Твой «Демон Зла»: Поединок — страница 1 из 3

Сергей ВолковТВОЙ «ДЕМОН ЗЛА»: ПОЕДИНОК

Роман для взрослых мальчиков

Будущее наступило?

ПРОЛОГ

Открываю дверь, вхожу и тут же — быстрый прыжок за колонну. Уф, кажется, не засекли…

Осторожно выглядываю. Тихо. В десяти шагах впереди — широкая лестница, наверху маячит часовой с автоматом наизготовку. Сзади него неширокая площадка, и дверь. Мне — туда.

Припав на одно колено, вскидываю винтовку, тщательно прицеливаюсь, стреляю. Часовой вскидывает руки и падает. Путь свободен! Вперед!

Ступеньки, ступеньки… На ходу подхватываю валяющуюся рядом с трупом запасную обойму. Весьма кстати — патронов у меня не густо. Вот и дверь. Зараза, она заперта! Нужен ключ!

Оборачиваюсь, оглядываю зал с колоннами. Ага, вот и ключ, лежит в нише. Удачно, пока все идет на редкость удачно!

Подозрения возникли слишком поздно — возле самого ключа меня подстерегала ловушка — каменные плиты пола неожиданно разошлись, и я полетел вниз…

Низкая комната с четырьмя дверьми, по двери на каждую стену. Куда? Ладно, попробуем все по очереди.

Подхожу к первой, узкой, покрытой какой-то зеленоватой слизью, открываю, держа винтовку наготове, и тут же на меня прыгает солдат в зеленом камуфляже. Голова ещё не успела сообразить, а руки уже привычно направили винтовку в грудь нападaющему. Выстрел, и мой незадачливый противник отлетает в сторону, дергая руками, словно ватная кукла…

Двигаюсь дальше. Коридор, мрачные каменные стены, поворот, другой, низкая арка, и сразу же, отвесно — пустота. Далеко внизу, во внутренним дворике, видны несколько человек, столпившихся возле офицера. Рядом лежит оружие, стоит открытый патронный ящик. Прямо напротив, на узком мостике, перекинутом над головами тех, внизу, спиной ко мне застыл часовой. Пока он меня не заметил, и ладно. Что же делать? Вернуться в комнату с четырьмя дверьми, или попробовать пройти здесь? Но как я спущусь вниз, за так мне необходимыми оружием и патронами? Время идет, нечего думать, надо действовать!

Тщательно прицелившись, стреляю в часового, и сразу же переношу огонь на группу солдат внизу, боковым зрением заметив упавшее с мостика вниз тело.

Палец нажимает спусковой крючок, мелодично звенят раскатывающиеся по полу гильзы. Гадство, патроны кончаются! Солдаты внизу, похватав оружие, пытались отстреливаться, но полегли все, кроме одного, и этот один, спрятавшись за опору мостика, бешено поливал из автомата выход из коридора, не давая мне поднять головы. И, как на зло, у меня остался только один патрон!

Стрельба внизу неожиданно затихла, видимо, солдат менял магазин. Это был мой единственный шанс, и я им воспользовался. Узкая опора мостика — не важное укрытие, да и солдат чуть согнулся, прижимая автомат к груди, и его голова торчала из-за металлической трубы. Я вскинул винтовку, выстрелил, и на каменных плитах дворика распласталось ещё одно безжизненное тело. Кончено!

Теперь оставалось найти способ спуститься. Стены в коридоре абсолютно гладкие, никаких намеков на скрытую дверь. Но как-то же отсюда спускаются, иначе зачем вообще нужен этот коридор!

Вот! Нашел! Вдоль стены над двориком тянется, постепенно понижаясь, узкий, в две ладони шириной, парапет, ведущий вниз! Ну, теперь главное — не упасть!

Отбросив бесполезную винтовку, начинаю спускаться. Шаг, другой, третий… Из казавшейся монолитом стены вдруг начинают выдвигаться с глухим скрежетом большие каменные блоки, норовя скинуть меня вниз. Видимо, я не отключил эту систему контроля, и попался в ловушку. Приходится уворачиваться, а это очень сложно на узком парапете, когда за спиной бездна.

Слава Богу, спуск наконец позади! Теперь — бегом! Подхватываю автомат и ручной пулемет, набиваю ранец запасными магазинами, пристраиваю за спиной трубу гранатомета. Ну, теперь мне сам черт не брат! Теперь посмотрим, кто кого!

В дальнем от меня конце дворика — дверь. Рывком распахиваю её, пулеметной очередью срезаю двух солдат, бегущих на встречу, и устремляюсь вперед по новому коридору, который приводит меня к лифтовой комнате. Кабинка лифта снабжена одной единственной кнопкой, значит, поднимает она только на определенный этаж! Только бы там не было засады!

Подъем закончился очень быстро. Двери лифта распахиваются, и тут же по мне открывают огонь два автоматических пулемета, прикрепленных к потолку и снабженных видеокамерами!

В бронежилет ощутимо ударяет несколько пуль, я падаю, откатываюсь в сторону, одновременно скидывая с плеча гранатомет. С протяжным завыванием первая граната устремляется к цели, и сразу же за ней — вторая. Грохот слившихся взрывов перекрывает все остальные звуки, меня осыпает дождь осколков, но дело сделано — пулеметы замолчали!

Бегу дальше. Дверь, за нею никого, ещё дверь, лестница, ступеньки, ещё дверь. Так, тут я уже был, эта та самая комната с четырьмя выходами, в которую я провалился, пытаясь добраться до ключа.

Ну что же! По крайней мере я теперь знаю, куда ведут две из четырех дверей. Попробуем толкнуться вот в эту… Заперто! Значит, остается последняя!

Открываю дверь, и сразу же получаю порцию свинца в бронежилет! Засада!

Стреляют несколько человек, укрывающихся за перевернутой мебелью. Это помещение — что-то вроде караулки, вдоль стен видны оружейные ящики, в углу, под потолком, поворачивается на кронштейне видеокамера.

Первую пулю — туда, разбить телеглаз. Есть! Ну, а теперь займемся солдатами.

Два выстрела из гранатомета разметали самодельную баррикаду, огонь прекратился, а последнего оставшегося в живых пришлось свалить в рукопашной, всадив ему под ребро нож. И поделом — не прыгай на пробегающих мимо!

Из караулки вверх ведет винтовая лестница, заканчивающаяся небольшой площадкой с дверь, запирающейся изнутри. Очень хорошо! Так, что же у нас за дверью?

За дверью был тот самый зал с колоннами, и плоская пластина ключа по-прежнему покоилась в нише, буквально в двух шагах от меня. Нет, теперь-то я не попадусь в вашу ловушку!

Аккуратно, по стеночки, подбираюсь к нише. Ура, ключ у меня! К воротам!

Ворота, повинуясь сигналу замка, бесшумно отъехали в сторону. Так я и знал! Этого я и боялся! В тридцати шагах впереди глыбился, матово отсвечивая полированным металлом, робот-охранник, квадратное чудовище высотой в два человеческих роста, вооруженный скорострельными пушками, пулеметами и реактивными радиоуправляемыми снарядами. Уничтожить его нельзя, можно только обесточить, а для этого нужен генератор электромагнитного поля, которого у меня нет…

С жужжанием повернулась боевая платформа робота, объективы видео-глаз поймали меня в поле зрения, и… И все, как говориться, «гейм овер»…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ«ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мы все учились по немногу…

И лишь немногие — помногу!

Надпись на стене туалета в главном здании МГУ

Сергей Воронцов, старший охранник отдела «Наружки» фирмы «Залп», отключил компьютер, отсоединил провода, стянул с головы черный, блестящий шлем, позволяющий блуждать в витруальной реальности, и спрыгнул с платформы-тренажера.

— Неплохо! Стрелял, как всегда, хорошо, а вот реакция слабовата! Но в целом — неплохо!

Воронцов обернулся. От двери к нему шел президент «Залпа» Руслан Кимович Хосы, невысокий, плотно сбитый, как всегда, одетый в камуфляжку, и как всегда, на его плоском, смуглом, монгольском лице играла хитрованская восточная улыбка.

— А я-то думаю, чем занимаются мои сотрудники в рабочее время? Оказывается, блуждают по витруальным лабиринтам! — голос у президента «Залпа» был мягким, с едва заметным акцентом, однако Воронцов хорошо знал, что в любую минуту эта кажущаяся мягкость могла обернуться стальной непреклонностью бывшего боевого офицера-десантника.

— Да я, Руслан Кимович, отработал уже! Так, после дежурства развлекаюсь…

— Дома, что ли, не ждут? Ладно, ладно, не тушуйся, я сам грешен, люблю побегать в этой каске! — Руслан Кимович кивнул на черный шлем, висящий на кронштейне, и продолжил:

— Ты вот что… Как здоровье?

— Спасибо, не жалуюсь!

— Дома?

— Все нормально.

— Должно быть отлично! — начальник Воронцова улыбнулся ещё шире: — Хотя норма в нашем случае лучше, чем отклонение от нее. Ты сильно изменился, Сергей, за те полгода, что работаешь у нас! Да и зарекомендовал себя отлично! Правда, я слышал, что у тебя в прошлом были какие-то проблемы с зеленым змием… Ну да пусть все твое будет в ладах с твоей совестью, главное, что сейчас ты в форме!

Хосы прошелся по ковру компьютерного класса, заложив руки за спину, покачался на носках у окна, затем повернулся к Воронцову, застывшему у кресла.

— Слушай, Сергей! Хочу с тобой посоветоваться! Есть мнение — отправить тебя на учебу, в школу телохранителей! Ты знаешь, это — престижная работа, очень хорошие деньги, высокое положение в структуре «Залпа». Я говорил с начальником твоего отдела, с твоими коллегами, смотрел твое личное дело… Мне кажется, ты вполне подходишь для этой работы!

У Воронцова при упоминании о школе телохранителей дух захватило от восторга. Еще бы! Телохранители были элитой «Залпа», они не подчинялись никому, кроме президента фирмы, получали просто бешеные деньги, и при этом часто выполняли пустяковую, с точки зрения Воронцова, работу. В последнее время у «новых русских» денежных воротил стало модно иметь телохранителя, да ещё и не одного! Причем было совершенно не важно, нужен ли был клиенту почетный эскорт из квадратноголовых мальчиков или нет. Модно — и все тут!

— Руслан Кимович, в принципе я… — начал было Воронцов, но президент «Залпа» прервал его:

— Давай без принципов! Мы считаем, что ты достоин и можешь стать телохранителем! Нужно только твое согласие. Ты — парень рассудительный, поэтому давай так: я даю тебе два дня на размышление, подумай, все взвесь, реши, обсуди с женой, и в среду, часиков в десять утра приходи прямо ко мне. И имей в виду: если ты откажешься, для тебя ничего не измениться, ни мое отношение, ни теперешняя твоя работа… Ну, будь здоров!

Хосы резко повернулся на каблуках и вышел из компьютерной. Воронцов несколько секунд обалдело глядел ему вслед, потом подхватил сумку, лежащую на полу рядом с креслом, и тоже двинулся к выходу — все же время поздние, Катя заждалась уже, наверное…

По дороге домой, и в метро, и в троллейбусе Сергей размышлял над предложением шефа. С одной стороны согласиться было очень заманчиво. С другой — большой риск сложить голову под пулями наемного убийцы, подосланного к клиенту, но даже не это останавливало Воронцова. В его представлении телохранитель более всего походил на «шестерку», который должен везде ходить за клиентом, и выполнять его указания. В конце концов, решив посоветоваться с женой, Воронцов переключился на другие мысли. Чего сейчас ломать голову, ещё два дня впереди!

Катя встретила мужа дежурным упреком и полной сковородкой жареной картошки. Сама она от еды отказалась, сославшись на то, что сыта, но Воронцов заподозрил, что тут опять виновата какая-нибудь новомодная диета.

Пока Сергей ел, проголодавшись после суточного дежурства, Катя, подперев щеку рукой, с улыбкой наблюдала за ним, зная, что говорить сейчас что-либо мужу бесполезно — все равно не услышит.

Наконец, Сергей насытился, Катя налила чай, и принялась выкладывать мужу последние новости, «вести с полей», как называл их Воронцов.

— Ты знаешь, оказывается, снова входят в моду сапоги-чулки! Ни когда бы не подумала, это так безвкусно! А у нас секретарша самого вчера в них выпялилась, девки все выпали просто!

У Риты опять проблемы, с Генкой! Завел он себе какую-то… Добро бы, просто кобелировал, так он ещё и обувать-одевать её решил! Риткина мать купила для Ритки плащик кожаный, такой, с пояском, ну, размер немного не подошел, ты же знаешь Риткину фигуру. Она без задней мысли отдает плащик Генке, мол, продай на работе! А он и рад! Прошло два дня, говорит — продал! И что? Через неделю Ритке докладывают, что так и так, видели твоего с какой-то фифой, а на фифе был тот самый плащик! Нет, ну гад какой, ты посмотри!

К нам в контору опять проповедник приходил, приглашал, у них там какая-то церковь какого-то Христа, не помню! Я думаю, ерунда все это, все эти секты, церкви, братства. Меня двадцать пять лет учили, что Бога нет! Так неужели я за несколько лет поверю, что он есть? Чушь! Другое дело, Соня и Ленка со своим ходили! «Клуб интеллигентов»! «Ки»-клуб, сокращенно! Вот это да! Вот там интересно! Ленка рассказывала, так заслушаешься!

Воронцов слушал жену краем уха, размышляя над сегодняшним разговором с президентом «Залпа». Внутренне сам он склонялся к тому, чтобы принять выгодное и заманчивое предложение, но для порядка и душевного спокойствия надо было посоветоваться с Катей.

Сергей допил остатки чая из чашки, взял жену за руку:

— Извини, что перебиваю, но мне надо с тобой поговорить! Мне предлагают перейти на другую работу! Само собой, и денег будет побольше, и работа не пыльная…

Катя напряглась, посмотрела мужу в глаза:

— И денег будет побольше, и риску?.. Сережа, договаривай все до конца!

— В общем, мне предложили стать телохранителем! Поучиться в специальной школе, пройти стажировку. Дали времени на размышление, до среды…

— Сережа, откажись! Ведь убьют за чужие деньги, что я без тебя буду делать?

Воронцов побарабанил пальцами по столу, улыбнулся жене:

— Да ладно, Кать! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Прорвемся!

Вечером, лежа в кровати, полусонный Воронцов, рассеянно поглядывая одним глазом в телевизор, размышлял.

«Ну, допустим, я откажусь! Что тогда? Так и буду до самой пенсии сидеть у входа в этот свой банк, проверять пропуска и документы. Со временем отрастет животик, он вон уже начинает выпирать, зараза! Потом лысина проклюнется, зрение испортится, мозги закостенеют — и все, на свалку!».

Перспектива вероятного своего будущего, неожиданно возникшая в голове, напугала Воронцова до крайности. Подбиравшийся было сон слетел, как и не было.

«Спокойно, Серега!», — сказал он сам себе: «Предположим теперь другой вариант! Я соглашаюсь. Оклад, премии, зависть коллег и знакомых — это все само собой. Но самое главное не это! Появляется перспектива! Квалифицированный телохранитель цениться сегодня гораздо выше, чем квалифицированный физик-ядерщик, финансист или там журналист! В конце концов, не понравиться, уйти всегда успею!»

«А если не успеешь?!», — вдруг прозвучал в голове «внутренний голос». У Воронцова аж дыхание перехватило — его «второе я» обычно «включалось» лишь в самые ответственные моменты жизни.

«Перенервничал!», — подумал Воронцов: «Все, хватит думать! Завтра же позвоню шефу, скажу что согласен, и точка!».

От ощущения победы над нерешительностью Воронцову вдруг стало весело и радостно. Он даже прищелкнул пальцами под одеялом, на что Катя, читавшая взахлеб какую-то книгу, немедленно отреагировала в своем любимом стиле:

— Сережа, ты чего? Блох, что ли ловишь?

Воронцов фыркнул, поцеловал жену в острое плече:

— Сама ты, Катька, блохастая! Просто думал…

— А-а! Небось, про новую работу? Не нравиться мне все это, Сережа!

Катя закрыла книгу, положила на одеяло, повернула голову к мужу.

— Тебе-то хорошо, ты у нас героем будешь ходить! Телохранитель! Круче вареных яиц! А вдруг, не дай Бог, тьфу-тьфу-тьфу, что случиться! Как же я без тебя? А ребенок?

Воронцов видел, что Катерина готова заплакать. Беременность вообще сильно изменила её, Катя стала более женственной, рассудительной, даже похорошела, но временами нервы, реагирующие на процесс перестройки организма, сдавали, и тогда Катя готова была плакать по пустякам.

— Все, милая, все! Именно думая о тебе и о ребенке, я и решил согласиться на эту работу!

