— Ой, мамочки! — Ия испуганно ойкнула.
— Я почем знаю: приедет — не приедет. Сказало начальство, чтобы все в ажуре.
— А смена когда? — спросила Вера.
— Сказано же: митинг будет в школе, там все… Ну, я побежал — еще надо в Осямовку, предупредить… Опилки, девчонки, опилки! Имей в виду, Светка, с тебя первый спрос.
Он погрозил на прощание своим немощным детским кулачком и затрусил к выходу. Поскользнулся на обледенелом пороге, едва удержался на ногах, ухватившись за дверной брус, скомандовал:
— Лед чтобы весь сбить! — и исчез.
На коротком совещании решили не только посыпать свежими опилками все проходы, но еще и помыть свиноматок: их спины пестрели фиолетовыми пятнами — остатками грубо намалеванных цифр. Девочки сначала не умели различать животных, возникала постоянная путаница, и старшая свинарка, уезжая в Москву на Выставку достижений, посоветовала им пронумеровать клетки и свиней. Теперь в номерах нужда отпала: каждую свинью знали, что называется, в лицо, но школьные химические чернила отходили плохо, и свиньи казались грязными, немытыми.
Пока скребли неподатливые свинячьи спины, Ия все испуганно вскрикивала:
— Ой, девочки, едут!
Бросали щетки, ведра, выбегали из свинарника — никого.
— Паникуешь, Ийка! — сердилась Света.
Наконец перестали и скрести и бегать на улицу: надоело, да и устали тоже. Собрались в крохотной каморке, именовавшейся почему-то конторкой, может быть, потому, что там стоял колченогий столик с чернильницей-непроливайкой в специальном гнездышке, — Митяй соорудил.
— Не приедет к нам иностранец, — вздохнула с сожалением Вера.
— Вот и хорошо! — по-детски обрадовалась Ия. Света посмотрела на нее неодобрительно.
— И чего ты все трусишь, чего трусишь! Ведь интересно.
— Помните, девочки, три года назад к нам московский артист приезжал, — вспомнила Вера.
— Не артист, — поправила Света. — Режиссер.
— Ну, режиссер. Я стихи со сцены читала, он все улыбался. Чего это он? Стихи совсем даже не смешные…
Пока сидели в конторке, болтали, погода испортилась. Наползли тучи, черные, злые. Стеной повалил снег — за два шага ничего не видать. И ветер. Налетел с воем, с визгом, словно с привязи сорвался.
— Здрасте! Давно тебя не было, соскучились! — Света выскочила в тамбур, прикрыла распахнувшуюся дверь, задвинула засов.
— Уляжется, — не очень уверенно произнесла Вера. — По радио на три дня объявляли ясную погоду.
— Ой, девочки, — Ия с тревогой смотрела на помрачневшие окна, — как смена к нам доберется?..
Она не зря тревожилась. Подошел вечер, стало темно, а смена не появлялась. Девочки то и дело бегали к двери, кричали в набитую снегом темноту — никто не отзывался. Ветер все усиливался, поднялась настоящая снежная буря. Дверь быстро забросало снегом.
— Опять нам кормить свиней, — с досадой сказала Света. — Я уж думала — все, отделались… Давайте, чтобы не возиться, подсыплем им завтрашнего силоса.
И только сейчас вспомнили, что фуражир, спешивший в больницу за женой, не подвез сочных кормов, сказал — приедет утром пораньше и подвезет. А идти теперь самим к силосной яме, метров за триста, было бы просто глупо: заблудишься в снежном хаосе!
Пришлось разводить огонь, греть сыворотку. Дали свиньям комбикормов: осталось немного от обеда.
Только разнесли еду — потух электрический свет; вероятно, разбушевавшийся ветер опрокинул какой-нибудь из столбов времянки и порвал провода.
Девочки собрались на кормокухне: у плиты было уютнее, хотя ветер и оттуда быстро выдувал тепло. Пробовали петь — не получилось. Сидели молча, вяло жуя жареный ячмень. Ждали с нетерпением ночного сторожа, ворчливого деда Вареника. Его надоевшие слова: «В наше время разве такие девки были?», «В наше время разве так песни пели?» — вспоминались почти с нежностью. Ну, где же он, дед? Уж давно время.
— А вдруг и он не приедет? — Ия высказала вслух мучившее всех, и ее глаза сразу стали большими и прозрачными.
— Да перестань ты! «А вдруг, а вдруг!» — Света нервничала; Ия взглянула на нее испуганно и удивленно: с их старшей такое случалось не часто. — Накаркала со сменой, теперь еще и с дедом…
— В наше время разве такие бураны были, — хихикнула Вера.
Никто не засмеялся.
Сидели молча, зябко кутаясь в платки и испуганно вслушиваясь в нараставший шум ветра. А он бесновался, рыдая и хохоча; завывал, свистел на самых высоких нотах, ревел басом, швырял в маленькое оконце пригоршни снега, пока не залепил его совсем; гремел листом незакрепленной жести на крыше, не утихая ни на секунду, нагоняя тоску, заставляя девочек в страхе жаться друг к другу.
Минуло десять часов — и стало ясно: дед Вареник не придет. Никто не придет.
— Что будем делать, девочки? — прошептала Ия.
— Спать, — мрачно ответила Света.
Они натянули на себя все, что было, легли на пол возле печки, подстелив солому, и накрылись необъятным тулупом деда Вареника.
