Катерина уходит от меня только вечером, да и то я скорее выталкиваю ее за двери. Нечего ей сидеть и страдать рядом со мной, когда у нее бурлят светлые чувства. Их надо лелеять, вскармливать, множить, а я почти в полном порядке.
— Буду звонить, — строго предупреждает она.
— У меня планы поспать, — предупреждаю ее, но едва замечаю, как сдвигаются светлые брови, уверенно добавляю: — Но как только проснусь, отзвонюсь.
Едва остаюсь в квартире одна, меня атакуют мысли — одна печальней другой, и чтобы не поддаваться им, ищу искать свой пушистый антидепрессант. Не находится. Молчит, по-прежнему где-то прячется.
Ну ладно, раз так…
Только ложусь, как слышу в другой комнате какой-то шорох. Поднимаюсь, и жаль, что вино не позволяет мне бодро идти, потому что пока я появляюсь на месте преступления, один угол сиротливо отсвечивает сорванными обоями.
— Ладно, — смотрю на наглую серую морду, — может, ты прав и действительно пора ремонт обновить.
Кот, кажется, не верит, что так легко обошелся, и правильно. Ловлю его, несмотря на визги и грозное мяуканье, вымываю шампунем, провожу инструктаж по пользованию его личным туалетом, насыпаю корм и отпускаю, в надежде понаблюдать хоть за чьим-нибудь счастьем.
И что получаю?
Понюхав корм, кот фыркает и брезгливо дергает усами. Молоко разливает, наступив в тарелочку лапой. И, решив, что на него сегодня хватает мучений, опять где-то прячется.
Поспать мне так и не удается.
Более того, у меня стойкое ощущение, что это нескончаемый день сурка. Стоит прилечь и закрыть глаза, как где-то в квартире опять раздается шорох, я иду и обнаруживаю кота и какую-то новую пакость.
Нет, я знала, что это в природе мальчиков, но с братом, пока он был мелким и безответственным, было куда меньше проблем. К такой суровой реальности даже он со своими выходками не смог меня подготовить.
Может, потому, что ночью он спал — все же за день выматывался, а кот…
Примерно в три часа ночи, устав, как собака, бегать за котом и осматривать, что еще он испортил и что дерзко принял за туалет, я уже сомневаюсь, что это действительно кот, а не еж. И, признаюсь, в мыслях моих кружил уже не только Фрол, но и наш айтишник — Артем.
Он так трогательно рассказывал о своем неторопливом питомце, проблема в уходе за которым состояла лишь в том, чтобы не забыть, в какой день недели его опять покормить…
Интересно, это тоже пинок от Вселенной? То, что сегодня на холод выбрасывали этого неугомонного кота-изувера, а не трепетную, беспроблемную черепаху?
Если даже и так, я не жалуюсь. Помню — чревато лишний раз обращаться. И потом, она исполнила мою просьбу — с Фролом все хорошо. Точнее… ничего нового и трагического с ним не случилось, а прошлое…
Боюсь, здесь даже Вселенная не в состоянии справиться.
Так что к ней у меня ноль претензий, вот только…
К утру, уставшая, разбитая, совершенно измученная уборкой и гонками за котом, я, кажется, понимаю, почему от него мечтали избавиться любым способом. Это же не кот! Да его так и надо назвать!
Это… (1bd23)
К счастью для притихшего кота, я засыпаю, и он так и не успевает обзавестись новым заслуженным прозвищем, на которое бы ему со временем все равно пришлось откликаться.
Пока так и остается котом-чудовищем.
Чудовищем, несмотря на то, что я слышу, как он тихонько ползет в мою комнату, прыгает на кровать, сворачивается клубком у моего живота и довольно включает «моторчик».
Глава № 34
Утро не начинается, оно просто вламывается ко мне — шумом колесиков от чемодана, удивленным присвистыванием и криком любимого брата из коридора:
— Капец! Что за запах? Ты что, все-таки сдавала квартиру? Втихаря от меня?
Пока протираю глаза, пытаясь проснуться, слышу, как у меня под боком недовольно крутится кот, а в квартире раздаются размеренные шаги. Лежу, не сдаю провинившегося, хотя так и хочется подскочить, обнять родного человека и на каждое его удивленное восклицание тыкать обвинительно пальчиком в серую морду.
Кстати, эта серая безымянная морда как будто догадывается о моих желаниях, потому что поджимает хвост и кладет на меня сразу две лапы. Не вырвешься, не встанешь с кровати — сначала придется будить кота, а он ведь так крепко спит, и так трогательно шевелит усиками, и вообще, у него такие мягкие лапки, и коготки ведь не выпускает, дает и им, и мне отдохнуть.
— Не понял, — слышу голос брата, который обходит территорию, — или это просто подготовка к ремонту?
Кот прижимает уши.
Я молчу, силясь не рассмеяться, и как только понимаю, что брат уже близко, поспешно закрываю глаза.
— Так, — раздается у проема двери его голос, — вижу, что ты не спишь, поэтому спрошу, не выдержу. Оля, а ты уверена, что когда бабушка говорила, что мечтает о пополнении в нашей семье, она имела в виду нечто мохнатое, хвостатое и с такими ушами?
Кот приоткрывает глаза и снова их закрывает — спрятался, нет его, и что там у кого мохнатое, его мало интересует.