Воронцов выпростал из-под одеяла руку, погладил длинные темные кудри жены, и что бы сменить тему, подхватил соскользнувшую с постели книгу:

— Что читаешь? О, «Титаник-2»! Ха! Что только люди не придумают! «Два капитана-2», «Три тополя на Плющихе-3», «Четвертая высота-4»…

— «Десять негритят-10»! — улыбнулась сквозь набегающие слезы Катя: — Но на счет этой книги ты зря! Очень интересно написана!

Воронцов махнул рукой:

— Дурят нашего брата! Вернее, вашу сестру!

— Да ну тебя! — обиделась Катя, потом вдруг всплеснула руками:

— Ой, совсем забыла тебе сказать! Представляешь, какое несчастье! Помнишь, мы на Рождество были у Нельки Симич? Помнишь Надьку Рыбцову? Ну, она с мужем была, с Толиком, большой такой, биохимик, вы с ним ещё о рыбалке на кухне трепались? Ну помнишь?

Воронцов кивнул, припоминая здоровенного, что называется, «косая сажень в плечах», мужа Катиной школьной подруги.

— Так ты представляешь — он повесился! Прямо дома у себя! Ему кто-то позвонил, он закрылся в комнате, долго разговаривал, а потом… В общем, Надька через час вызвала милицию, сломали дверь, но уже поздно…

Воронцов нахмурился:

— И что? Может, у него депрессия была или пьяный был?

— Да ты что! Он и не пил почти, и веселый был всегда! Да и на работе у него все шло хорошо! А вот так вот раз — и нет человека! Надька себе места не находит, плачет все время. У них же двое детей!

Воронцов представил себе, как большой, жизнерадостный человек снимет трубку телефона, выслушивает звонившего, потом хладнокровно запирает дверь, и вешается. Чертовщина какая-то!

— Кать, ну, а причину-то выяснили? Может, он записку оставил?

— Да не было никаких причин! И записок он не оставлял. Я же тебе говорю — и на работе у него все было нормально, и с Надькой они жили душа в душу! Наверное, это как-то связано с тем звонком, но милиция ничего выяснить не смогла, кто звонил, чего говорил…

Разговор затих сам собой. Слабый намек на неприятное предчувствие уколол Воронцова, поселив в душе маленький зародыш страха, и долго ещё Сергей лежал без сна, всматриваясь в светящиеся стрелки часов на стене. Человек предполагает, а судьба располагает!

* * *

Где-то в центре Москвы…

— Ну, а что думает по этому поводу Андрей Сергеевич?

Маленький, лысый человек, сидевший за одной из сторон большого, аспидно черного, абсолютно пустого треугольного стола, повернул голову к пожилому, полному мужчине, глыбившемуся в кресле слева. Тот снял с крупного, пористого носа очки в золотой оправе, достал из кармана пиджака огромных размеров синий носовой платок, задумчиво протер стекла, водрузил очки обратно на нос, метнул острый взгляд из-под седых кустистых бровей на третьего собеседника, высокого, моложавого, с идеальным пробором и застывшей гримасой презрения на тонком, холеном лице, выдержал паузу, наконец сказал густым басом:

— Я с самого начала предлагал выходить на разработчика, на автора проекта! Что толку разговаривать с этими… с руководством, если в «барбосах» у них сидит бывший «гэбэшный» «полкан», и «глубинники» наверняка контролируют деятельность их шаражки! А автор гуляет под небом голубым, гениальный и голодный! Кстати, Дмитрий Дмитриевич, кто он?

Моложавый Дмитрий Дмитриевич, занимавший кресло справа, медленно повернул голову и ровным голосом, лишенным, казалось, всяких эмоций, отчеканил:

— Пашутин Игорь Львович, тридцать пять лет, холост, кандидат физических наук, работал в НПО «Айсберг» по проблемам, связанным с биоэлектроникой, в интересующей нас конторе с 1994 года, старший научный сотрудник, оклад — один миллион семьсот тысяч рублей. Проживает по адресу…

Лысый нетерпеливым жестом остановил говорившего. Андрей Сергеевич восторженно крякнул:

— Здорово у вас поставлена работа, Дмитрий Дмитриевич! Ну, так я и говорю — давайте выходить прямо на этого Пашутина! Предложим ему «полную корзинку», вовлечем в сеть…

Лысый хлопнул по столу маленькой, твердой ладонью:

— Я понял вашу мысль! Хорошо, попробуем пойти этим путем! Но… немного погодя!

Андрей Сергеевич удивленно воззрил на него:

— Господин Учитель, а чего «годить»? Возьмем быка…

— Пока информатор не передаст данные о завершении работ над прибором, никаких действий не предпринимать! Держать полное наблюдение, Дмитрий Дмитриевич, это возлагается на вашу службу. Вы, Андрей Сергеевич, подготовьте базу для дальнейшей работы по проекту. По моим данным, самое большое, через месяц, экспериментальный образец будет готов. Тогда и выйдем на Пашутина.

Дмитрий Дмитриевич повернул свое лишенное эмоций лицо к Учителю и спросил:

— В случае отказа Пашутина сотрудничать…

— Ликвидация! И тут же, немедленно! — быстро перебил его тот: — Иначе, вдруг появиться кто-то еще, такой-же гениальный, и изделию Пашутина будет найдено то самое, так нежелательное для нас применение! А так… Ликвидируем, изымаем техническую документацию, образец, и закрываем тему! Все, господа, совещание окончено!

* * *

Воронцов шел по Смоленке в главный офис «Залпа», лавируя в толпе москвичей и, так сказать, гостей столицы, испытывая большое желание вернуться домой. После вчерашнего вечернего разговора с Катей былая решительность куда-то улетучилась, и в глубине души Воронцов рассчитывал, что в последний момент Руслан Кимович улыбнется и скажет: «Извини, Воронцов, облом! Свободная вакансия всего одна, мы тут посовещались и решили… В общем, возвращайся спокойно к своим обязанностям и ещё раз извини за беспокойство!». И жизнь пойдет дальше привычным, размеренным ритмом…

Не пошла!..

Едва Сергей переступил порог приемной шефа «Залпа», как плосколицая молчаливая секретарша сразу указала ему на дверь кабинета Руслана Кимовича.

Хосы, увидев Сергея, удивленно вскинул брови:

— Ты что, на самолете прилетел?

— Нет, я на метро… — ответил Воронцов, садясь в кресло у стола президента «Залпа».

— Так я минут десять назад велел срочно вызвать тебя! А ты, оказывается, сам пришел! Ну, это и к лучшему!

Хосы выскользнул из-за стола, своей обычной походкой охотящейся рыси прошелся по кабинету:

— Понимаешь, Сергей, обстоятельства изменились! Я обещал тебе два дня на размышление, но вынужден нарушить свое слово! Тебе прийдется дать ответ прямо сейчас — согласен ты на наше предложение или остаешься на своей старой работе!

Воронцов посмотрел в хитрые раскосые глаза Хосы, перевел взгляд на стену за спиной шефа, на пару скрещенных японских самурайских мечей, про себя перекрестился и наконец выговорил:

— Я, собственно, затем и пришел… Чтобы не ждать… В общем, я согласен!

Хосы улыбнулся, быстро шагнул навстречу, буквально возник рядом с сидящим Воронцовым, хлопнул его по плечу своей твердой, сильной рукой:

— Я в тебе и не сомневался! Значит, так! Сегодня в десять вечера ты уезжаешь в Ленинград… в Петербург, будешь учиться в самой престижной в России школе телохранителей! Учеба длиться месяц, потом экзамены. Сейчас у секретарши получишь билет, командировочные в кассе, вот тебе направление, вот рекомендательное письмо к руководителю школы, мы с ним старые знакомые. Потом езжай домой, собирайся, одевайся, готовься, прощайся с женой, и вперед!

Когда поезд придет в Питер, сиди на своем месте, к тебе подойдут, встретят, поселят. Как устроишься, звони, доложись. Ну, все! Удачи тебе, всех благ! Смотри, не посрами!

Ошалелый Воронцов вышел из кабинета Хосы, рухнул на диван в приемной, закурил, рассеянно принял из рук секретарши билет, и только тут осознал, что он на месяц уезжает из Москвы! Расстается с Катей! Тьфу ты, как будто в Москве нет школ телохранителей!

ГЛАВА ВТОРАЯ

«— Кто я?!..И где я?..»

Сосед-алкаш утром

Поезд прибыл в «колыбель трех революций», город-герой Ленинград, ныне Санкт-Петербург, темным зимним утром. Проснувшийся Воронцов быстро собрался, посетовал, что не заставил себя встать пораньше, чтобы умыться, пока ещё был открыт туалет, и сел на полке в ожидании встречающих, обещанных Хосы.

Мимо открытой дверцы купе проходили спешащие на выход пассажиры, вялые и помятые после сна. За грязноватым окном в оранжевом свете фонарей по перрону туда-сюда сновали люди, спешили зычно покрикивающие: «Поберегись!» грузчики со своими каталками, ковыляли продающие всякие пива-воды бабульки, а сверху, из низкого, темного ночного неба сыпал мелкий колючий снежок.

Попутчик Воронцова, пожилой командировочный экономист, угощавший Сергея домашними плюшками, распрощавшись, ушел, и Воронцов сидел один, бездумно вертя в пальцах ключи с брелком.

— Воронцов Сергей Степанович? — раздался вдруг над ухом молодой сильный голос. В дверях купе возвышался могучий детина в камуфляже, с приколотой к необьятной груди пластиковой карточкой.

— Да, я! — Воронцов улыбнулся, вставая, пожал протянутую руку. Парень подхватил с полки его сумку:

— Прошу следовать за мной!

Протолкавшись через толчею Московского вокзала, встречавший Сергея парень вывел его через боковой проход к автостоянке, махнул рукой на красавец-джип:

— Карета подана! Куда поедем?

— То есть?

— Ну, можно в гостиницу, или у вас есть знакомые?

Воронцов помотал головой:

— Знакомых нет! Айда в гостиницу!

«Залп» забронировал Воронцову номер в «Гавани». В былые времена эта многоэтажная хоромина славилась на весь Питер шикарным баром европейского уровня и дискотекой с дорогими проститутками. Теперь «Гавань» была обычным заведением, не отличающейся от многих других гостиниц Северной Пальмиры. Одноместный номер Воронцова находился на десятом этаже, окна выходили на прямые, как стрелы, улицы-линии Васильевского острова.

Встречавший Сергея молодец объяснил, что к двенадцати дня Воронцов должен был прибыть в школу, расположенную, кстати говоря, совсем недалеко от гостиницы, всего-то в пятнадцати минутах ходьбы. Они попрощались, и Воронцов остался один.

Номер, доставшийся Сергею, был угловым, с двумя огромными окнами, одной широкой кроватью, ванной-туалетом, телевизором и радиоточкой. В углу, между окнами, стоял небольшой письменный стол с лампой, слева от входа — шкаф для одежды. В общем, не люкс, но вполне сносно, можно даже сказать — шикарно!

Позвонив домой, Кате, которая как раз собиралась на работу, Сергей рассказал, что у него все в порядке, его встретили, поселили, в двенадцать он идет в школу.

— Ладно, давай, звони почаще! Ни пуха ни пера, школьник! Смотри, веди себя там прилично! — голос Кати был бодрым, и у Воронцова потеплело на душе.

Потом он позвонил на работу, в «Залп», доложился, что прибыл, устроился и все в порядке. Начальник службы телохранителей «Залпа», Семаков, пожелал Сергею успехов в учебе, велел звонить в случае чего, и Воронцов остался один.

Он подошел к окну, уселся прямо на стол, придвинул к себе пепельницу, закурил, глядя на раскинувшийся внизу просыпающийся город.

Питер Воронцов любил. Еще с бесшабашных студенческих лет, с подобных набегам викингов хмельных наездов сюда на праздники, на концерты рок-групп, или просто так, потусоваться на Невком или в рок-клубе на Рубинштейна… Эх, и веселое было время! Белые ночи, «Алые паруса», протвейн из горлышка в подворотне с неизвестными, но очень приятными ребятами, смешливые питерские десятиклассницы, вместе с получением аттестата зрелости стремившиеся сдать экзамен и на зрелость половую…

От приятных воспоминаний Воронцова отвлек телефонный звонок. Поскольку он никому в Москве этот номер не давал, явно звонили по ошибке. Сергей снял трубку, приготовившись сказать: «Не туда попали!», но в ответ на его «Да!» приятный женский голос сказал:

— Ал-ло! Это номер 10–32?

— Да…

— Извините, пожалуйста за беспокойство, меня зовут Ирина! В вашем номере жил мой друг, и я, когда была у него в гостях, забыла одну очень нужную мне вещь! Вы не будете против, если я зайду к вам и заберу ее?

«Интересно!», — подумал Воронцов: «Это действительно случайность, или проверка, или эта Ирина просто гостиничная шлюшка, таким вот образом подыскивающая себе клиентов?»

— Эй! — нетерпеливо проворковала трубка: — Вы где там пропали?

— Я здесь! — буркнул Воронцов: — Видите ли, девушка, перед тем, как меня сюда поселить, номер убирали, поэтому я не думаю, что тут что-нибудь могло остаться…

— Меня зовут не девушка, а Ирина! Я же вам представилась! — обиделись на том конце провода: — И между прочим, невежливо не называть свое имя, если собеседник назвал вам свое!

«Ага! Ты поучи меня, соплюха!», — усмехнулся про себя Воронцов, а его собеседница между тем продолжала:

— Конечно, я знаю, что в номерах делают уборку! Но эта вещица, о которой я вам говорю, она… Ну в общем, я знаю, куда я её засунула, и я уверена — она там и лежит! Ну, так вы позволите мне зайти!?

«Вот зараза, и не отвертишься!», — раздраженно подумал Сергей, представив себе раскрашенную гостиничную проститутку, которая, как только попадет в номер, сразу начнет клеить его, забыв о всех своих вещицах…

— Ладно! — буркнул он в трубку: — Приходите. Но только без всяких глупостей.

— Вот и чудненько! Ждите, господин бука, я скоро буду!

Воронцов на всякий случай убрал свои вещи в шкаф, сел в кресло, включил телевизор, в уме подыскивая вежливые, но решительные выражения, которыми он будет спроваживать незваную гостью.

В дверь постучали. Сергей поудобнее уселся в кресле, напустил на себя мрачный и сердитый вид и крикнул:

— Входите!

Дверь распахнулась, цокнули каблуки и в комнату вошла, а вернее, вплыла высокая молодая девушка. Воронцов только глянул на нее, и сразу вспомнил веселый американский фильм «Кто подставил кролика Роджера», в котором рисованные, мультипликационные персонажи действовали наравне с живыми актерами. Так вот, жена кролика выглядела примерно так же. Длинные ноги, раскошное красное платье с умопомрачительным разрезом, золотистые волосы, живописно спадающие на покатые открытые плечи, роскошная высокая грудь, огромные, слегка наивные глаза, чувственные, влажные губы…

«Бр-р-р! Вот тебе и гостиничная шлюха! Сколько же она берет с клиентов?», — в панике подумал Воронцов: «На ней же одного шмотья на стоимость крутой тачки! А драгоценности! Если все это настоящее…»

— Здраствуйте, господин Бука! — улыбнулась девушка Сергею, блеснув на секунду ослепительно белыми ровными зубами.

— Здравствуйте… — несколько ошалело выговорил Воронцов, поневоле вставая, и тут же одернул себя — уже сделал стойку, кобель!

— Может быть, вы все же представитесь? — гостья процокала тонкими высоченными каблуками ко второму свободному креслу, села, закинув ногу на ногу, щелкнула замочком крохотной сумочки, достала длинный мундштук, вставила в него тонкую дамскую сигарету, искательно посмотрела на Сергея.

«Ну вот, началось!», — зло подумал тот, а вслух сказал, стараясь придать голосу презрительный оттенок:

— «… А не угостите даму спичкой, гражданин начальник?» Вы это имеете в виду? Так я вам отвечу так: у меня здесь не курительный салон, я только что с поезда, ещё не умылся с дороги, поэтому забирайте вашу вещь и… всего доброго!

Девушка улыбнулась, сунула сигарету в пепельницу, встала:

— Вы, однако, на редкость плохо воспитаны, господин Бука! Ну, раз хозяин настаивает…

Она под сердитым взглядом Сергея подошла к подоконнику, запустила руку за батарею, нагнувшись при этом так, что Воронцов увидел в низком вырезе платья её упругие, соблазнительные груди, что-то достала и быстро сунула в сумочку.

— Вот и все, мой милый! А ты боялся!

— Я вам не «милый»! — взвился Воронцов, смущенный скрытым стриптизом, показанным ему явно нарочно: — Все, до свидания!

Девушка хмыкнула, покачивая бедрами, прошла к двери, на пороге обернулась, подмигнула Воронцову и вышла, захлопнув дверь.

«Тьфу ты, шалава!», — выругался про себя Серегй, вытащил из кармашка сумки умывальные принадлежности, запер входную дверь и отправился в ванную.

Школа телохранителей находилась в большом, старинном здании с двумя грустными атлантами на фронтоне, поддерживающими большой балкон с пузатыми балясинами.