Сначала было холодно, и они лежали, стуча зубами. Но потом понемногу согрелись, прижавшись друг к другу, и заснули.
Ия спала плохо, то и дело просыпалась. В кормокухне было темно: вероятно, в «летучей мыши» вышел керосин. Ветер все злобствовал, только его разбойничий свист стал как-то глуше, словно доносился сюда, в помещение, сквозь слой ваты. Ия сначала не могла понять, в чем дело; думала, уши у нее заложило, а потом догадалась: эту сторону свинофермы занесло снегом. Ей стало страшно, она подумала о маме, о сестренках, как те волнуются за нее, не спят, и сами собой потекли непрошеные слезы. Так она лежала в темноте и плакала, беззвучно, боясь пошевельнуться, чтобы не разбудить девочек.
И тут ей послышался рядом странный звук, словно кто-то всхлипнул. Вера? Ия повернулась к ней, прошептала:
— Проснулась?
Вера, не откликаясь, задышала глубоко и ровно, как во сне. Но Ия поняла: Вера не спит.
— Тебе тоже страшно? — прильнула она к подруге.
— Перестань, Ийка, не мешай спать! — громко сказала Света.
Голос у нее был совсем не сонный.
Ия притаилась, как мышка, и незаметно для себя вновь забылась в беспокойном полусне.
Ее разбудил голос Веры.
— Который час? — спрашивала она у Светы.
— Не знаю, — ответила та.
— А ты зажги спичку и посмотри.
— Нет спичек.
— Как — нет?! — воскликнула Вера.
— Вчера, когда зажигали «летучую мышь», последние истратила, — со странным спокойствием ответила Света.
Ия спросила испуганно:
— Ой, Светочка, как же мы без спичек?
— Не знаю, — и опять так спокойно, почти безучастно.
— Может, посмотреть свиней? — спросила, помолчав, Ия.
Света ничего не ответила. Ия полежала еще немного, потом выбралась из-под тулупа. Надо все-таки посмотреть. Из-за ветра не слышно, как у них там.
В свинарнике посветлее. С одной стороны окна замело так, будто их и нет, зато с другой в узкие застекленные прорези гляделось молочное буранное утро.
Свиньи вели себя беспокойно, особенно двухмесячные отъемыши. Жались в углу, толкали друг друга, стремясь попасть в самую середину, где потеплее. Завидев свинарку, они кинулись к загородкам, подняли такой визг, что на какое-то время не стало слышно, как бушует за стеной ветер. «Есть хотят, уж давно их время прошло, — с тревогой подумала Ия. — А чем кормить?»
Она пошла к своим «стиляжкам», потрепала их по мокрым холодным рыльцам. И вдруг забеспокоилась: все ли здесь? Она пересчитала — двенадцать. А где еще один?
Тринадцатого, хроменького, она нашла в соломе. Он лежал неподвижный, странно помятый, видать, задавили еще ночью. Ах, надо было взять его к себе — как она не догадалась!
Роняя слезы, Ия вытащила мертвого поросенка, пробежала по другим клеткам. Нет, задавленных больше нет — все живы. И все визжат отчаянно, все требуют пищи.
Она вернулась к девочкам. Те еще лежали под тулупом.
— Стиляжоночек умер, хромой… — ее голос дрожал.
— Раз! — произнесла Света загадочно.
— Что — раз? — не поняла Ия.
— Раз, два, три… Ну и так далее.
— Света, не надо! — взмолилась Ия. — Зачем ты так?
Света ничего не ответила.
— Девочки, ну, придумаем что-нибудь! Главное воду согреть, напоить их хотя бы.
— Может быть, трением? — предложила Вера и села. — А что, в самом деле! Взять острую палочку, поставить на сухую щепку и вертеть в пальцах. Древние люди могли, а мы не сможем? А, Света?
Опять Света не отозвалась.
— Тогда уж лучше «катюша», — вспомнила Ия и пояснила: — Папа говорил, на фронте, когда не было спичек, каждый носил с собой сталь и кремень. Высекали искры и прикуривали. Даже лучше, чем спички. Те промокнут — и все.
— Давай попробуем! Светка, вставай! — Вера потянула тулуп.
— Бесполезно. Ничего у вас не получится, — Света отвернулась.
— Но попробовать ведь можно?
— Зачем обманывать самих себя?
— Ну, Светка!
— Отстань!
Так Света и не встала. Вдвоем девочки отыскали в свинарнике несколько металлических обломков — сталь или железо, кто знает. Ударяли, ударяли один о другой — хоть бы искорка! Бросили обломки, выковыряли камешки из стены. Колотили изо всех сил камень о камень, камень о железо — опять ничего.
Вернулись в кормокухню. Света по-прежнему лежит, накрытая тулупом, уставившись в одну точку.
— Света! — Ии страшно: такой безучастной, такой равнодушной ко всему она Свету еще никогда не видела. — Ну, надо же что-то предпринять! Ты же старшая, ты должна!
Ничего не отвечает, молчит.
«Плохо, — думает Ия и ломает пальцы. — Светка растерялась, решила, что ничего уже сделать нельзя. Может, и в самом деле она права? Вон бились, бились с железяками… Что тогда? Ждать?.. Сколько ждать? Буранить может и день, и два, и три. Хорошо, если смогут прийти на выручку. А если не пробьются — вон какой буранище! Село не близко, да еще овраги… Свиньи все передохнут. Да и сами пропадем… Что делать? Что делать? Если бы только Светка… Она же такая, она же все может…»