— Нет, я, конечно, понимаю, что завести кота, а не ребенка, куда быстрее и проще… — замечает глубокомысленно брат. — Но когда ты сказала, что у тебя имеются свои планы, кого впустить на свои квадратные метры, я думал, что ты стараешься в правильном направлении!
— Что получилось — то получилось, — открываю глаза, так как притворяться бессмысленно, подрагивающие от смеха губы слишком меня выдают.
Брат осматривает смиренного кота, качает головой и вздыхает. И еще до того, как он озвучивает свои мысли, я догадываюсь, что именно он хочет сказать.
— Бабушка не поймет. И устроит для нас с тобой еще одну лекцию о продолжении рода. Подумает, что в первый раз мы все не так поняли.
И такое у него расстроенное лицо в ожидании этой маленькой взбучки, что я не выдерживаю и все-таки хохочу. И тянусь к нему, чтобы сам меня обнял, раз я пока не могу.
— Эй-эй, — журит он меня и отстраняется после долгих объятий, — меня не было всего три недели, а встречаешь так, как будто я вернулся из кругосветного путешествия.
— Просто я сильно соскучилась! — бормочу растроганно и утираю случайную, скупую слезу.
— Угу, — соглашается брат. — Просто что-то случилось. Давай-ка, рассказывай. А то у меня уже пару дней кулаки сильно чешутся.
— Тропическая инфекция? — выдвигаю элементарную версию.
— Интуиция, — придавливает меня своей. — Видишь, я даже сразу к тебе заехал.
— Может, это потому, что тебя забыла встретить Светлана? — юлю, пытаясь за это время подобрать правильные слова и придумать правдоподобные отговорки.
— Стесняюсь напомнить, но у меня есть своя квартира. Давай, двигай это серое сонное существо, и вперед, кормить любимого брата и жаловаться!
— Кот всю ночь не давал мне спать, — жалуюсь на то, что попроще.
Кот издает удивленное мяуканье, нехотя подвигается, когда я пытаюсь выбраться — мол, ладно уж, иди уж, предатель. Пользуясь случаем, соскальзываю с кровати. Кот, пользуясь случаем, перебирается на подушку.
— Как его хоть зовут? — интересуется брат.
— Понятия не имею.
— Докатились! Ночь уже провели, а так и не познакомились. Пусть тогда будет Мурзиком.
Я не спорю. Кот, чувствуя силу, тоже молчит и даже усами не дергает. Только хвостиком помахивает, когда я уже у двери — провожает. И вот очень мне не нравится его взгляд — вчера-то подебоширить в этой комнате ему не пришлось…
Но голодный брат — это тот, кого оставить без присмотра я категорически не могу. Ладно уж, если что, сделаем ремонт в этой комнате тоже. Мне вообще сегодня удивительно хочется перемен.
Пока я суечусь, пытаясь соорудить брату завтрак из ничего, кота даже не слышно, и я рассказываю брату о том, что все у меня хорошо, и как он и хотел, с Фролом мы больше не вместе.
Я пытаюсь говорить на позитиве, опускаю трагические детали, просто упоминаю, что Фрол пока крутится в своем прошлом, настоящее наше закончилось, а совместное будущее при учете таких разных людей, нереально. И вроде бы у меня получается не сорваться, голос ни разу не выдал, но брат хмурится, а потом подходит ко мне, обнимает и утешительно гладит меня по спине. Как делал всегда, когда кто-то пытался меня обижать.
И я тихонечко, чтобы он не услышал, чтобы он не заметил, чтобы не догадался, как мне все еще больно, делаю то, что хотелось, но не могла… Плачу… Беззвучно, горько… Стираю слезы, успокаиваюсь, заставляю себя перестать и… плачу еще сильнее.
— Ну, все, хватит уж, — заметив, что я прихожу в себя, строго приказывает мне брат. — Хватит, Мелкая, а то заставлю стирать эту рубашку.
Я нервно хихикаю.
— Хотя, — добавляет Илья, — стирка выйдет весьма экономной — воды уже не надо, она мокрая, хоть отжимай, только порошок добавишь, потрешь и — готово.
Усаживает меня на стул и сам теперь крутится — готовит кофе, не обращая внимания, что я ворочу от чашки нос, практически всовывает ее мне в руки.
— Это же не ты должна меняться после всего, — говорит он с усмешкой, за которой скрывает тревогу. — У тебя все в порядке.
— В порядке, — повторяю как мантру.
Еще бы, правда, в это поверить.
Но, боюсь, это случится не раньше, чем я перестану чувствовать, тосковать и думать, как было бы хорошо, если бы ночью со мной лежал не мохнатый кот, а один лысый мужчина, которого вряд ли выйдет так просто забыть.
Но я буду очень, очень стараться.
Эй, слышишь меня, Вселенная?
Кажется, действительно слышит, понимаю я, когда вижу на телефоне входящий звонок.
— Привет, ба, — улыбаюсь, услышав ее спокойный, уверенный голос и хитро интересуюсь: — Ты случайно не рядом прогуливаешься?
— Нет, — заверяет она. — Я сейчас исправляюсь, видишь, сначала звоню, узнаю обстановку. Но могу прогуляться.
— Прогуляйся, мы с Ильей будем рады, — подмигиваю брату, который чуть давится кофе. — К тому же, такие предосторожности уже не нужны.
— Вот как? — задумывается бабуля. — Хорошо, надеваю шляпу и выхожу.