На медной доске у входа значилось одно единственное слово: «Щит». И эмблема — стилизованное перекрестие оптического прицела, на фоне открытой ладони.

Предъявив на входе свое направление, Воронцов сразу был отправлен к начальнику школы, Сигизмунду Вершанскому.

Начальник, седой, громадных размеров мужчина с колоритным шрамом на щеке, молча взял у Сергея рекомендательное письмо, бегло просмотрел его, затем сказал, серьезно и тихо:

— Вас рекомендует Руслан, пишет, что вы весьма и весьма достойный молодой человек… Сегодня в шестнадцать ноль-ноль вы пройдете тестирование на профпригодность. Если результат тестирования окажется отрицательным, вам, к сожалению, прийдется покинуть нашу школу. Сейчас идите в семнадцатую комнату, на медосмотр. Желаю удачи!

Несколько ошарашенный таким приемом, Воронцов вышел в коридор и отправился разыскивать нужную ему комнату. В коридорах «Щита» было тихо и пусто. Ряды одинаковых дубовых дверей с медными номерками, ковровые дорожки поверх паркета, картины и цветы в холлах, и видеокамеры, поворачивающиеся на ножках кронштейнов. Чисто, пусто, солидно, холодно…

Семнадцатая комната оказалась этажом выше, и по сути была целым залом, с рядами кресел вдоль стен. На креслах в разнообразных позах сидело с десяток мужчин, на первый взгляд показавшихся Воронцову братьями — все под два метра ростом, огромные плечи, руки-клещи, и минимум интеллекта под низкими лбами.

«Видать, тоже претенденты! Абитура! Куда мне до них!», — невесело подумал Серегй, скромно присел на крайнее кресло, и прислушался к разговору двух парней, сидящих неподалеку.

— Да медосмотр — фигня! Главное — тест! — горячо убеждал один другого. Тот мрачно сдвинул брови и пробасил:

— Тебе-то — фигня! А у меня сердце в «качалке» засажено! Не примут, шеф потом шкуру спустит! Скажет, мать его перегреб: «Ты что, в натуре, больной? Ну, вот и давай, канай в больницу!». Он у меня крутой больно, падла!

— Да не боись, Колек! Примут, куда денутся! Бабки им заплатили? Ну и все, базаров быть не должно!

Неожиданно в дальнем углу зала открылась дверь, и появившийся из-за неё парень в камуфляжке выкрикнул три фамилии. Амбал, жаловавшийся на сердце, обреченно махнул рукой:

— Ну все, я пошел!

— Ни пуха, ни пера! — пожелал ему его знакомый.

— Пошел ты на… — буркнул «сердечник» и вместе с ещё двумя названными бугаями скрылся за дверью.

Воронцов повернулся к оставшемуся без собеседника парню:

— А что он так волнуется? Там суровый отбор?

— Хуже, чем в космонавты! Семерых уже завернули! А ты что, тоже сюда?

— Ну да! — Воронцов пожал плечами, мол, я здесь особо не причем, направили вот.

Парень засмеялся:

— Ты что, мужик! Тут такие орлы не проходят, а ты-то, «пардонте», просто хиляк! А может ты этот…

Он поводил руками перед собой, намекая на приемы у-шу. Воронцов, обидевшийся на «хиляка» кивнул:

— Этот, этот…

— Ну, тогда прощения прошу! — посерьезнел парень: — Тогда у тебя со здоровьем все в порядке! Ваших лучше берут, говорят, сейчас «шкафы» не в моде!

Воронцов подивился такому прагматичным походом к своей будущей профессии, и решил выйти покурить. В коридоре он отыскал табличку с дымящейся сигаретой, рядом стояла высокая пепельница.

Дело было швах. На самом деле о восточных единоборствах Сергей имел очень смутное представление, да и здоровье у него явно не походило на идеальное и абсолютное. «Ка-ак завернут меня отсюда! И все, ту-ту домой!». «Чудак!», — вмешался внутренний голос: «Ты же этого и хотел!». Воронцов докурил сигарету, сунул бычок в прорезь пепельницы и уныло побрел обратно в зал.

Хотеть-то он хотел, но уж больно позорно возвращаться ни с чем! Лучше уж было и не пытаться!

Сергей не дошел до двери буквально пары шагов, как вдруг она с пушечным треском распахнулась, и из зала вылетел тот самый амбал-»сердечник». За ним спешил его приятель:

— Да ладно, Колек, не расстраивайся! Ну подумаешь — не приняли! Тоже фраера!

— Да пошли вы все! — зло рявкнул в ответ Колек, пролетел мимо Воронцова, едва не сбив его с ног и вскоре стал слышен его слоноподобный топот на лестнице — лифтов в трехэтажном здании «Щита» не было.

— Вот так, братан! — невесело усмехнулся Воронцову приятель «сердечника»: — А ты говоришь…

Количество людей в зале со временем уменьшилось до четырех. Из шести человек, прошедших медосмотр, только двое были допущены к тестированию. Воронцов дожидался своей очереди, чувствуя, как от волнения у него начинают потеть руки. Смех смехом, но теперь ему очень захотелось пройти этот треклятый медосмотр.

Наконец добрались и до него. Воронцов с трепетом вошел вслед за камуфлированным глашатаем и двумя последними претендентами в дверь и оказался в большой белой комнате, по периметру которой стояло с десяток стеллажей, сплошь заставленных всякой медицинской аппаратурой, столы, какие-то тренажеры. Слышался клекот компьютерных клавиатур, пикали какие-то датчики, пахло лекарствами и озоном.

— Воронцов! — позвали из-за одно из столов двое мужчин в белых халатах Сергея: — Подойдите, пожалуйста, сюда!

И началось!

Сперва его заставили раздеться. Потом облепили всяким пластырями с проводами, на запястье одной руки одели какой-то небольшой прибор с экраном, другую руку оплели гирляндой присосок. Сергей, по просьбе врача, присел десять раз, отжался двадцать, стараясь не запутаться и не порвать провода, идущие от него во все стороны, пробежал километр на беговой дорожке, потом дышал в какие-то трубки, жал динамометр, с закрытыми глазами делал «ласточку», принимал позу Ромберга, опять отжимался…

Тоже самое проделывали тем временем и остальные двое претендентов. Наконец, от Сергея отсоединили провода, отлепили присоски, усадили на холодное сиденье без спинки напротив молодого строгого мужчины в белом, и началась дурацкая, ненавистная ещё с армейских времен «игра» в вопросы и ответы.

— Чем болели в детстве?

— Корь, ветрянка, воспаление легких!

— Гепатит?

— Нет!

— Инфекционные? Минигит, энцефалит?

— Нет!

— На учете в психоневрологическом…

— Нет!

— Не торопитесь!

— Нет!

— Что «нет»?!

— Ох, извините! — Воронцов потупился.

Врач внимательно посмотрел на него, что-то пометил у себя на компьютере, потом опять повернулся к Сергею:

— Шрамы у вас на груди… Это проникающие ранения?

— Ожоги. — кратко ответил Воронцов, твердо решив не распространяться, при каких обстоятельствах он их приобрел.

— Хорошо! Можете одеваться, потом подойдите, пожалуйста, ко мне!

Воронцов одевался, ловя на себе взгляды медиков, почему-то скучковавшихся возле «его» врача. Тот что-то показывал им, тыча пальцем в монитор компьютера.

Натянув свитер, Воронцов зашнуровал ботинки, и подхватив одной рукой куртку и сумку, отправился к столу, у которого его допрашивали.

— Поздравляю, Сергей Степанович! Медосмотр выявил у вас очень высокий уровень пригодности для нашей работы! Для новичка, не подготовленного человека — отлично! Если пройдете тестирование, считайте, стали специалистом!

— То есть? — не понял Воронцов. Врач улыбнулся:

— Я хочу сказать, что всему остальному вас, с вашеми-то данными, научат в два счета! Вот ваш допуск к тестированию, успехов вам! До свидания!

Воронцов вышел из комнаты номер семнадцать в полном недоумении — что уж такого уникального нашла вся эта компьютерная медицина в его, прямо скажем, вовсе не выдающемся организме?

Тестирование проходило в три этапа. Десяток прошедших медосмотр претендентов получили каждый по листу-вопроснику, расселись за столы, сотрудник «Щита» включил таймер, и тест начался.

Нужно было в течении часа ответить на сто сорок два вопроса. Вопросы были самые разные. Воронцов довольно бегло решил с десяток логических задач, а потом застрял на простом, казалось бы, вопросе. Суть была в следующем: два некогда знакомых человека встречаются после долгой разлуки. Встречаются случайно, на улице, обнимаются, радуются, а потом начинают решать, куда им пойти, отметить встречу, и варианты ответа: в ресторан, в рюмочную, не будут отмечать вообще, договорятся в субботу съездить на рыбалку, и т. д. И дополнительная информация: оба живут одинаково недалеко, дома у них тоже одинаковые, и у обоих жены чисто случайно уехали в командировки.

В задачке есть маленькая оговорка: у одного из друзей в прошлом была судимость. Воронцов аж вспотел, пытаясь понять, в чем же тут подвох? Время между тем шло, и он, решив оставить задачу на потом, принялся отвечать на следующие вопросы.

Первый этап теста подходил к концу. Худо-бедно, но Сергей дал ответы на все вопросы, кроме того самого, про друзей.

— Осталось десять минут! — объявил из-за стола экзаменатор. Воронцов лихорадочно завертел головой, думая по старой студенческой привычке спросить у соседей, но соседи сидели слишком далеко.

«А, ладно! Пусть будет, что судимый затащил к себе несудимого!», — плюнул Сергей, записал ответ, а тут и время подошло.

Результатов тестирования ждали в приемной. Минут через пятнадцать из кабинета начальника вышел сам Вершанский, в гробовой тишине зачитал фамилии прошедших тест. Воронцова в списке не было…

«Мудила!», — поздравил себя Сергей, выход из приемной: «Опозорился, козел! Вот эти узколобые быки, которые остались, тест прошли, а ты, придурок с высшем образованием, не смог! Уродец!».

— Воронцов! Где Воронцов? — послышался у Сергея за спиной голос Вершанского. «Что им ещё надо?», — зло подумал он, возвращаясь в приемную.

— Я здесь!

Вершанский пристально посмотрел Сергею в глаза, и показал на дверь кабинета:

— Зайдите ко мне!

В кабинете, усевшись на стул, Воронцов нагло закурил — все равно он тут последний раз! — и уставился на Вершанского.

Тот спокойно взял со стола лист с Воронцовскими ответами, заглянул в него, потом сказал:

— Воронцов, вы ответили на вопрос номер двенадцать так: «…несудимый друг пошел в гости к судимому!». Так?

— Так! — кивнул Сергей, напрягаясь. Где-то внутри шевельнуло сложенными крыльями прекрасное существо по имени Надежда…

— Ваш ответ, Воронцов, уникален! Если вы объясните мне, почему вы так ответили, и ваше объяснение меня удовлетворит, я приму вас в школу. Ну, так как?

Сергей собрался с мыслями, вдохнул в грудь побольше воздуха и выдал в том смысле, что у судимого комплекс неполноценности, и ему просто необходимо похвастаться перед другом, что он живет хорошо, и самое главное, не хуже нормальных, не судимых…

Воронцов возвращался в гостиницу, как на крыльях. Давно забытое чувство радости от удачно сданных экзаменов охватило его, и Сергею казалось, что и весь мир вокруг радуется вместе с ним.

«А хорошо бы отметить это дело!», — подумал он, и пожалел, что в Питере у него нет знакомых, к которым можно было бы пойти, похвалиться успехом, выпить, посидеть, поговорить…

День закончился, Воронцову, приехавшему в город ещё в темноте, казалось, что он и не начинался: вышел из дому — темно, вернулся домой — темно…

В гостинице, получив внизу ключ от номера, Воронцов купил в буфете пару бутылок пива, и отправился на лифте на свой этаж.

На десятом, в лифтовом холле, среди зелени, на мягком кожаном диване рядком сидели трое мужиков, похожих друг на друга, как братья, разве что один был постарше, а у другого топорщилась щеточка седеньких усов. Одеты они были очень просто, если не сказать, бедновато…

«Интересно, что им тут надо?», — проходя мимо, на ходу подумал Воронцов, помахивая ключом от номера: «А! Наверное, по делам к кому-нибудь из командировочных!». И тут же забыл про странноватых мужичков.

Вот и родная на ближайший месяц дверь, номер 10–32. Сергей вставил ключ в замок, и вдруг услышал за спиной:

— Э-э-э! Извините! Вы поселились в этом номере сегодня утром?

Воронцов обернулся. Перед ним стояли те самые, бедноватые, все трое.

— Ну я! — кивнул Сергей, открывая дверь: — А в чем дело?

— Вы позволите войти? У нас к вам разговор… — чуть потупясь, проговорил один из мужичков.

Воронцов засомневался было — он и суток не прожил в Питере, а у него уже столько визитеров! Но, повнимательнее оглядев гостей, решил, что в случае чего один справиться со всеми тремя, доходягами, и распахнул дверь в номер настежь:

— Прошу!

Мужички так же рядком, как школьники, уселись на застеленную кровать. Было в их облике что-то одинаковое, объединяющее. Помятость лиц? Красные от недосыпа глаза? Какая-то общая унылость? Нет, не это! И вдруг Воронцов понял! Страх! Они, все трое, чего-то жутко боялись, просто дурели от страха.

— Я вас слушаю! — сказал Воронцов, а у самого на душе заскреблись кошки. «Ох, и не нравятся мне незванные гости с такими вот глазами!», — подумал Сергей.

— Э-э-э! Еще раз извините нас, мы вас не знаем, но это, в принципе, к делу не относится! В этом номере жил наш друг, и он оставил тут…

— Ага! — перебил говорившего Воронцов, кивая: — Знаю! Одну вещь!

— Откуда вы знаете? — быстро и неприятно спросил крайний мужик, самый худой, и судя по всему, старший по возрасту.

Воронцов вздохнул:

— Мужики! Давайте так: я ничего не знаю, вещь эту вашу забрали ещё утром. Оповестите весь остальной Санкт-Петербург, что у меня в номере больше ничего нет…

Он осекся, увидев широко раскрывшиеся глаза своих гостей. Они, и без того напуганные, совсем позеленели, а усатый хватал ртом воздух.

— К-то… К-то забрал?! — просипели гости едва не хором.

— Да девушка такая… шикарная! Представилась Ириной, тоже сказала, что тут жил её друг, достала что-то из-за батареи, и ушла!

Пожилой и усатый метнулись к батареи, и принялись её ощупывать, а оставшийся на кровати человек только покачал головой:

— Все… Опоздали! Саша! Павлик! Да перестаньте вы! Ясно, что там ничего нет! Они нас опередили!

— Да что, черт возьми, происходит? — рявкнул Воронцов, и тут в дверь постучали. Пожилой подскочил к двери и задвинул шпингалет:

— Не открывайте! Ради всего святого!

Воронцов уставился на него, плохо понимая, свидетелем чего он сейчас является. Стук в дверь возобновился, послышался резкий мужской голос:

— Откройте немедленно! Это скорая психиатрическая помощь! В вашем номере находятся трое опасных для окружающих больных, сбежавших сегодня из лечебницы! Если вы сейчас не откроете, мы вызываем милицию и ломаем дверь!

Воронцов решительно шагнул к порогу. Вот все и прояснилось! Психи! А он-то думал!

Пожилой схватил Сергея за руку:

— Молодой человек! Мы — не больные! Это чудовищная ошибка! Они убьют нас! Не открывайте!

— Поздно, Владимир Михайлович! — оборвал его усатый: — Он все равно нам не поверит, а они сломают дверь, и будет ещё хуже! Прийдется сдаваться!

Воронцов, слегка напуганный соседством с тремя психами, поддержал усатого, стараясь говорить убедительно:

— Все будет хорошо! Вам никто не желает зла! Вас отвезут в больницу, вылечат…

— Да заткнитесь вы! — рявкнул вдруг пожилой, отстранил Сергея и сам отпер дверь. В номер вбежали несколько дюжих мужчин в белых халатах, со смирительными рубашками в руках.

Пока троицу психов пеленали в смирительные балахоны, рыжеватый, с аккуратной бородкой, врач, объяснял Воронцову:

— У этих троих очень редкий недуг, так называемая общая мания действия! До поступления к нам они даже не были знакомы, но, встретившись в больнице, неожиданно объединились, вообразив себя сотрудниками какой-то тайной организации, которая через мифических резидентов якобы передает им задания. От их рук едва не погиб больничный сторож — они вообразили, что он — агент враждебной разведки! Сегодня ночью они бежали из клиники, и вот, влекомые своей манией, попали сюда! Специалист сразу распознал бы в них больных, ну, а вы-то могли и поверить их бреду! Случай редкий, но не такой уж не реальный!

