Так получилось, что Марина и в самом деле оказалась последней у дверей кабинета.
В это время в комнату вошел невысокий грузный мужчина лет пятидесяти в синем, порядком поношенном костюме. У него была крупная голова с копной темных, уже тронутых сединой волос. Плотно сомкнутые желтые губы придавали широкому, чуть одутловатому лицу властное выражение, а прищуренные глаза смотрели хитро и весело.
— У себя? — бросил он на ходу.
— Кто? — спросила Марина, вставая.
Мужчина оглядел девушку с удивлением. Она была выше его, по крайней мере на полголовы.
— Ого! — он качнул головой. — Выросла на радость папе с мамой… Рязанцев, я спрашиваю, у себя?
— Не знаю, — сухо произнесла Марина.
Она не любила шуточек по поводу своего роста. Сто семьдесят девять сантиметров — что тут особенного! В Германии, в селении Бенкендорф, жила женщина ростом два метра шестьдесят пять сантиметров — Марина как-то читала об этом, — и то там не очень удивлялись.
— А ты… — начал мужчина и тут же поправился: — А вы к кому?
— К начальнику отдела кадров.
— Так ведь он же и есть Рязанцев! Фу ты, договорились, наконец… — Мужчина улыбнулся, от глаз побежали веселые морщинки, и лицо сразу же потеряло выражение властности. — На работу?
— Да, — ответила Марина.
— Среднюю окончила? — он пытливо посмотрел ей в лицо. — Ко мне пойдешь? — он снова перешел на «ты»: вероятно, так ему было привычнее. — В отдел снабжения. Мне среднеобразованные вот так нужны.
Марина улыбнулась. Ей показалось смешным и неожиданным предложение и странное слово «среднеобразованные».
— А что у вас делать? Продукты, что ли, в столовую возить?
Мужчина громко захохотал, уперев руки в бока и запрокинув свою крупную голову.
— Вот тебе раз! — произнес он сквозь смех. — Вот тебе и среднеобразованная! «Продукты, столовая…» Да ты знаешь, что такое отдел снабжения? Сердце завода. Да, да, не фыркай — сердце! Кто человека кровью обеспечивает — сердце! Кто обеспечивает завод целлюлозой, химикатами, спецодеждой? Всем, всем? Отдел снабжения. Стоит нам только день не поработать, и завод остановится. А ты говоришь — продукты.
В это время открылась дверь кабинета, и оттуда вышла девушка.
— Есть там еще кто? — раздался голос.
— Есть, есть, Иван Иванович! — крикнул мужчина и, схватив Марину за руку, потащил за собой в кабинет. — Устрой эту дивчину ко мне в отдел. Хочет работать в снабжении.
— Ну да?
Начальник отдела кадров с недоверием взглянул на Марину.
— С детства мечтает быть снабженцем! — Мужчина весело подмигнул ей. — Все подруги в куклы-матрешки играют, а она знай себе лимитики выписывает… Вот, вот, смотри, улыбается. По рукам?
Отвечать нужно было немедленно.
И мужчина, и начальник отдела кадров выжидающе смотрели на Марину.
— Право, не знаю, — нерешительно произнесла она. — Я даже не представляю себе, что за работа.
— Поработаешь — поймешь… Ну, все, заметано! — махнул рукой мужчина. — Зачисляй ко мне, Иван Иванович. На должность разнорабочей.
— Почему разнорабочей? Ведь у тебя, Степан Сергеевич, место кладовщика давно свободное.
— Пиши, пиши, Иван Иванович, разнорабочей. Я знаю, что говорю. Она… Да как тебя хоть звать-то? — Мужчина повернулся к Марине.
— Марина. Марина Хромченко.
— А я Ковшов Степан Сергеевич… Ты ведь не будешь в обиде? Все твои подруги сначала походят в ученицах. Так? И ты тоже вроде ученицы, только получать будешь на двадцатку больше.
— Ну как? — спросил начальник отдела кадров и добавил: — Только учтите, в тот цех, куда другие ваши пошли, я направить не смогу — там уже всё.
Марина чуть помедлила с ответом. Если не со всеми, то какая разница куда? Можно и в снабжение. Вот только неудобно как-то разнорабочей. Скажут, среднюю школу кончила, специальность прядильщицы получила — и разнорабочей… Да ну, глупости! Пусть говорят! Когда она придавала значение болтовне? И потом, это ведь формальность. Она только будет числиться разнорабочей.
А если не понравится? Что ж, перейти в цеха никогда не поздно.
— Хорошо, попробую…
Так попала Марина в отдел снабжения.
Вначале ее усадили за бумаги. Их было множество: лимитки, наряды, накладные… Они лежали в разных папках, и их надо было рассортировать, разложить по числам, подшить.
Ковшов не случайно говорил «мой отдел», «мои работники», — это Марина поняла сразу. Начальник он был крутой. Без его ведома не отдавалось ни одно распоряжение, даже самое незначительное; самая ерундовая бумажка не выходила отсюда без его подписи.
В один из дней Ковшов пришел в отдел раздраженный, злой. В общей комнате все притихли. Вскоре из его кабинета раздался крик:
— Сысоев, ко мне! Петрова, ко мне!
Старичок бухгалтер моментально выскочил из-за стола и со всех ног бросился к начальнику. За ним, зябко кутаясь в шаль, заторопилась товаровед — пожилая костлявая женщина с бледным лицом и поджатыми губами.
