка, и меня окружает абсолютная тишина.
Но страха нет.
Уже через секунду я начинаю различать легкие нотки кофе, которые меня окружают, слышу дыхание у себя за спиной и могу благодаря тусклому фонарному свету, пробивающемуся через приоткрытые жалюзи, рассмотреть очертания комнаты. Диван, два кресла, не уверена, но, кажется, стол.
Тихий щелчок выключателя, и мягкий свет позволяет убедиться, что да, это современный стол для работы, на котором стоит ноутбук, настольная лампа и… та самая лампа Алладина, которую Фрол держал в руках, когда мы с ним познакомились.
Не в силах удержаться, подхожу к столу, беру лампу в руки и пытаюсь понять: она правда старинная или такой просто кажется. Не то, чтобы я разбиралась, но любопытно до невозможности. Но что удивительно, она действительно очень похожа на ту, которую я видела в мультике!
Прикусив губу, кручу ее в руках, едва сдерживая свое удивление, а потом потираю бочок — так, на удачу, это как бросить монетку в фонтан, и вдруг…
— Слушаю и повинуюсь, — раздается у меня за спиной хрипловатый голос мужчины.
Оборачиваюсь и понимаю, что Фрол уже не только без верхней одежды. Он уже без рубашки и обуви!
Босой. Ноги широко расставлены, на животе кубики пресса, руки скрещены на груди, заставляя напрячься его мышцы и сбиться мое дыхание, черная татуировка и медальоны, которые раскачиваются на длинных цепочках, ускоряют ритм моего сердца, а соблазнительная улыбка, тлеющая на губах, вырывает мой слегка приглушенный стон.
— Чего изволите? — задает он новый вопрос, и чуть склонив голову, поясняет для тех, кто все еще в шоке: — Джинн к вашим услугам. Готовы озвучить желание?
— Знаешь, — бормочу растерянно я, — если бы раньше я хоть на минуту могла допустить, что джинны и правда существуют, клянусь, я бы не раз в месяц, а гораздо чаще и куда усердней натирала бабушкины раритетные лампы! И не уговаривала бы ее их выбросить!
А потом, впустив в себя вероятность этого чуда, я приближаюсь к джинну, обнимаю его и вздыхаю:
— Каюсь. Грешна.
Он начинает смеяться — громко, заразительно и уютно, особенно, когда обнимает меня.
А я не озвучиваю — показываю свое желание, начиная «замаливать грех» перед другими джиннами, которых так и не оживила. И главное — перед этим, настоящим, горячим, живым, который окунул меня в волшебство.
Глава № 25
Сделав шаг назад, я скидываю с себя дубленку, даже не убедившись, удачно ли она приземлилась в кресло.
Мужчина застыл в ожидании, когда я озвучу желание, но у меня немного другие планы.
Я снова приближаюсь к нему, скольжу пальцами по плечам, перебираюсь на спину и слегка царапаю ее ногтями, медленно опускаясь вниз.
Он не двигается, не делает попытки остановить меня или перехватить инициативу. Покорный джинн, которому хочется покориться.
И я вслед за пальцами сама опускаюсь вниз, не чувствуя, не разбирая теплый здесь пол или нет.
Мне жарко от темного взгляда, который не отпускает меня, жарко от вида того, как пульсирует жилка на его шее и как медленно вздымается его грудь.
Этот мужчина как жадное пламя, которое пытается спрятаться за хрупкой хрустальной колбой. Его выдох, когда я прикасаюсь к пряжке ремня — глоток запоздалого вдохновения, заставляющий сожалеть, что я не смогла настоять на художественной школе.
Я бы хотела запечатлеть его таким, скрывающим силу и все равно довлеющим надо мной. Грозным и добрым одновременно, потому что он позволяет мне делать то, чего хочу я, несмотря на медлительность и на то, что его желание скрыть уже невозможно.
Я так сильно хочу доставить ему удовольствие, что в спешке не могу справиться с пряжкой ремня. Мои пальцы отодвигают в сторону, и мужчина сам расстегивает ремень и пуговицы на брюках. Я успеваю вернуть себе инициативу, и готова поспорить — это один из самых сексуальных моментов, когда наши пальцы с Фролом соприкасаются и одновременно тянут змейку на молнии вниз, и так же одновременно прикасаются к его члену.
Он — у основания, сжимая его. Я — осторожно поглаживая влажную от желания головку.
Не удержавшись, провожу по ней языком, знакомясь с этим вкусом, привыкая к нему и наслаждаясь им и рваным выдохом мужчины.
Немного медлю, потому что не могу похвастаться мастерством в этих ласках. Не знаю, как ему больше нравится, и как смогу вместить в себя всю эту длину. На секунду мне кажется слишком самонадеянной эта инициатива, и…
— Еще, — пальцы мужчины вплетаются в мои волосы, заставив поднять голову и посмотреть в прищуренные глаза, в которых пульсирует голод. — Разве не видишь, как долго он томился в заточении, ожидая тебя?
Прикусываю губу, но подушечка большого пальца мужчины заставляет мои губы расслабиться, чтобы скользнуть по ним горячей головкой, дразня, соблазняя, заставляя открыться и впустить в себя. Сначала чуть-чуть, всего лишь головку, а после пробуя, сколько я выдержу.
Голова начинает кружиться от жара и силы, по которым я скольжу языком, которые впускаю в себя. Движения бедер мужчины уверенные, немного резкие, но завораживающие, как танец змеи у факира. И я жадно ловлю его выдохи, которые становятся громче и так заводят, что мне хочется избавиться от одежды.
Движения мужчины становятся резче, жестче, пальцы слегка натягивают мои волосы, как будто он не знает — то ли поднять меня для поцелуя, то ли оставить, чтобы ласка не прерывалась.
— Сильнее, — хрипит он, практически вбиваясь в меня, и я пытаюсь справиться с этим напором, чтобы вобрать в себя еще на один стон больше.
Прикрытые глаза, которые продолжают следить за мной, пляшущие на его груди медальоны, бисеринка пота, ползущая по черной татуировке — нет ничего притягательней, чем то, что я вижу.
Это заводит настолько, что я сжимаю бедра, чтобы хоть как-то унять собственное вожделение. И каждое движение мужчины встречаю сдавленным стоном, который вырывается изнутри.
Мне хочется больше, сильнее, жарче, я настолько теряю голову от вкуса и этого ощущения наполненности и страсти, что расслабляю горло и сжимаю губы плотнее. И не выдерживаю, ломаюсь, опускаю руку вниз и пытаюсь унять легкую боль, хотя бы через джинсы, но становится чуточку легче.
Фрол издает какой-то звук, похожий на хриплый свист во время бронхита, выскальзывает из меня и тут же, ничего не поясняя, не дав отдышаться, поднимает меня с колен, упирает животом в стол и стягивает с меня джинсы и трусики одновременно. А спустя доли секунды я чувствую в себе его пальцы, которые пробуют, готова ли я, заставляют привыкнуть к ритму и к тому, что нужно скользить за ними, и покидают меня, чтобы подарить другое вторжение и другую наполненность.