Воронцов покивал головой, проводил псих-бригаду до лифта, поблагодарил рыжего врача за чудесное избавление, вернулся в номер, закурил, и задумался…

Пусть даже эти трое и были ненормальными, хотя и отрицали это. Воронцов где-то читал, что ни один сумасшедший никогда не признается в собственном безумстве. Но они искали то же, что и утренняя гостья, а уж она-то точно не производила впечатления больной! И самое главное — она ДЕЙСТВМТЕЛЬНО забрала что-то, какой-то небольшой предмет, из-за батареи!

Около десяти, выкурив полпачки сигарет, выпив обе бутылки пива, но так и не успокоившись, Воронцов спустился в вестибюль гостиницы — купить чего-нибудь почитать. В спешке отъезда из Москвы он совершенно забыл прихватить с собой легкое развлекательное чтиво.

Огромный вестибюль «Гавани», устланный коврами, заставленный стеклянными будочками сувенирных, газетных, и прочих киосков, украшенный зеленью настоящих пальм в кадках, кишел народом.

Сергей потолкался у стойки бара, купил ещё пару пива, пакетик жареных фисташек, в ларьке напротив приобрел «АиФ», книжку Желязны «Создания света, создания тьмы», и уже собрался было возвращаться к себе, как вдруг его окликнули.

— Эй, господин Бука!

Сергей обернулся — сквозь толпу к нему решительной походкой, покачивая бедрами, шла утренняя Ирина, в короткой песцовой шубке, с букетом роз в руках, а за ней семенил невысокий, едва не на голову ниже девушки, невыразительный человечек в пальто.

— Что же вы не здороваетесь? — улыбнулась Воронцову Ирина: — Ах да! Я же забыла — вы плохо воспитаны! Но все-таки, все равно — здравствуйте! У нас к вам разговор, давайте присядем!

Воронцов, покрутив головой, послушно пошел за красавицей и её мелким спутникам к свободному дивану между парой разлапистых пальм. Уселись.

И в ту же секунду Сергей почувствовал с той стороны, где присел спутник Ирины, резкую, пронзительную боль в бедре, какая бывает от иглы шприца.

— Э-э… Вы… что?.. — только и смог выговорить Воронцов, чувствуя, как деревенеют губы. Руки и ноги сковала необоримая, чугунная усталость, голова дернулась, перед глазами поплыли какие-то мглистые пятна. Гомон множества людей, толкущихся в вестибюле, потух, ушел на второй план, и звучал теперь глухо, как сквозь вату. Однако сознания Сергей не потерял, но видел все, с ним происходящее как бы со стороны. С трудом ворочая глазами, он наблюдал за ловкими руками Ирины, проворно обшарившими карманы его куртки. Вот появились ключи, вот — бумажник, вот паспорт.

Паспорт, впрочем, сразу перекочевал к низкорослому, а тот, быстро достав из кармана маленькую коробочку сканера, пролистал книжечку, проведя сканером по страницам.

Спустя несколько секунд все было кончено, деньги, ключи и документы вернулись в карманы Воронцова, Ирина встала, похлопала Сергея по бесчувственной щеке, откуда-то еле слышно долетели её слова:

— Ну, вот и все! Прощай, господин Бука! Надеюсь, больше мы не встретимся!

Воронцов остался сидеть на диване, подобный гипсовому болвану. Тела своего он по прежнему не чувствовал, хотя зрение потихоньку прояснялось. Мысли в голове ползли медленно-медленно, и затуманенному сознанию Воронцова казались жирными гусеницами, двигающимися по зеленому древесному листу.

«Как… ребенка… Вкололи чего-то… Надо в милицию… Зачем им мой паспорт?.. Скоты, ничего… не чувствую…»

Прошло минут двадцать. Постепенно вернулся слух, перед глазами прояснилось, Воронцов смог пошевелить пальцами рук, потом — двинуть ногой. И сразу же в голове вспыхнула лютая злоба — его, Сергея Воронцова, превратили в бесчувственную колоду ради каких-то неизвестных ему делишек какие-то неизвестные ему люди!

Через полчаса, с трудом поднявшись, Воронцов заковылял к милицейскому посту гостинцы, прижимая к себе пакет с покупками. Один раз Серегй не удержал пакет деревянной рукой, и тот грохнулся о каменный пол, бутылки с пивом разбились, и Воронцов еле-еле спас купленную книгу, выкинув остальное в ближайшую урну.

На него стали обращать внимание — то ли пьяный, то ли инвалид? Воронцов добрел наконец до двери с надписью «Милиция», вошел.

За столом, на стуле перед Сергем сидел молодой лейтенантик и разгадывал кроссворд.

— М-моя фамилия… Воронцов! — плохо движущимися губами сказал Сергей: — На меня… напали! Здесь, в вестибюле!

Милиционер поднял белесые, свинячьи глазки, быстро процокал, выдавая «пскобское» происхождение:

— Кто? Когда? Цто всяли? Челесные поврешдения? Ну?

— Ничего не взяли… — устало проговорил Воронцов, привалившись к стене, сесть в комнате было не на что.

— Тогда, мошет быть, исбили?

— Нет… Не били!

— Да сто вы мне голову мороците! — вспылил недовольный лейтенант, вгляделся в лицо Воронцова, шумно потянул носом:

— А-а-а! Вы… Пьяный!

Голос милиционера сразу приобрел начальственно-превосходный оттенок:

— Документы! Цто делаете в гостиниче?!

Воронцов с трудом извлек из кармана паспорт:

— Я… не пил! Я… трезв! Они вкололи мне какой-то… наркотик, что ли? Потом обыскали, проверили паспорт… И все…

Лейтенант полистал документ, профессионально сверил фотографию с лицом Воронцова, потом вернул паспорт и сказал:

— Состава преступления нет! Если вам плохо, обратитесь к врацу! Сами дойдете, или вызвать медсестру сюда?

Воронцов махнул рукой, сгорбившись, повернулся и побрел назад. В самом деле, что мог сделать этот «летёха»? Завести уголовное дело о уколе Воронцова Сергея Степановича в вестибюле гостиницы «Гавань» неизвестными людьми и введении вышеозначенному гражданину Воронцову опять же неизвестной жидкости, посредством чего он был обездвижен и подвергнут проверке документов? Бред!

Воронцов оборвал сумбурное течение своих мыслей, добрел до лифта, поднялся к себе и без сил рухнул на кровать, ещё хранившую вмятины от тел троих испуганных психов. Эх, и до чего весело началась командировка!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Учитель, а я научусь разбивать камни рукой?

— Ты научишься не разбивать о них лицо!

Разговор между сенсеем и неофитом

На следующее утро Сергей, проснувшись, долго пытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Мозг, одурманенный неизвестным веществом, словно старался сам по себе забыть все, что приключилось с Воронцовым в вестибюле гостиницы.

По-умному надо было бы доложить руководству «Щита» обо всем, произошедшем с ним, но после долгих размышлений Воронцов решил промолчать — он реально побаивался, что «щитовцы» могут не так все понять и отчислить только-только принятого в школу неофита.

В школу телохранителей Сергей пришел, как и было назначено — к десяти. Их, восемь прошедших медосмотр и тестирование человек, собрали в приемной начальника школы, выдали удостоверения слушателей, секретарша раздала всем расписания занятий, и завертелось колесо учебы.

В день слушатели занимались по десять часов — пять практики, пять теории. Воронцов вместе с остальными писал конспекты, занимался в спортзале, до одури лупил набитые песком груши, оттачивал спецприемы, учился стрелять в подвальном тире из разных видов оружия, от однозарядной ручки-пистолета до черного вороненого чудовища ДШК. Кое-кому могло бы показаться, что телохранителю ни к чему подобные умения, достаточно просто в совершенстве владеть табельным оружием, но методисты «Щита» считали иначе — их ученики должны были суметь сохранить жизни своих будущих клиентов в любых ситуациях.

Слушатели постигали минно-саперное дело, учились по запаху отличать пластиковую взрывчатку от оконной замазки, пластилина и ещё сотни подобных веществ, водили на полигоне под Копотней разные марки машин, ориентировались на местности без компаса, отражали нападение одного, двоих, десятерых «террористов», кидали ножи, сюррикены, заточки, другие острые предметы, вплоть до столовых вилок.

Воронцов до того, как попасть в школу, и знать не знал, что обычная тарелка в умелых руках может стать грозным оружием, что человека можно сковать при помощи обычного стула надежнее, чем наручниками, а эти самые наручники, опять же, если действовать умело, можно легко снять с рук.

Тело Сергея покрывали бесчисленные синяки, вечерами, возвратившись в свой номер в «Гавани», Воронцов едва не плакал от боли в натруженных за день мышцах, а казавшаяся мягкой гостиничная постель вдруг приобрела твердость асфальта, терзая тело будущего телохранителя.

Тяжелее всего было по утрам — ужасно не хотелось вставать, натягивать осточертевшую камуфляжку, и тащиться по темным улицам Васильевского острова в «Щит», где ждали суровые инструкторы и нудные лекторы.

Честно признаться, собираясь в Питер, на учебу, Воронцов где-то в глубине души видел свою учебу этаким курсом увлекательных лекций, в свободное от которых время он собирался поосновательнее изучить достопримечательности города. Теперь, после недели учебы, у Сергея по окончанию занятий возникало только одно желание — спать!

В понедельник их повезли на полигон, в Капотню, где впервые «прогнали» на время через «зал», бывший заводской цех, переделанный под огромную полосу препятствий, ловушек, лабиринтов и коридоров.

Сергей уже слышал об этом «зале», как об одном из самых трудных испытаний в «Щите».

Ребята из его группы толпились в небольшом предбанники, и по команде помощника инструктора по одному уходили «в зал».

Вскоре настал и черед Сергея. Он проверил, хорошо ли вынимается пистолет, снял его с предохранителя, и шагнул в дверной проем, обозначающий границу первого этапа — «лабиринта».

«Веселуха» началась с первых же шагов. Из темноты то там, то ту возникали какие-то повороты, проходы, отнорки, заканчивающиеся тупиками, то и дело попадались ступеньки, ведущие в верхний или нижний этажи — лабиринт, как и весь «зал», был трехъярусным.

Сергей проплутал довольно долго, но как-то безошибочно вышел к выходу — видимо, интуиция не подвела. Дальше его ждал «теневой тир» — тут, тоже почти в полной темноте, надо было поражать внезапно появляющиеся мишени, вдобавок тоже стреляющие в тебя шариками с несмываемой краской — чтобы инструктор потом мог определить, кого сколько раз «убили».

Сергей дошел до середины темного, вытянутого коридора, и тут сзади зашуршало. Началось! Он пригнулся, упал, выхватил пистолет, выстрелил по красноватым точкам, обозначающим глаза предполагаемого противника, снова вскочил, бросился вперед, повернул за угол, больно ободрав руку об шершавый бетон. Снова впереди вспыхнули красные огоньки, снова — падение, выстрелы, характерный сигнал «рапортующей» мишени о том, что она поражена, и опять — вперед.

Лабиринт он прошел быстро, на две секунды быстрее контрольного времени, и «теневой» тир тоже не задержал Сергея на долго, но потом началась силовая полоса препятствий, и тут ему пришлось туго.

Гладкие столбы скользили под ладонями, веревочные лестницы извивались, как змеи, жирная, липкая грязь засасывала подошвы грубых армейских ботинок, и без того тяжеленных, как гири. В довершении всех бед Сергей оступился при «паучей переправе» через канаву с зеленой водой, и ухнул в затхлую жидкость, вонючую и холодную.

Теперь одежда липла к телу и сковывала движения, а у Сергея впереди был ещё один неприятный участок — «коридор ловушек». Там главное было — вовремя среагировать, вовремя увернуться, или отпрыгнуть, а сделать это в мокрой одежде теперь будет не легко…

Сергей вбежал в коридор и остановился. Он знал, что не укладывается по времени в норматив, но тут, в коридоре, ему необходимо было потратить несколько драгоценных секунд на то, чтобы оглядеться. Иначе он попадется на первой же ловушки.

Коридор, длинный, с несколькими загибами, был слабо освещен тусклыми, пыльными лампочками в защитных сетках, расположенными под самым потолком. Стены и потолок, выкрашенные в ходовой «булыжный» цвет, с разводами и подтеками, совершенно не давали возможности определить, откуда вдруг вывалиться или вылетит тяжелый «мешок», готовый придавить неумелого кандидата в телохранители.

Воронцов осторожно двинулся вперед. Шаг — остановка. Шаг — остановка.

— Время, Воронцов! — прогремел из скрытого динамика голос инструктора, видимо, каким-то образом следящего за ним. Сергей взглянул на часы — да, времени было в обрез!

«А что, если попробовать так…», — Сергею пришла на ум одна идея — ещё в школе, в спортзале на уроках физкультуры пацаны из его класса, да он и сам тоже, проделывали такую штуку — разбегались, благо, спортзал у них в школе был — дай Бог, и потом на полной скорости неслись по касательной к стене, обложенной матами, и несколько метров бежали по самой стене — кто дальше. Побеждал обычно то, кто набирал максимальную скорость, и у кого лучше гнулся голеностоп…

Сергей повернулся, выбежал из коридора, пригнулся и изо всех сил бросился вперед, стремительно ускоряя бег. Вокруг, в ушах, засвистел ветер, коридор рванулся на встречу, зазмеились разводы на серой краске, сливаясь в диковинный рисунок, а Сергей уже прешел на «настенный» бег, стараясь всей подошвой опираться о шершавый бетон стены.

Сзади с характерным лязгом открылся в потолке люк, и стокилограммовый «мешок» с резиновыми опилками вывалился и ухнул на пол коридора.

«Одну ловушку прошли!», — радостно подумал Сергей, резко тормозя — запас инерции для бега «по стене» кончился. Теперь он стоял у первого из трех поворотов коридора. За поворотом его наверняка поджидала следующая ловушка.

«Наверняка, на этот раз — в стене!», — подумал Сергей, заглянул за угол, и резко прыгнул вперед, потом — ещё раз, и еще.

По идее, в ловушку он попал — шарообразный «мешок» практически задел его, выкатываясь из разверзшейся вдруг стены. Задел — но не накрыл, не прижал, не придавил! И Воронцов бросился дальше.

Он прыгал, пригибался, ускользая от тяжеленных «мешков», способных если не убить, то покалечить своим весом неподготовленного человека, и в конце концов прошел весь «коридор ловушек», ни разу не ошибившись. Лишь в самом конце, когда большой участок пола нырнул вниз, увлекая за собой Сергея, он допустил ошибку — нельзя было расслабляться, давать волю чувствам. Кто забылся — тот проиграл!

Выбравшись из ямы с песком, куда его «сбросил» коварный пол, Сергей снова попал в «теневой» тир, ещё раз поразил троих «красноглазых» противников, и наконец, вышел на финишную «прямую» — надо было на одних руках, не помогая себе ногами, подняться по специальной лесенке на три этажа вверх, причем на каждом этаже имелась крохотная площадочка для отдыха, но отдых этот мог сыграть с претендентом злую шутку.

Вся лестница располагалась внутри очень темной, широкой металлической трубы или, скорее, шахты, и хватаясь за первую перекладину, нижнюю «ступеньку» этой лестницы, Сергей невольно глянул вверх, но в кромешной тьме ничего не увидел.

На силу в руках Сергей не жаловался никогда, — все же он семь лет занимался греблей, и поэтому довольно легко преодолел первый этаж, оказавшись на узкой — метр на полметра, железной площадке. И тут началось!

Вся конструкция вдруг затряслась, зашаталась, Воронцов заскользил, упал, хватаясь за нижние перекладины следующей лестницы, и в ту же секунду только что пройденный им участок с грохотом рухнул вниз, и Сергей повис в воздухе!

«Ни хрена себе, отдохнул, называется!», — подумал он и заработал руками, машинально считая оставшиеся позади перекладины.

«Девятнадцать, двадцать… Двадцать одна… Двадцать две… Черт, эта лестница длиннее! А если я сорвусь и упаду? Неужели тут ничего не предусмотрено в плане страховки? Ведь там, подо мной сейчас лежат обломки нижней лестницы. Если я грохнусь — верная больничная койка в лучшем случае, и верная смерть — в худшем!».

От этих мыслей Сергею стало не по себе, и он сильнее сжал руки, перехватывая перекладины.

Вот и вторая площадка. Уф, большая часть пути — позади. Можно передохнуть, но на всякий случай Сергей все же уцепился за перекладины следующей лестницы — мало ли что!

Это и спасло его — из темноты вдруг с шорохом выдвинулся металлический щит, сметающий с площадки второго этажа все и вся, и Сергей вновь повис над темной бездной, так и не успев толком отдышаться.

Третья лестница была ещё более длинной, чем вторая. Вокруг все грохотало и гремело, холодные железные перекладины норовили прокрутиться в пазах, сбросить того, кто висел на них, но Сергей медленно, но все же продвигался вперед и вверх, к концу своего пути.

Когда его рука ухватилась за последнюю перекладину, неожиданно вспыхнул свет, больно ударив по глазам. У Сергея от неожиданности даже соскользнула рука с холодного железа, и он повис на одной, с ужасом глянул вниз… И расхохотался!