Молодой экспедитор, которого в конторе все называли «Сусик» — это странное имя произошло от маленьких едва заметных светлых усиков, за которыми он тщательно ухаживал, — прищурив глаз и кивнув в сторону кабинета, прошептал Марине:
— Сейчас он даст им разгону.
Разгон в представлении Марины был чем-то вроде чтения нотации. Очень неприятная вещь — стоять перед начальником и слушать, как он тебя отчитывает. Но то, что Марина услышала из-за неплотно прикрытой двери, не походило ни на какие нотации. Хоть затыкай уши и выбегай вон!
— Безобразие! — возмущалась Марина. — Как они ему разрешают?
Сусик ухмылялся.
— Попробуй не разреши. А мы поглядим, как у тебя получится.
И он подмигнул остальным работникам: смотрите, мол, какая храбрая выискалась!
В тот раз Марина промолчала, хотя это стоило больших усилий — в ней все кипело от возмущения. Но когда Степан Сергеевич устроил тут же, в общей комнате, новый разнос старику бухгалтеру, топая на него ногами и крича: «Лодырь! Паразит!» — Марина не выдержала.
— Какое вы имеете право оскорблять человека? — негромко сказала она.
Стало тихо-тихо, все затаили дыхание. Степан Сергеевич резко повернулся, подошел к ее столу, положил на него сжатые кулаки и процедил сквозь зубы:
— Человек имеет только один рот и целых два уха. Тебе ясно, почему?
— Мне ясно! — сказала Марина. — А вам?
Ковшов бросил на нее яростный взгляд и пошел к себе, с силой захлопнув за собой дверь. В окнах общей комнаты тоненько звякнули стекла.
Все молчали и смотрели на Марину так, будто она конченый человек. Сусик, выражая общее мнение, произнес вполголоса:
— Каюк теперь тебе. Ковшов такого не потерпит.
Его слова подтвердились уже на следующий день.
Утром, только явившись на работу, Степан Сергеевич вызвал в кабинет Марину. Разговор вначале носил довольно мирный характер.
— Какая тебя вчера муха укусила? — спросил он. — Что ты мне на язык наступаешь?
— Извините меня, Степан Сергеевич, но нельзя же так обращаться с людьми.
Лицо Ковшова потемнело.
— Тебя в школе учили выговора старшим лепить?
— Меня учили всегда говорить правду, в том числе и старшим.
— Довольно! — Ковшов стукнул кулаком по столу и встал. — Я вижу, с тобой надо иначе… Вот что, хватит лодыря гонять. Чернила и бумажки многому тебя не научат. Пойдешь шелк грузить.
— Грузить? Но ведь вы говорили…
— Ты кем у нас числишься? — грубо перебил ее Ковшов. — Разнорабочей, так?
Марина повернулась и вышла.
…Грузчики — трое молодых языкастых парней — молча встретили ее язвительными шуточками. Но, надев фартук и брезентовые рукавицы, Марина вместе с парнями молча грузила шелк в вагон, потом таскала в склады ящики и бочки. Постепенно шуточки прекратились: нет против насмешников оружия сильнее, чем равнодушие. А в работе Марина нисколько не уступала парням.
Мало-помалу отношения между грузчиками и Мариной наладились. Они полностью признали ее своей. В свободные минуты, когда старший объявлял перекур и начинался, как они говорили, «малый треп», Марина многое узнавала о заводских делах. Она поражалась: откуда им все известно?
Не могла понять Марина и их отношения к Ковшову. Начальник отдела снабжения не раз обрушивался на грузчиков с криком и руганью. Другому бы они дали такой отпор, что в следующий раз тот долго бы думал: идти к грузчикам самому или послать кого-нибудь? А Ковшову все сходило с рук.
Почему? Боятся? Что-то незаметно. Тогда уважают? За что?
Как-то Марина прямо спросила их об этом. Парни переглянулись.
— Ты же прежнего начальника снабжения не знала, — сказал один из них и презрительно сплюнул. — Вот того мы свободно посылали ко всем чертям. Хапуга! А Ковшов… Да разве сравнишь! Это человек! Ничего для себя! Все для завода. Только заводом и дышит.
А еще узнала Марина, что у Ковшова вся семья погибла в войну и живет он один у чужих людей.
Когда кончали разгрузку поступивших вагонов, Марина уходила работать в отдел. Начальник ведь не освободил ее от прежних обязанностей. По крайней мере, она так считала.
Ковшов, проходя через общую комнату, косился на Марину и ничего не говорил. Лишь однажды буркнул на ходу:
— Что, надоело уже грузчиком?
— Нет, почему же? — вскинула на него Марина свои по-детски наивные глаза. — Просто там сейчас нет работы.
Иногда, когда по вечерам скапливалось много бумаг, она приходила в отдел по вечерам. Ей даже нравилось работать в тихой пустой комнате. Днем сюда то и дело заявлялись посетители; из кабинета Ковшова неслись громкие голоса. Все это порядком мешало.
Марина с интересом присматривалась к Ковшову. Малограмотный человек, писавший с такими орфографическими ошибками, которых устыдился бы даже третьеклассник, он обладал удивительной памятью. Товаровед еще роется в кипе своих бумаг, чтобы найти требуемые сведения, бухгалтер еще только начинает подсчитывать на арифмометре нужные суммы, а из кабинета несется:
— Что вы там копаетесь, как неживые? Я уже знаю.