Прямо под ним, в тридцати-сорока сантимерах ниже его подошв, лестничный проем закрывала железная пластина — своеобразный подъемный пол, который в темноте все время поднимался следом за ним, страхуя его от падения. И только тьма, царившая в испытательной трубе, мешала эту страховку разглядеть!

На площадке, над Сергеем, появился улыбающийся инструктор:

— Время хорошее, на твердую «четверку»! Ну что, там и будем висеть, или…

— Или! — прохрипел Сергей, взобрался наверх, взял протянутое ему влажное полотенце, и утирая пот, прошел в комнату отдыха — через двадцать минут должны были начаться занятие по вождению…

Он каждый вечер звонил домой, у Кати все было в порядке, она скучала и зачеркивала дни, оставшиеся до его приезда.

Иногда у Воронцова возникало сильное желание послать все к едреней фене и вернуться домой, тем более что один из его «одноклассников» так и поступил, не выдержав трудностей учебы.

А трудности были — дай Бог! Чего стоила одна только ежедневная трехкилометровая пробежка по морозу в десятикиллограмовом бронижилете! А бесконечные занятие по «рукопашке», когда после задней подсечки «охраняемый объект» не валится с ног, как ему и положено, а падает на тебя, потому что у вас разница в весе в сорок килограмм! Воронцов вообще был самым маленьким в своей группе и в тайне комплексовал.

После второй недели обучения тело, наконец, справилось с нагрузками. Мышцы перестали болеть, после разминки с восмидесятикилограммовой штангой больше противно не дрожали руки, а в глазах не мельтешили красные пятна. Кроме того, Воронцов считался лучшим в группе по стрельбе, да и по спецпредметам, типа ориентирования или «шмона», как они прозвали «обнаружение скрытых спецсредств, угрожающих клиенту», тоже был одним из лучших, и это наполняло сердце законной гордостью.

Приближался выпускной многоступенчатый экзамен. Психолог, работавший с группой, все чаще заводил разговор о скрытых возможностях человека, которые так необходимо уметь вовремя пробуждать, о интуиции, о паранормальных явлениях.

«Телохранитель должен не просто защитить клиента от опасности, он должен уметь почувствовать опасность до того, как жизни или здоровью клиента будет что-то реально угрожать! Там, где можно уклониться, надо уклоняться. Телохранитель должен стараться уклоняться всегда!»

В Питере стояли жуткие морозы. Влажный воздух Балтики превращал двадцатиградусную холодину в настоящую пытку, серые зимние дни по прежнему были очень коротки, и не смотря на явные успехи, Воронцов ощутимо скучал по Кате, по Москве, по друзьям…

Но всему на свете приходит конец. Конечно, месяц учебы не сделал из Сергея супермена, но процесс преподавания в «Щите» был поставлен так, что двоечников тут просто не было, и если уж ты что-то запомнил, чему-то научился, то — навсегда.

В первый день выпускного экзамена Воронцов встал пораньше. Тщательное бритье, душ, завтрак, и вперед, марш-марш! От сотрудников «Щита» Сергей слышал, что из каждой группы примерно половина не сдает выпускного экзамена, и получает вместо диплома «волчий билет» — справку, подтверждающую, что курс лекций и практических занятий в школе телохранителей «Щит» пройден. Но не более того!

Первым в списке значился экзамен по стрельбе. Тут Воронцов был спокоен на все сто. Стрелять надо было из четырех видов оружия — пистолета, ружья, автомата и пулемета. Мишени тоже различались — обычная, поясная, движущаяся, звуковая, летящая. Во время экзамена то и дело происходили «случайности»: гас свет, взрывались петарды, мишени меняли траекторию движения…

Сергей, спокойно, как во время занятий, расстрелял все цели, и только со стрельбой на звук вышла незадача — в момент контрольного сигнала рванул «сюрпризец» — светошумовая граната, и Воронцов промахнулся.

Следующий экзамен сдавали на полигоне — вождение. И тут подарков от экзаменаторов хватало — потайные ямы, шипастая лента «скорпиона», вдруг раскатывающаяся перед машиной на скоростном участке дороги, белый, непроглядный дым, неожиданно заволакивающий все вокруг, поломки машин.

После первого экзаменационного дня Воронцов вернулся в гостинцу, уставший, как собака. Он даже забыл в условное время позвонить Кате, а когда спохватился, стрелки часов показывали половину одиннадцатого.

— Алло, Катя? Привет! Слушай, замотался, забыл позвонить! Как ты?

— Все нормально! Сегодня сдавала анализы — врачи говорят, что все хорошо! Как твой экзамен?

— Сдал первый тур, допущен ко второму! Стрельба — 95 баллов, вождение — 81!

— Ну, поздравляю! Ой, Сережа, давай уже приезжай скорее! Я так соскучилась!

— И я, родная! Но экзамены закончатся только на следующей неделе, так что раньше пятницы и не жди!

— О-хо-хо! Еще восемь дней! Я тут с ума сойду от тоски! Сережка, больше никогда не разрешу тебе уезжать так на долго, будешь брать меня с собой!

— Хорошо, киса, договорились! Что нового на работе!

— Да все нормально, по прежнему! Да, я же уже три дня хожу в «КИ»-клуб!

— Куда? — удивленно переспросил Воронцов, что-то припоминая.

— «Клуб интеллигенции»! Ну, я тебе ещё перед твои отъездом рассказывала! Ой, там так интересно!

— Да-а? — с сомнением спросил Сергей: — И чем вы там, интересно знать, занимаетесь?

— Ой, да ну тебя! Я на третьем месяце, а ты все ревнуешь! Просто общаемся, разговариваем! Вот приедешь, я тебя обязательно свожу! Ну ладно, Сереженька, давай, а то у тебя там денежка набежит большая! Целую, жду, не дождусь!

— До скорого свидания, милая! Тоже целую!

— Ну пока!

— Пока!

Воронцов положил трубку и усмехнулся — «КИ»-клуб! Ишь ты, придумают же! Ладно, лишь бы Катьке было хорошо…

На следующий день, в воскресенье, был только один, но очень важный экзамен — «шмон». Всю воронцовскую группу повезли в реально существующий, типичный, так сказать, офис одного из коммерческих банков на Гороховой, закрытый по случаю выходного дня, и дали задание — за полчаса контрольного времени проверить зал заседаний, коридор и приемную на предмет «спецсредств», причем не количество, ни виды этих самых «средств» не назывались.

Воронцова, как самого опытного в таких делах (за время учебы ему удавалось находить «сто из ста»!) группа, посовещавшись, отправила в сободный поиск, остальные начали планомерный просмотр ковров, радиаторов отопления, выключателей, горшков с цветами, телефонов, разеток, светильников, копьютеров, мебели, датчиков пожарной безопасности.

Понятно было, что скрытые микрофоны, видеоглазки, звукозаписывающую аппаратуру, капсулы с отравляющими газами в коридоре устанавливать ни кто не будет — по коридору интересующий «террористов» обьект проходит быстро, что там больно запишешь? Воронцов прикинул хвост к носу и сразу отправился в зал заседаний.

«Так! Круглый стол, десяток кресел, стол секретаря, компьютер, три телефона, кадки с растениями, сигнализация, деревянные панели на радиаторах, картины на стенах. Ничего сложного! Ну-с, начнем!», — скомандовал Воронцов сам себе и пошел по кругу под взглядами застывших у дверей членов приемной комиссии.

Он без труда отыскал в цветочном горшке «жучок» звукозаписи, снял ещё пару с обратной стороны стульев, вынул из копьютерной «мышки» капсулу с отравляющи газом, срабатывающую от нажатия, а потом пришлось довольно долго повозиться, вытягивая из полой ножки тяжеленного стола двадцатипятисантиметровую «колбасу» платиковой взрывчатки, снабженную взрывателем с таймером.

Время шло, голоса ребят из группы слышались уже из приемной, пора было сворачиваться и идти им на помощь — вдруг чего-то пропустили? Но Воронцова не покидало чувство, что он ещё не закончил с залом.

«Здесь я смотрел! Это что за провод? А, сетевой, от компьютера! Это пожарная сигнализация, эту розетку я уже смотрел… Ага, вот это уже интересно!»

Круглое зеркало, висящее слева от двери, старинное, в дорогой бронзовой раме, чем-то заинтересовало Воронцова… Да он и сам не мог сказать в тот момент, чем! Зинтересовало, и все!

Сергей снял зеркало с могучего крюка, осмотрел внутреннюю строну, достал тонкий узкий универсальный нож из нарукавного чехла, поддел второе, внутреннее стекло…

— Воронцов, что вы там нашли? — раздался голос одного из инструкторов «Щита».

— Я, честно говоря, и сам не знаю! Как говориться, это мы не проходили!

Этого они и в самом деле не проходили! Зеркальная поверхность с обратной стороны оказалась идеально прозрачной, словно обычное стекло, а между нею и задним стеклом, в узком, двухмиллиметровом зазоре распологался круглый, необычайно плоский десятисантиметровый обьектив, соединеный проводами с элементом питания и черной, рубчатой, тоже очень плоской коробочкой.

«Щитовцы» сгрудились вокруг необычайного устройства, переговариваясь вполголоса.

— Кто расставлял приманки? — спроил глава экзаменационной комиссии.

— Я, Лев Яковлевич! Но это не мое! — отозвался преподаватель по «шмону», расстеряно разводя руками.

— Лев Яковлевич! Мне кажется, курсант Воронцов обнаружил видеокамеру, установленную тут теми, кто в действительности интересовался деятельностью этого банка! — подал голос эксперт по «спецсредствам», приглашенный для участия в работе экзаменационной комиссии из ФСБ.

— Это я понимаю! — несколько раздраженно ответил Лев Яковлевич: — Я не пойму другого — кто изготовил эту штуку? Я всю, можно сказать, жизнь занимаюсь разведкой, контрразведкой, «спецурой» разной, считал себя докой, а тут…

— Да бросте вы! — махнул рукой «фээсбэшник», осторожно отсоединил проводки от обьектива, кивнул на круглую черную, рубчатую блямбу рядом: — В сущности, ничего нового, просто качественно другой технологический уровень исполнения! Вот блок питания, вот — усилитель сигнала. Это, как вы уже поняли, видеоглаз. Приемник находиться где-то недалеко, например, на чердаке этого здания — я не думаю, чтобы у столь маленького передатчика хватило мощности транслировать сигнал на большие расстояния. Где представитель банка? Вы, да? Вызывайте начальника охраны — у вас большие проблемы!

— Да-а-а! — хмуро протянул Лев Яковлевич, проводил взглядом побледневшего работника банка, бегом умчавшегося звонить начальству, потом повернулся к Воронцову, так и стоящему поодаль.

— Поздравляю вас, Сергей Степанович! Ваше умение, что называется, выше всяких похвал! Ну все, господа! По техническим причинам экзамен окончен, да, по сути, вы его сдали! Вы, там, в коридоре, пропустили термодатчик под паркетиной, а у вас, Воронцов, здесь все чисто!

Вечером, вернувшись в гостиницу, сидя в кресле перед телевизором, Воронцов размышлял над своей находкой во время экзамена. «Настоящий телохранитель должен интуитивно предчувствовать опасность и уметь от неё уклоняться! Высшая смелость телохранителя — увести, спрятать клиента, сохранив ему тем самым жизнь!».

Он, конечно, ещё не настоящий телохранитель, но отсутствием интуициии никогда не страдал, и сейчас эта самая интуиция подсказывала Воронцову, что его собственная судьба потихоньку соприкасается с судьбами многих других людей, и соприкосновение это опасно и для них, и для него самого.

«Не случайно все это…», — думал Сергей, вертя в пальцах незаженную сигарету: «Судьбе-злодейке было угодно, чтобы я поселился в этом номере, где какой-то неведомый мне «всеобщий друг» оставил что-то за батареей. Потом — явление холеной самочки Ирины, дальше — эти психи, укол в вестибюле, оригинальная проверка документов… И находка видеоглаза во время экзамена! Конечно, эти события вроде бы и не связаны, но на душе не спокойно… Быстрее бы закончить все и вернуться в Москву, что-то этот город начинает на меня давить…»

Спустя некоторое время Воронцов поймал себя на том, что ходит по номеру из угла в угол. «Нервы совсем расшатались! А завтра надо быть в форме, начинается самый важный экзамен — эскорт! Надо успокоиться и лечь спать! А может, сходить к дежурной по этажу и попытаться выяснить, кто жил до меня в этом номере?».

Сергей закурил, потом решительно затушил сигарету и вышел в коридор. Дежурная по этажу сидела в конце коридора, за углом, он уже был один раз у нее, когда меняли белье в номерах, и Воронцову досталась рваная навлочка. Пройдя по коридору, Сергей остановился у темной двери с надписью и «Дежурный» и постучал.

— Войдите! — проскрипел из-за двери неприятный женский голос.

Дежурной на вид было лет пятьдесят. Обыкновенная, замученная бытом и проблемами взрослеющих детей баба, с ниткой фальшивого жемчуга на морщинистой шее.

— Что вам? — недовольно спросила она, отрываясь от чтения женского журнала «Лиза».

— Я Воронцов, из номера 10–32! Скажите пожалуйста, я могу узнать, кто жил до меня в этом номере?

Женщина тревожно посмотрела на Воронцова, потом устало откинулась в кресле:

— Я так и знала! Шила в мешке не утаишь! Вам кто сказал? Татьяна?

— Какая Тятьяна? — удивился Сергей, почувствовав холодок в груди.

— Горничная на этаже! Она растрепала, так?

— Да что растрепала-то? Я ничего не понимаю…

— Да про мужика этого… Мы договорились никому не говорить, чтобы клиентов не отпугивать. Но я вас в другой номер переселить не могу! Нет свободных, хоть режте! Идите к администратору, может, он что-нибудь подберет!

— Мне не надо в другой номер! — раздраженно, громче, чем надо, сказал Воронцов: — Я просто хочу узнать, кто жил до меня в номере 10–32!

— А вы на меня не орите! — с полоборота привычно завелась дежурная: — Я с вами вежливо разговариваю, а вы сразу на крик! Взяли моду…

Она подтянула к себе толстый журнал, откинула обшарпанную обложку, поводила по серым страницам толстым пальцем с облезшим маникюром.

— Вот, нашла! Полупанов, «Мэ. Нэ.»! Командировочный, из Москвы, как и вы… Ой, а он что, был ваш знакомый?

Слово «был» неприятно резануло слух Воронцова. Самые мрачные предположения сбывались.

— Почему вы сказали «был»? — спросил Сергей, в душе надеясь, что дежурная просто оговорилась.

— Так он же это… Татьяна, значит, вам не говорила… Ох, не знаю… Выпрыгнул он из окна, сердешный! Пожил с неделю, а потом посреди белого дня — раз! Закрылся в номере, и в окно и выпрыгнул! Милиция была, опрашивали нас всех. Никто к нему не заходил, он сам! Но переселить я вас не могу, идите к администратору!

— Не надо меня переселять… Я не суеверный! — махнул рукой Воронцов и пошел из кабинета дежурной. Уже в коридоре она, выбежав следом, окрикнула Сергея:

— Так он знакомый ваш был, или родственник?

— Коллега по работе! — ответил Воронцов и свернул за угол. Вот так-так! Все одно к одному!

В номере Сергей первым делом подошел к окну, почему-то безошибочно выбрав левое, выходящее на улицу, и глянул вниз. Внизу горел фонарь, стояли несколько припаркованых к тротуару машин, туда-сюда двигались темные пятна — пешеходы.

Неведомый Сергею Полупанов в тот, роковой для себя день, тоже, наверное, сперва посмотрел вниз, потом открыл окно и…

Воронцов шарахнулся от окна, лег на кровать, включил телевизор, зажег все лампы, какие только были в номере, достал купленную в тот самый, «уколотый» вечер, книгу, и попытался отвлечся чтением. Получалось плохо — какая-то занозоподобная мысль не давала Воронцоау покоя, постоянно отвлекая его.

«Ты просто устал!», — сказал себе Воронцов, отложил книгу, лег и закрыл глаза. Он действительно устал за этот месяц бесконечных тренировок, он просто вымотался, а звтра его ждал последний, самый сложный экзамен.

Эскорт — это, собственно, то, что можно назвать непосредственной работой телохранителя. Стрельба из всего, что стреляет, способность выживать самому и защищать клиента в самых немыслимых условиях, и прочее, чему учили в «Щите» — все это телохранитель должен уметь для экстренного, непредвиденного случая. А рутина, «обыденка», так сказать — это эскорт, или — охрана и сопровождение клиента в людном, общественном месте, со всеми вытекающими отсюда сложностями и трудностями.

Для проведения экзамена всю группу опять же повезли в реальные условия, в питерский «Бизнес-Центр». Работников и охрану центра предупредили, где-то в толпе посетитилей затерялись «террористы» и «киллеры», из приглашенных специально для такого случая представителей спецслужб. В их задачу входило «ликвидировать» охраняемое лицо. «Ликвидацией» считалось любое физическое воздействие, любое прикосновение к клиенту. Экзамен начался в десять тридцать две…

Воронцов шел левобоковым вторым, или седьмым по общей нумерации, в стандартной «восмерке» эскорта. «Клиент», роль которого играл сам глава экзаменационной комиссии, спокойно шествовал по средине, то и дело коварно меняя маршрут, то вдруг резко останавливался — посмотреть красивый эстамп на стене, вообщем, вел себя не лучшим образом.

«Восмерку», самый надежный вид эскорта, когда спереди, по бокам и сзади клиента находятся по двое телохранителей, группа выбрала не случайно. В густой толпе двигаться «восмеркой» не очень удобно, зато она идеально защищает клиента от пуль, нападений, осколков и прочих неожиданных неприятностей.

Даже если потом, в последствии, телохранитель будет работать в одиночку, сопровождая клиента, он всегда станет ориентироваться на «восмерку», занимая пустые места по кругу, советуясь со своей интуицией.

Люди в «восмерке» нумеровались «по солнышку»: левый передний — первый, правый передний — второй, и так далее, левобоковой первый имел восьмой номер.

Сейчас их «восмерка» тоже была не полной — пустовало место левого заднего и правобокового заднего, их отправили вперед эскорта, проверять адекватность поведения людей по ходу маршрута. С правой стороны можно было особо ничего не опасаться — эскорт двигался коридором, и там была глухая стена, а вот слева, со стороны Воронцова, в коридор то и дело «вливались» арочные переходы, полные народа — архитектура «Бизнес-Центра» была замысловата, как ходы короеда.

— Сейчас поедем на седьмой этаж! — нахально улыбаясь, вдруг обьявил «клиент», и зевнул: — У меня там важная деловая «встреча»!

Старший группы, левый передний, отставной офицер-морпех, носивший сильно не подходящую ему фамилию Маленьких при внешности Шварцнегера, по рации передал впереди идущему «дозору»:

— Маршрут меняется! Проверить лифтовый холл, освободить кабину лифта на подъем, проверить седьмой этаж!

Лифт — одно из самых опасных мест, очень подходящее для совершения теракта или покушения. Замкнутое пространство, высота лифтовой шахты…

— Воронцов, Акопов, Бурц! — скомандовал старший: — На усиление «дозора»!

Сергей вместе с двумя названными телохранителями ринулись вперед. Прямо, на лево… Вот и лифтовый холл. Один из «дозорных» стоял в открытом проеме пустой лифтовой кабины, лениво обьясняя столпившимся вокруг людям, что этот лифт неисправен, и их никуда не повезет, а сам тем временем зорко осматривал окрестности, вычисляя возможных «террористов».

Двое телохранителей уехали наверх, «подготовить» седьмой этаж к прибытию клиента, а Воронцов «взял» боковой коридор, перпендикулярный тому, по которому двигался эскорт.

На экзамен телохранителей экипировали по полной программе: бронижелет скрытого ношения типа «кольчуга», нож-универсал, «уокки-токки», металлоискатель, дозиметр, сюррикены, и, само-собой, пистолет, причем патроны были боевыми — здесь не в бирюльки играют!

— Первый, я седьмой! У меня чисто! — доложил Сергей, убрал рацию, и тут же увидел «террориста». По коридору, помахивая папочкой, грациозно переваливаясь на ходу, словно бегемот, вздумавший вдруг встать на цыпочки, к лифтовому холлу двигался полный, лысыватый человек, на ходу курящий сигарету.

Что насторожило Воронцова во внешности «бегемота»? Слишком уж легкая для человека такой комплекции походка, выдававшая тренированные мышцы? Неправдоподобно легкая папочка? Чуть оттопыривающийся слева пиджак? Все вместе? Сергей не успел над этим подумать, как и не успел сообщить первому о своих подозрениях — из коридора уже появился эскорт, мелькнуло лицо «клиента» за спинами телохранителей, и одновременно с этим «бегемот» чуть-чуть, практически на несколько сантиметров, изменил свой маршрут, двигаясь наперерез эскорту. Их разделяло метра три, а в полутора метрах от «бегемота» застыл Воронцов, лихорадочно соображающий, что ему делать. Вот уже Маленьких заметил окаменевшее лицо Сергея, кивнул, мол, что случилось, вот «бегемот», перехватывая папочку, подходит все ближе…

Решение пришло само собой, неожиданное, и простое, как все гениальное.

— Э-э! Братуха, у тебя куреха е? — подражая «новым русским бандитским», развязано спросил Воронцов, загораживая «бегемоту» дорогу. Тот был готов, что его будут останавливать, применяя приемы, спецсредства, ему придется прорываться, кидать своею папочку в «клиента», и всем этим соплякам не зачтут экзамен.

Но он совершенно не предпологал, что кто-то из эскорта заговорит с ним. И он, опытный «гэбэшный» волк, третий год игравший «террориста» на экзаменах в «Щите», растерялся! Такого ещё ни разу не было!

— Что-что? А-А! Извините, я не курю! — «бегемот» помямлил это автоматически, одновременно делая движение обойти Воронцова.

— Стоять! — рявкнул Сергей, прижимаясь к «террористу» всем телом, повернул голову.

Все! «Бегемот» упустил время! Эскорт уже скрылся в лифте, дверцы сомкнулись, замигали цифры проезжаемых этажей.

— Лихо ты меня! — усмехнулся «бегемот», когда Воронцов его отпустил: — Молодец! Ну, беги, догоняй, экзамен ещё не закончен!

Воронцов по рации связался с группой, рассказал про «бегемота».

— Хорошо, седьмой! Поднимайтесь наверх, ждите группу у комнаты 7-59! Обеспечте безопасность, в комнату не входить, это конец маршрута! Все, конец связи!

Комната семь — пятьдесят девять находилась в самом дальнем конце узкого, извилистого коридора с множеством дверей по стенам. Видимо, здесь находились технические службы «Бизнес-Центра». Хуже всего было то, что в метре от нужной эскорту комнаты, на противоположной стороне коридора располагалась запертая дверь пожарно-аварийного выхода, крашенная серой краской.

Воронцов проверил коридор, кабинеты сотрудников «Бизнес-Центра», расположенные по ходу следования эскорта, связался с первым:

— Докладывает седьмой! Все чисто! Слева, не доходя до комнаты 7-59, расположена запертая дверь пожарно-аварийного выхода! Примите во внимание! Конец связи!

Время шло. Воронцов ждал, привалившись спиной к серой поверхности пожарно-аварийной двери, и испытывал сильное беспокойство. Наверняка, ох, наверняка тут эскорт ждет какой-нибудь подвох!

Дальше все произошло стремительно и неожиданно. За спиной Сергея, в замке серой двери загремел поворачиваемый ключ, послышались голоса, и одновремено ожила рация.

— Седьмой, мы приближаемся! Доложить обстановку!

— Я первый! — сказал Воронцов, отступая от двери: — С пожарного выхода в коридор заходят люди! Трое, в спецовках ремонтников, с инструментами и мотком кабеля! Остановите движение эскорт!

— Ты что, парень? — недоуменно спросил пожилой мужик, из нагрудного кармана спецовки которого точала отвертка-тестер.

— Слушатель школы «Щит» Воронцов! — ткнул себя в пластиковую карточку на лацкане пиджака Сергей: — Куда следуете?

— В холл седьмого этажа! У нас вызов, там проводка перегорела! А что тут у вас?

— Петрович, нас же предупреждали! — вмешался в разговор второй ремонтник, молодой белобрысый парень: — Учения у них тут какие-то!

Третий, высокий, худой мужик с узким лицом и мотком провода на плече, спокойно пил из банки «Кока-колу», равнодушно глядя мимо.

«Может, и вправду ремонтники? Света-то на этаже действительно мало, только аварийные лампочки горят!», — засомневался Воронцов, на всякий случай отступил в сторону:

— Проходите, и заприте дверь!

Пожилой хмыкнул, закрыл дверь, сунул ключ в карман и махнул рукой своим:

— Айда, мужики, не будем мешать!

Троица прошествовала по коридору под внимательным взглядом Воронцова, свернула за угол. Сергей пошел за ними, проследил, как они вышли в холл и занялись распределительным щитом, скрытым в стене за деревянной панелью, потом достал рацию:

— Первый, докладывает седьмой! Трое ремонтников чинят проводку в холле, держу их под наблюдением, пошли пару человек к пожарной двери, и можете начинать движение.

— Седьмой, вас понял! Мы идем! Серега, держи ухо восторо!

Двое «дозорных» пробежали через холл, один из телохранителей махнул на бегу Сергею рукой, а спустя несколько секунд появился из коридора эскорт, но Воронцов даже не посмотрел в ту сторону — все его внимание было приковано к ремонтникам.

— Слышь, парень, а кого это ваши ведут? — обратился к Сергею пожилой, зачищая изоляцию с двужильного провода.

— Занимайтесь своим делом! — отрезал Воронцов, в упор глядя на худого, который разматывал моток, снятый с плеча, не расставаясь со своей «Кока-колой».

Эскорт поравнялся с Воронцовым, он услышал голос Маленьких:

— Седьмой, держи их до моего сигнала! Осталось не много!

Вдруг неожиданно из щита, в котором ковырялся молодой белобрысый ремонтник, сыпанули искры, что-то бабахнуло, раздался громкий вскрик. Воронцов невольно мотнул головой, отвлекаясь, и тут же петля провода, брошенная худым, захлестнула ему ноги!

Сергей упал, в падении отработанным движением выхватил пистолет, ещё не понимая, куда он будет стрелять, но было уже поздно: худой, так и не расставшись со своей банкой, одним длинным, стелящимся прыжком окзался возле эскорта, уклонился от одного телохранителя, сбил с ног второго.

Маленьких и ещё двое парней надежно «упаковали» клиента, свалив его на пол и прикрыв своими телами, но «упаковка» могла сработать только в случае, если остальные члены «восмерки» не подпустят нападавших к клиенту. Сейчас же произошло самое худшее — на пути худого «террориста» не оказалось ни одного телохранителя!

Худой размахнулся, яркая красно-белая банка «коки» сорвалась с его руки устремляясь к «упаковке», на ходу разбрызгивая свое содержимое.

«Все, завалились!», — молнией пронеслось в мозгу Сергея. На раздумья времени не было, он просто вскинул пистолет, молниеносно поймал кувыркающуюся в воздухе банку на мушку и нажал на спуск!

Бах! Тоненько тренькнуло разбитое окно позади, банка, отброшенная пулей, улетела далеко влево, и ударившись о стену, упала, откатилась, оставляя за собой мокрый след.

Худой, замер там, где стоял, медленно повернулся к Воронцову, покрутил пальцем у виска:

— Ты что, дурак? А если бы в меня попал?!

На выстрел из коридора выбежали «дозорные»:

— Что тут у вас? Что случилось?

— Да слезте вы с меня! — послышался недовольный голос клиента из-под «упаковки». Телохранители поднялись, освободив главу экзаменационной комиссии. Он поднялся, улыбясь, нашел глазами Воронцова, подмигнул, мол, молоток! В холл заходили новый люди, появились «щитовцы» из экзаменационной комиссии, потом быстрым шагом вошел сам Вершанский, огляделся, быстро спросил:

— Все живы?

— Все, Сигизмунд Янович! — поддтвердил Маленьких.

— Кто стрелял?

— Я! — громко сказал Сергей, с трудом стягивая с ног тугую петлю провода, и со злостью добавил: — Отражал нападение!

Про себя Воронцов уже решил, что этот выстрел закончил его карьеру телохранителя — ведь он действительно мог застрелить кого-нибудь!

Вершанскому как раз принесли пробитую пулей банку. Он повертел её в руках, потом негромко спросил у худого «террориста», стоявшего рядом:

— Что, Костя, трудно стало работать?

Тот вздохнул:

— Кто ж знал, Яныч, что у тебя такой ворошиловский стрелок есть! Без него все, проиграли бы твои ребята! Залил бы «упаковку» «колой», были бы все, как после душа!

Вершанский покивал, кинул изуродованную банку в урну, хлопнул в ладоши:

— Все, экзамен окончен! Всем отдыхать!

Вечером, позвонив Кате, Сергей с восторгом рассказывал ей подробности экзамена и своего геройского поведения. Катя только вздыхала, переживая за «крутого» мужа, а в конце разговора сказала:

— Сереж, тут Борька твой звонил! Он теперь водителем работает, где-то на Вешняках, машина у него, джип. Так он спрашивал — когда ты приезжаешь? Я, говорит, могу теперь Серегу встретить, на «тачке»! Обещал в среду звонить. Что ему передать?

Воронцов при упоминании о Борисе оживился ещё больше:

— Передавай ему большуший привет, а насчет встречи… Я приеду в пятницу утром, а на каком поезде, ещё не знаю. Скажи Борьке так: «Воронцов позвонит в четверг вечером, скажет поезд и вагон!». Если он сможет тебе перезвонить — хорошо, если нет, то ладно, не велика птица, сам доберусь! Да, слушай. Катюха! Мне же после учебы трехдневный отпуск положен! Правда, по закону подлости он как раз на выходные падает, что обидно, но с другой стороны, мы его проведем вместе, что хорошо! Так я предлагаю съездить к Борису! Ты как? Отдохнем на природе, на лыжах походим…

— Ага! — рассмеялась Катя: — Знаю я ваши лыжные походы! Надеретесь опять с Борисом под вечер Ленкиной «непьянки», и будете трепаться про свои дурацкие мужицкие подвиги!

— Да нет, ну что ты! — смутился Сергей: — Мы так не будем, мы чисто символически!

— Ладно-ладно… — Кате помолчала: — А вообще неплохо было бы съездить, на счет природы ты прав, да и Ленка мне обещала корельскую вышивку показать… Да что сейчас загадывать! Приедешь, и решим! Договорились, Сережа?

— Договорились! Ну, пока!

— Пока!

Блаженно растянувшись на кровати, Воронцов мечтал о встрече с женой, предвкушал поездку к Борису, бег на лыжах по ясному заснеженому лесу, вечерние посиделки при свечах. На душе стало хорошо и уютно, особых проблем в жизни не было — завтра последний, теоритический экзамен, в четверг вручение дипломов, и все — ту-ту домой!

С мыслями о том, что жить хорошо, Воронцов и уснул…

Экзамен по теории Сергей сдал без особых проблем, хотя кое-кому из группы пришлось здорового попотеть — все же вопросики были те еще!

В четверг, явившись в школу при параде, Воронцов застал в сборе всех сотрудников «Щита». Преподаватели, инструкторы, начальство сменили неизменные камуфлированые комбинезоны на дорогие костюмы, две женщины — психолог и инструктор по ориентированию, облачились в вечерние платья, в большом зале на третьем этаже накрыли стол для фуршета…

Вершанский, как всегда, подтянутый, в смокинге и при бабочке, похожий на крестного отца «Коза ностры», первым взял слово:

— Сегодня у всех вас, да и у нас тоже знаменательный день! Наша школа выпускает очередную группу телохранителей, внеся тем самым вклад в борьбу с разгулом криминала в России! Все вы, наши слушатели, с этого дня становитесь профессиональными защитниками жизни и здоровья людей, и я хочу, чтобы вы навсегда запомнили три заповеди телохранителя, свято чтимые в нашей школе!

Первое! Клиент, тело которого вы будете хранить, всегда прав! Он должен стать для вас самым главным человеком, измена которому — несмываемый позор для вас!

Второе! Ваша жизнь отныне в руках Божьих, а это значит, что только Он знает, как и когда она оборвется, а по сему — не грешите по напрасну!

Воронцов оглянулся на сидящих вокруг одногруппников, ожидая увидеть улыбки на их лицах — сам он в Бога не верил… ну, почти не верил, и ожидал, что напыщенные слова Вершанского вызовут улыбки, но нет, все парни сидели, серьезно слушая начальника школы.

Сигизмунд Янович между тем продолжал:

— И, наконец, третье! С этого часа вы все зарегистрированы в органах госбезопаности, а это значит, что любое ваше противоправное действие будет раскрыто достаточно быстро, не смотря на ваш профессионализм! Поэтому помните — у вас нет права на убийство, вы не джеймсы бонды, и даже защищая жизнь клиента, вы можете только обороняться! Желаю вам удачи!

Следующим слово взял заместитель Вершанского, Лев Яковлевич Цугель, возглавлявший экзаменационную комиссию, тот самый клиент, которого охранял эскорт в «Бизнес-Центре».

— Уважаемые коллеги! Сейчас вы получите дипломы, подтверждающие вашу квалификацию, но это не все! Каждому из вас школа дарит в подарок нож телохранителя. Все вы знаете, что это такое… Мы надеемся, что этот нож в будущем не подведет вас так же, как вы не подведете нас, своих наставников и инструкторов!

Цугель по очереди вызывал к себе выпускников щита, вручая каждому диплом, и узкий, изящный нож-универсал, обоюдоострый, пригодный и для рукопашной, и для метания. Все ножи были вложены в кожаные наручные ножны, пристегивающиеся к предплечью левой руки под одеждой.

Всем вызванным Лев Яковлевич что-то говорил вполголоса, пожимая руку, и когда пришла очередь Воронцова, и он подошел к столу, на котором были разложены дипломы, то услышал:

— Удачи вам, Сергей Степанович! У вас великолепные данные, а от себя я советую вам больше полагаться на интуицию, чем на логику, не лезть напролом там, где можно обойти! Все хорошего!

Всю дорогу от Питера до Москвы Воронцов проспал без задних ног — вчера, после вручения дипломов и легкого фуршета с шампанским они, всей группой, продолжили «отмечаловку» в уютном баре-подвальчике на Малом проспекте Васильевского острова, и «наотмечались» изрядно. Когда он в половине десятого вечера звонил Кате с вокзала, сообщая номер поезда и вагон, язык у Сергея еле ворочался.

Из восьми человек шестеро в их группе были не питерцами, поэтому вряд ли когда-нибудь им предстояло встретиться, и неприятность расстования новоиспеченные телохранители, если не сдружившиеся, то по крайней мере «сработавшиеся» за время учебы, залили от всей души. Хорошо, что все ещё прошло без эксцессов — публика в барчике была на редкость миролюбивой, и даже метродотель сидел молча, когда, напоследок, они спели всей группой «Черного ворона», мягко говоря, громче некуда…

Воронцов спал на нижней полке «мягкого» купе, сквозь сон слышал грохот колес вагона по рельсам, и эти ритмичные звуки: «татах-та-та, татах-та-та!» напоминали ему какую-то диковенную музыку, бравурный марш, который играли множество барабанов, слитно гудящих в его честь…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«…А чей это голос во мраке?

Это вой безголовой собаки…»

Р. Бородуллин

Где-то в центре Москвы…

… - Это не просто факт вопиющего безобразия, Андрей Сергеевич! Это могло на корню загубить все наше дело! И когда? Сейчас, когда все практически готово, когда ветры перемен уже шевелят нам волосы! Неслыхано! Бардак! Не возражать!

Вообщем так! Коновалов — ваш протеже, вам и отвечать! Сегодня же выезжаете в Ленин… А, черт! В Санкт-Питербург, будь он неладен, и решите все проблемы на месте! Коновалова — к едреней фене, в низовые звенья, пусть работает в народе! Это же надо додуматься — превратить наши добровольные первентарии в помесь коцлагеря и бериевской «шарашки»! Да и, к слову, если уж делать такое, то по крайней мере хорошо, а не так — сперва сбежал один, при этом унеся чип, над созданием которого группа работала с весны прошлого года, потом по его следам сбежало уже трое… Вы, Андрей Сергеевич, должны в ножки кланятся Дмитрию Дмитриевичу! Его люди, как всегда, оказались на высоте! Не надо мне ничего говорить! Все! Отправляйтесь туда немедленно, у меня нет желания вас видеть! До свидания!

Теперь с вами, Дмитрий Дмитриевич! Почему увеличение количества низовых структур идет столь медленно? Отсутствие денег не оправдывает вас! В конце концов, у нас есть экономический отдел! Да, усильте! И поскорее! Кстати! По питерскому делу проходил какой-то посторонний… Э-э-э… Воронец, кажется! Да, верно, Воронцов! Просто случайный человек? Хорошо, забудем…

И, наконец, генеральная акция! Я получил вашу докладную, из которой следует, что Пашутин вышел на, так сказать, финишную прямую. Информация проверена? Значит, начинаем действовать! Я сам проинструктирую агентов, подготовленных вами для работы с Пашутиным. Сегодня в восемнадцать ноль-ноль я жду их у себя! Да, и передайте мне личное дело Пашутина, развернутый вариант! Ну, как говориться, с Богом!

Тот, кого называли Учителем, маленький лысый человек с узкой щеточкой усов над тонкой верхней губой, встал из-за треугольного стола, повернулся спиной к собеседнику, нажал клавишу на стене, сплошной черный занавес бесшумно отъехал, открыв громадное, от пола до потолка, окно. Взгляду открылась величественная панорама ночной Москвы — залитые огнями улицы, огни в окнах домов, розоватые в лучах подсветки ларцы сталинских «высоток», серебрянный слиток «Белого дома», медный «котел» главного купола храма Христа-Спасителя, маленький четкий силуэт церетелевского Петра, прозванный в народе Гулливером. Далеко на западе торчал штык-обелиск «Парка Победы», а на севере, еле видимая, угадывалась тоненькая удочка Останкинской телебашни.

— Этой стране… — Учитель кивнул за окно, на город и громадные, темные пространства, лежащие за его пределами: — …Приходит время наконец-то занять положенное ей законами мироздания место в мировой истории! Когда наш замысел будет реализован, когда мы явим человечеству всю мощь русского разума, вооруженного логикой и прагматизмом, вот тогда-то все измениться, Дмитрий Дмитриевич, и мы с вами сможем заслуженно почивать на лаврах! Ну, а пока нам всем предстоит много работы! Генеральная акция потребует от всех нас максимум, вы слышите, максимум сил! Все личное, все постороннее — в сторону! Отбросить, забыть! Цель слишком велика, чтобы путь к ней был оборван по какой-нибудь глупой, эмоциональной, так сказать, причине. Когда мы завершим процесс, именно процесс, я подчеркиваю, движения к ЦЕЛИ, вот тогда и можно будет вздохнуть свободно! А пока — жесткая дисциплина, и ещё раз дисциплина. Я не говорю — «как в армии», нам не надо — как, у нас должно быть лучше, строже, четче! Помните об этом!

Учитель на секунду замолчал, потом повернулся к своему неподвижно замершему у стола помошнику, и от проницательных глаз Дмитрия Дмитриевича не укрылся лихорадочный блеск в глазах Учителя.

Учитель помолчал, а потом добавил уже другим, спокойным, без визгливых ноток, голосом:

— И вот что — от того, насколько уровень вашей работы будет соответствовать выполнению наших замыслов, настолько же ваша доля лавров будет превосходить долю Андрея Сергеевича! Подумайте над этим! Я вас больше не задерживаю!

«Андрею Сергеевичу вы, господин Учитель, наверное сказали то же, что и мне? Помощниками удобнее руководить, если знаещь, что они являются соперниками!», — подумал Дмитрий Дмитриевич, но вслух, разумеется, ничего говорить не стал…

* * *

Руслан Кимович Хосы, президент охранной фирмы «Залп», сидел в позе «алмазный архат отдыхает после праведных трудов» на небольшом восмигранном татами в углу своего рабочего кабинета. Он предавался размышлениям и сомнениям. Дела фирмы уверенно шли в гору, в столице, среди крупнейших биснесменов уже начало становиться модным иметь «залповскую» охрану, надежную, прекрасно подготовленную и обученную.

Что же касается Воронцова. Воронцов… Что-то подсказывало Хосы, что с этим парнем у него ещё будут немалые проблемы, и про себя он решил бороться за Воронцова до конца — «своих надо беречь»…

Телефонный звонок оторвал Руслана Кимовича от размышлений. Он привычным жестом вытащил из нарукавного кармана камуфляжки плоский пенал «Эрикссона», нажал кнопку:

— Слушаю!

— Руслан Кимович! К вам представители Института Эксперементальной Автоматизации и Приборостроения. Вы им назначали.

— Хорошо, через минуту пусть войдут!

Хосы встал, словно вырос, скатал коврик, сунул его в бамбуковый футляр, убрал ароматические палочки, помогавшие расслаблению тела и духа во время медитаций, сел за стол, сосредоточился. Несколько секунд спустя открылась дверь и в кабинет вошли двое мужчин, оба в дорогих костюмах, грузные и озабоченные. После обмена рукопожатиями Хосы попросил секретаршу принести чай, и обратился к гостям:

— Слушаю вас!

Слово взял седой, но ещё моложавый, в дорогом английском шерстяном костюме, представившейся Шульгиным:

— Я, уважаемый Руслан Кимович, являюсь замом по науке директора нашего НИИ, в настоящий момент — АОЗТ «НИИЭАП»! Год назад одна очень известная во всем мире фирма, можно назвать её немецкой или щвейцарской, хотя это скорее интернациональный концерн, предложила нам работу над очень интересной темой. Тема, в целях соблюдения и сохранения коммерческой тайны и ряда ноу-хау, закрытая, в чем её суть, я вам рассказать тоже не могу, хочу только отметить, что до этого мы подобными вещами не занимались, но финансовый кризис нашего института, а проще сказать, полное банкротство, вынудило нас взяться за предложенную работу, так как финансировалась она, что называется, по полной программе, вы меня понимаете…

Нами были привлечены ведущие специалисты, молодые кадры, даже народные таланты, самородки, так сказать, и дело, замечу, к полному моему удивлению, пошло! Естественно, уровень секретности нашей работы предполагает определенную деятельность охранных структур, в частности, охрану и опеку ведущих специалистов. Для этой цели нами был создан Отдел Охраны, сформирован штат отдела, приглашены специалисты… Я, а со мной и ряд работников института полагали, что это излишне, но жизнь нас, к сожалению, опровергла! Пару месяцев назад некоторые специалисты, занимающиеся ключевыми фазами разрабатываемой темы, ощутили на себе пристальное внимание, а затем и давление со стороны некой негосударственной и некоммерческой структуры, которая активно интересовалась не только информацией по теме, но и опытными образцами приборов, изготовленных в наших лабораториях…

Руслан Кимович спокойно слушал говорившего, глядя ему прямо в глаза, и на его медном, непрницаемо-масочном лице не дрогнул ни одни мускул, хотя внутри Хосы уже был вне себя — во-первых, он терпеть не мог словоблудия, а во-вторых, от поситителей разило вчерашним «Абсолютом», тщательно зажеванныи какой-то мятной гадостью типа «тик-така»…

Секретарша принесла чай, второй посититель немедленно чуть ли не залпом, шумно выпил свою кружку, тут же облился потом, довольно отдуваясь. Похмельный зам по науке между тем продолжал:

— Конечно, после этих событий мы усилили охрану нашего НИИ и его сотрудников, используя связи и финансовые рычаги, пригласили даже отставных профессионалов из ФСБ, но тяжелые времена, переживаемые сегодня нашим несчастным Отечеством…

— Короче! — бухнул вдруг ладонью по столу второй, которому крепкий чай, видимо, слегка «поправил» голову: — Он хочет вам сказать, что эти бывшие «гэбэшники» не могут обеспечить безопасность, особенно сотрудникам второго звена, занятым в работе над проектом, а у нас появилась необходимость срочно взять под охрану нескольких работников! Мы навели справки, и нам указали на вашу фирму, как на самую достойную и уважаемую! Вы можете нам помочь?

Хосы улыбнулся, а про себя вздохнул с облегчением — давно бы так, коротко и ясно!

— Сколько телохранителей вы хотите нанять?

Зам по науке поправил очки на тонкой переносице:

— Видите ли, тут вот какой момент — поскольку оказывающая на нас давление огранизация интересуется не просто информацией, но и напрямую изготавливаемыми опытными образцами приборов, а доступ к ним имеют, и непосредственно с ними работают порядка двух десятков человек, нам бы хотелось…

Второй, обильно потеющий, вновь перебил своего товарища:

— Человек пять-шесть было бы в самый раз! Ну, конечно, если цена нас устроит… И это… Нам нужны не столько телохранители, сколько опекуны. Дисциплина там, и все такое прочее!

Хосу опять улыбнулся, покачал головой:

— К сожалению, вынужден вас огорчить! В данный момент лишь двое телохранителей, так сказать, свободны, и могут быть вам полезны! Что же касается денег… Для более успешной работы наших сотрудников мы практикуем следующую форму оплаты: вы единовременно выплачиваете нам определенную сумму, скажем, порядка пятнадцати тясяч долларов за телохранителя, а в дальнейшем уже непосредственно ему платите заработную плату — две, две с половиной тысячи в месяц! Естественно, все это оформляется в установленном законом порядке, и хочу вас сразу предупредить — мы защищаем финансовые интересы наших сотрудников! Устраивают ли вас наши условия? Да, кстате, в понедельник прибывает с учебы в школе телохранителей ещё один наш сотрудник, так что я могу предложить вам троих…

Представители НИИЭАП переглянулись, потом потеющий буркнул:

— Нам надо посоветоваться! Мы вам перезвоним!

Гости поднялись, сунули на прощание по очереди свои пухлые, потные ладони-подушки и вышли. Хосы усмехнулся, открыл окно, выдворяя из кабинета сивушный дух, взял с подноса тонкую, саксонского фарфора, чашку с чаем, сделал глоток, посмаковал во рту тонкий аромат жасмина, и подумал, глядя в матовую поверхность стола: «Интересно, что же за работу делают эти конспираторы, если в названии их института есть слова: Эксперементальное приборостроение?»

Воронцов проснулся от каркающего голоса проводницы:

— Через сорок минут буду закрывать туалет — санитарная зона Москвы! Через сорок минут…

Голос удалялся по коридору, Сергей мысленно пожелал себе: «С добрым утром!», и блаженно потянулся, весь в предвкушении от возвращения домой, встречи с женой, от предстоящей поездке к Борису…

«Интересно, встретит меня Борька? Перезванивал он вчера вечером Катьке или нет? Вряд ли — я звонил ей уже совсем поздно, мало что не в половине одиннадцатого… Ну и ладно, завтра все равно увидимся! Что он там себе за работу нашел, хотел бы я знать?»

Воронцов ещё минут десять повалялся в постели, потом встал, оделся, и пошел курить, еле протолкавшись в дымный тамбур через толпу стоящих с полотенцами на шеях в очереди в туалет пассажиров. За мутноватым окном тамбура уже плыли в багровом свете встающего зимнего солнца громады многоэтажек далних пригородов столицы. Подезжаем!

Подхватив сумку, Воронцов шагнул на перрон Лениградского вокзала и нос к носу столкнулся с Борисом Епифановым, археологом, бывшим членом полуподпольной группы «Поиск», разогнанной ФСБ осенью прошлого года. Примерно тогда же Воронцов познакомился с Борисом, а спустя некоторое время и подружился. В Епифанове Сергею прежде всего нравилось одно, но очень важное качество — Борис был НАСТОЯЩИМ!

— Здорово, супермен! — Борис подхватил из рук Сергея сумку: — Похудел, поздоровел, выглядишь молодцом!

— Здорово! Ды и у тебя тоже, я слышал, дела пошли?

Друзья двинулись по перрону, лавируя в толпе приехавших и встречающих. Сухой, морозный воздух — в Москве лютовала зима, мешал говорить, обжигая горло, но Борис все равно тарахтел без умолку, рассказывая о себе.

С осени, после ликвидации «Поиска», он перебивался в основном случайными заработками, пока, недели три назад, случайно не встретился со своим институтским приятелем, и тот не предложил Борису место водителя в своей фирме, занимающейся страхованием недвижимости.

— Зарплата приличная — семь сотен грин в месяц! Работы почти никакой — утром развез агентов по Москве, и до шести свободен, вечером собрал, и все! Машину держу у дома, во дворе! Ух, Серега, а машина — зверь! Джип «Чероки», ты на таком и не ездил никогда!

— Ездил, ездил! — засмеялся Воронцов, вспомнив полигон «Щита» под Капотней, где ему пришлось поводить и «девятку», и раскошный «Кадиллак», и многотонный «Краз», и джип «Чероки» в том числе…

— Тебе сейчас куда? — спросил Борис, когда они сели в машину и закурили.

— Домой, конечно! Катька сегодня специально отгул взяла, встречает мужа! Мне на работу только в понедельник!

— И что, сразу пойдешь кого-нибудь охранять? — полюбопытствовал Борис, выруливая со стоянки у вокзала.

— Ну почему — сразу! — Сергей с хрустом потянулся в удобном кресле джипа: — Хотя не знаю, может и сразу, если заказ будет… Слушай, Борька, мы тут с Катей решили завтра нагрянуть к вам в гости, ты как, не против?

— Здорово! Я ж сам хотел вас пригласить! Сегодня Ленка должна приехать… У нас же новость! Я сделал ей предложение, она согласилась! В марте свадьба!

— Ну, созрели наконец! — засмеялся Воронцов: — Поздравляю!

— Спасибо! — Борис лихо вырулил в левый ряд, и погнал джип на полной скорости, уверенно обгоняя еле тащившиеся по причине гололеда машины: — Слушай, а может, поедем прямо сегодня? Я заскочу за вами вечерком, Ленка приезжает в семь, полвосьмого мы будем у вас?

— Нет, Борь, сегодня я отдыхаю, ты уж извини, я же Катьку не видел месяц! Мы сегодня вдвоем…пообщаемся!

— Ну гляди сам! Я просто подумал, чего вам на электричке трястись! Ладно, завтра, так завтра! Только уж вы давайте пораньше, а то знаю я тебя, засоню!

Воронцов расхохотался в голос — кто из них двоих действительно любил поспать, так это Борис…

Высадив Сергея возле его дома, заходить Борис отказался:

— Извини, старик, у меня ещё куча дел! Значит, до завтра?

— До завтра! Спасибо, что встретил!

— Да пошел ты! — весело крикнул в ответ Борис, хлопнул дверце, и его джип умчался, вскружив снежную пыль.

Катя встретила Сергея в умопомрачительном платье, свежая, нарядная, с подозрительно поблескивающими глазами, повисла на шее:

— Господи, наконец-то! Никогда не думала, что месяц — это так долго!

Воронцов разделся, прошелся по родной квартире, хозяйски отмечая произошедшие за время его отсутствия перемены.

— Да ладно тебе оглядываться! — рассмеялась Катя: — Небось, голодный? Пошли, я курицу на бутылке сделала, по рецепту твоей мамы, язык проглотишь!

Завтракали, или, пожалуй, обедали долго. Катя, с любовь поглядывая на мужа, подкладывала ему на тарелку лучшие куски, невольно засматриваясь на крепкие мускулы, точные, твердые движения.

Сергей действительно сильно изменился за прошедший месяц, и дело тут было даже не в физиологии — он словно по другому начал воспринимать окружающий мир, исчезло раздражение на себя и окружающих, противное, липкое чувство опасения, ожидание подвоха, появилась спокойная уверенность в себе, в своих силах и возможностях.

Даже когда они с Борисом шли по перрону, пробираясь через людскую толчею, Воронцов поймал себя на том, что теперь он идет в толпе не так, как раньше. Прежде бывало, что злой и раздраженный после работы, Сергей «цеплял» плечом в метро или на улице не в меру ретивых граждан, летящих ему на встречу, получая мстительную радость от таких столкновений, или же ругался сквозь зубы, наткнувшись на застывших посредине людского потока провинциалов с баулами, разглядывающих рекламный щит. Ругался не громко, но унизительно — чтобы рот не раскрывали, лапти!

Сейчас же все изменилось. Воронцов двигался через толпу мягко, уверенно, и при этом совершенно не думал об окружающих его людях. Натренированное тело словно бы само по себе, без вмешательства разума, уклонялось от столкновений, обходило, лавировало, причем совершенно естественно, не вызывая удивленных взглядов. Воронцов пронзал толпу, словно спица — клубок шерсти, и там, где раньше он бы весь извелся, психуя по поводу собственной и чужой неуклюжести, теперь его сознание оставалось совершенно спокойным…

После обеда, за чаем, Сергей рассказывал жене о своей учебе. Катя только охала да ахала, чаще всего притворно, подначивая мужа, когда слышала о жестоких спаррингах, гонках на выживание, или контактных тренировках типа «один против всех».

Слегка осоловев от еды и умиротворенного домашнего покоя, Воронцов начал было клевать носом — все же последствия вчерашней «отмечаловки» ещё сказывались, да и вообще, месяц, проведенный вне дома, в трудах и «битвах», требовал отдыха.

— Кать, ты извини, я пойду прилягу! — еле ворочая языком, пробормотал расслабившийся телохранитель.

— Конечно, конечно, Сережа! О чем разговор! Пойдем, я тебе уже постелила!

Воронцов бухнулся в мягкое, хрустящее лоно кровати, блаженно развалился на свежих простынях, закрыл глаза, почувствовал рядом теплое, по девичьи гибкое тело жены, обнял мягкое, родное плечо, прижал Катю к груди… Какой уж тут сон, если любящие друг друга люди месяц не виделись!

На следующее утро, трясясь в морозной, наполненной паром людского дыхания электричке Катя, из-за ста надетых для тепла одежек похожая на продавщицу-лотошницу, сказал Сергею, кутавшемуся в бушлат:

— Ты знаешь, сейчас, когда я вспоминаю, как я ушла от тебя тогда, в августе, я иногда ловлю себя на мысли: «Господи, какой же я бываю дурой!». Ты меня любишь?

Воронцов посмотрел в теплые глаза жены, чмокнул их по очереди, погладил рукой Катину руку:

— Больше жизни!

Борис С Леной встречали гостей на платформе станции, оба укутанные в тулупы, краснощекие и веселые.

— Ну вы, блин, даете! — словами генерала Михалыча из «Особенностей национальной охоты» поприветствовал Борис Воронцовых: — Мы уже пятую электричку встречаем, замерзли все! Пошли быстрее!

Друзья, на ходу переговариваясь, поспешили через заснеженный лес к дому Бориса, где его сестра, Света, уже поджидала всю компанию с полным столом всяких разносолов.

За обедом, подождав, пока все насытятся, Борис с Леной обьявили о своей будущей свадьбе. Под это дело Воронцов достал предусмотрительно захваченную с собой бутылку шампанского, бахнул в потолок пробкой. Выпили за счастье нарождающейся ячейки общества, посидели, поболтали…

Часа в два решено было идти в лес, жечь костер и дышать свежим воздухом. Воронцов только там, на поляне, под заснеженными соснами, понял, насколько он отвык в мрачноватом далеком Питере от простых радостей жизни, от светлого, морозного леса, солнца на синим небе, жаркого костра, вокруг которого подтаивал снежок, от общения с друзьями.

В дом вернулись уже под вечер, когда опустившееся светило проложило на снегу длинные сиреневые тени. Все с аппетитом, нагуляным на морозе, поужинали, и отправились на второй этаж, в просторную мансарду, где жил Борис, отдыхать.

Когда Воронцов был здесь в последний раз, мансарда выглядела так, как всегда — полки с книгами, археологические находки, множества керамики, по которой Борис специализировался, боксерская груша, словом, типичное жилище одинокого, молодого, интеллигентного мужчины.

Теперь все изменилось. Чувствовалось, что здесь поселилась женщина, и не просто женщина, а Лена, художница, дизайнер, рукодельница. Голые стены заполнили картины, Сергей увидел знакомые пейзажи Корьево, темные еловые леса, глинистые косогоры, низкие тучи, серые крестьянские домики… Было тут и множество натюрмортов, напротив, наполненных светом, радостью, написанных яркими, сочными цветами.

Широкую кровать Бориса, отныне — супружеское ложе молодоженов, украшало огромное, расшитое Леной вручную покрывало такой красоты, что Катя только ахнула, всплеснув руками — ну надо же!

Вышивки, макраме, какие-то коряжки, маски из коры и птичьих перьев, расшитые занавесочки — положительно, комната Бориса теперь больше напоминала зал художественного салона! Воронцов неожиданно заметил в углу старинную, темную от времени икону и зеленый огонек лампадки перед нею. Эту икону, Богородицу с Младенцем, он уже видел, дома у Лены, в Корьево. Раз переехала икона, логично было предположить, что назад художница уже не вернется. Сергей хотел спросить, но его опередила Катя:

— Господи, Борька, Ленка, красота-то у вас какая! Не то что у нас — все стандартно и утилитарно! А как же Ленин дом?

— Да продали мы его! — улыбнувшись, махнула смуглой рукой художница: — Вчера последний раз в нем была, в своей обители тоски и одиночества!

— Много денег выручили? — поинтересовался Воронцов, прикидывая, что за Ленину развалюху в далеком Корьеве, куда она убежала пару лет назад после развода с мужем, горячо любимым, но променявшим её на богемную круговерть с иглой в вене и кокаином на усах, больше двух миллионов никто не даст.

— Да, спасибо Борьке, аж целых полторы тысячи долларов выручили! — опять улыбнулась Лена: — Он у меня, оказывается, записной коммерсант, расклеил кучу обьявлений, разослал во все газеты, мол, продается прекрасный деревенский дом конца прошлого века в экологически чистом уголке Смоленьщины, рядом лес, река, грибы-ягоды, и так далее!

— Ну, а что, неправду, что ли, написал? — притворно надулся Борис, одновременно подмигивая Воронцову — знай наших!

— Правду, правду! — махнула рукой Лена, зажгла свечи в причудливых, витых бронзовых канделябрах, изображавших каких-то лесных чудищ: — Теперь хоть есть деньги на свадьбу, венчание…

— Ой, вы венчаться будете? — удивленно вскрикнула Катя: — А мы с Сережкой вон невенчаны живем… Ну, так мы и в Бога вроде не верим!

— Значит, ваше время ещё не пришло! — серьезно и веско сказал Борис.

За бутылочкой Лениной «сливянки», готовить которую она была большая мастериться, засиделись за полночь. В один момент наладились было танцевать, Борис врубил музыку, но снизу прибежала заспанная Света, старшая Борькина сестра, со сна шикнула на всю компанию — ополоумели, полночь на дворе, детей перебудите! А потом сама присела к столу, включилась в разговор, интересно же!

Разговор и в самом деле зашел об интересном — Катя рассказывала про «Клуб интеллигенции», в который она ходила уже несколько недель вместе с подругами по работе.

— Вы не представляете, как там здорово! Я раньше всегда смеялась над теми, кто по всяким клубам, кружкам, секциям ходил, думала — людям просто дома делать нечего! А оказалось… Туда приходишь — и как будто в другой мир попадаешь! Все улыбаются, все тебе рады, у каждого найдется доброе слово! И поговорить можно обо всем, что тебя интересует! А Наставник всегда поправит, подскажет, как можно решить твои проблемы по другому, на научной основе! Он говорит, что люди, у которых центры интеллекта в мозгу пробуждены, или уже находятся в работоспособном состоянии, могут моделировать и управлять своей жизнью по собственному разумению!

Первым недоверчиво хмыкнул Сергей:

— Ага, знаю я эту научную основу! Трепология сплошная, и все! А вообще, с какой целью проходят эти ваши сборища? Ну, кто это все спонсирует? И зачем?

— Да ну тебя, Сережка! Ты — серый обыватель! «Кто, зачем, почем?». Никто не спонсирует, инициатива работников ДК Строителей!

— Это ты в такую даль ездишь? — удивилась внимательно слушавшая Катю Лена.

— Не такая уж и даль! Сорок минут на метро! — Лена махнула рукой: — Да ну, что вы, как дикие, набросились! Ведь насчет моделирования жизни — все правильно! Только инерция мышления, традиции и предрассудки, которые есть в нашем обществе, мешают этому. Нет, ну что вы улыбаетесь, ведь правда, не для кого не секрет, что умный человек в нашей стране затуркан, забит и унижен! У нас даже ругаются так: «Че, больно у-умный?», как будьто это стыдно…

— Ага! — кивнул Сергей: — Было это все уже:

Дураком быть выгодно,

Но только вот не хочется,

Умным вроде хочется,

Да кончиться битьем.

У природы на устах

Коварное пророчество,

Может быть, когда нибудь,

К среднему придем!

Булат Шавлович покойный, по-моему, ещё в пятидесятых написал…

— Я чего-то не пойму! — буркнул Борис, разглядывая свои руки: — Ну, собираетесь вы там, и что? Разговоры разговариваете? Так мы и тут можем поговорить… А так — что они там с вами делают?

— Да ни-че-го! Ты прав, мы там просто — общаемся! Друг с другом, между собой и все вместе! В наше время нормальному человеку, забитому всякими комплексами, задавленному бытом, работой, безденежьем, где найти знакомых, да не собутыльников вон, как Витька Сережкин, а людей СВОЕГО уровня?

— Так в ваш клуб что, только с высшим образованием принимают? — спросила Света, кутаясь в халат.

— Ну что вы, Светлана! — горячо воскликнула Катя: — Всех желающих! Приходи, ищи себе друзей по интересам, общайся! Наставник с тобой поговорит, подскажет, кто может тебя заинтересовать, а не хочешь — ищи сам, полная свобода выбора! Вот вы, Света, очень бы даже понравились нашим клубовцам! Интеллигент — это вовсе не тот человек, кто получил высшее образование или работает в науке или искусстве! Интеллигент — это человек мыслящий, понимающий, интересующийся, именно так это слово переводиться с латыни! Я же говорила про центры мозга. Они за все и отвечают — кто умеет думать, а кто — так, живет по инерции…

— Я сомневаюсь, а значит — мыслю! — серьезно проговорил Борис, помолчал и добавил: — Сунь Ци, китайский нищий и философ.

Сергей слушал Катю, и удивлялся! Он знал свою жену уже восемь лет, семь из них прожил с ней под одной крышей, бок о бок, но и не предполагал, что Катерина, всегда спокойная и рассудительная, может быть такой пылкой, красноречивой и уверенной в себе!

«Что же это за «КИ» клуб такой?! Надо бы как нибудь разведать…», — подумал про себя Воронцов, а Катя, словно подслушав его мысли, как раз заговорила об этом:

— Ребята, чем разговоры говорить, давайте, я вас свожу в наш клуб! А что? К нам иногда целыми фирмами приходят, сперва из любопытства, а потом многие и остаются! Давайте договоримся, когда, во сколько, и сходим!

— Ну, я не знаю… Можно было бы… Почему бы и нет? — замямлили все, и только Светлана решительно махнула рукой:

— Нет, старая я уже по клубам мотаться! И не уговаривай, Катюша, не надо! Ладно, молодежь, сидите, я спать пошла!

— Нашла молодежь! — фыркнул в спину сестре Борис: — Я-то тебя всего на пять лет младше! А Серега — на три!

— Все равно молодежь! — откликнулась Света уже с лестницы: — Пока детей нету — мо-ло-дежь!

Улеглись они далеко за полночь. Катя сразу уснуло, а Сергею, не смотря на поздний час и выпитый «для сна» стаканчик «сливянки», не спалось.

Он лежал под свежим, пахнущим морозом, пододеяльником, смотрел в чуть блестящий в темноте деревянный потолок, и блаженствовал. Редко, крайне редко в жизни человека выпадают вот такие минуты полного, безграничного блаженства, когда нет особых проблем, когда непрятности, если они и были, ушли в прошлое, а впереди только будоражащие кровь перспективы…

Сергей лежал и тихо радовался от того, что у него прекрасная, любящая жена, что у них будет ребенок, причем не просто ребенок, а здоровый, счастливый, умный карапуз — в этом он не сомневался.

Еще у него были замечательные, верные друзья, и их дружба была проверена в тяжелых испытаниях. Была так же работа — не сказать, чтобы очень уж любимая, но — интересная и нужная, на которой Сергей чувствовал себя на своем месте, и где ему было по силам, говоря Эзоповым языком, побороть конкретного демона зла.

Сергей вспомнил одно из первых занятий по физической подготовки в спортзале «Залпа», которое проводил Хосы — тогда Руслан Кимович прочел им краткую лекцию, или, скорее, просто рассказал про древнекитайскую школу «потерянного следа», адепты которой считали главной своей духовной задачей борьбу с «демонами зла», не важно, в какой форме мешающим нормальной жизни людей.

«Демон зла» мог предстать грабителем на ночной дороге, и суховеем на крестьянских полях, и цунами на побрежье, и армией иноземных завоевателей. Иерархи школы «потерянного следа» тратили десятки лет на просчет всех возможных обличий «демона зла», и на поиски способов борьбы с ними. Школа «потерянного следа» стремилась к великому совершеннству мира, которое могло быть достигнуто только в великой борьбе со злом…

Конечно, сейчас, на рубеже веков, когда от «потерявших следа» осталось только название да две сотни иероглифов в древних рукописях, понятно, какую утопическую задачу ставили они перед собой, но Сергей ПОНЯЛ, что на самом деле стремились «потерявшие след» к тому, чтобы все люди на Земле, каждый на своем месте, боролись со своими «демонами зла», и в этой борьбе опретали счастье…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Спор физиков и лириков наконец закончился. Победили циники…

Из жизненных наблюдений

В понедельник Воронцов встал пораньше и явился в офис «Залпа» едва ли вместе с уборщицами — Сергей хотел посидеть в компьютерной, погонять виртуальных противников по запутанным лабиринтам третьего «DOOMа».

Однако о его приезде уже знали, и только он включил тренировочный «Пентюх», вставив лазерный диск в CD-ишник, как появились сменившиеся с ночи охранники офиса с шутливыми поздравлениями и пожеланиями, потом повалили «дневники» — «залповец», прошедший курс обучения в школе телохранителей, пользовался в фирме почетом и уважением.

За разговорами, рассказами, шутками и дружескими подначками прошло время, и когда Сергея отыскала секретарша президента фирмы, Воронцов уже несколько подустал от трепотни коллег.

— Воронцов, вас срочно к себе Руслан Кимович!

— Хорошо, иду! — кивнул Сергей, одернул камуфляжку и отправился к шефу.

Руслан Кимович встретил Воронцова своей обычной восточной улыбкой, кивнул в ответ на приветствие:

— Здравствуй, здравствуй, Сергей Степанович! Ну, как учеба?

— Да нормально, Руслан Кимович!

— Устал?

— Да не особо, готов приступить к обязанностям!

Хосы покивал, словно задумавшись:

— Плохо, что не устал! Или в «Щите» учить стали хуже? Какой у тебя общий бал за экзамен?

— Девяносто семь! — не без гордости сказал Сергей, и выложил на стол свой диплом.

— Ого! — удивленно вскинул бровь Руслан Кимович, встал из-за стола подошел к Вронцову, окинул взором помощневшую фигуру, и вдруг нанес молниеносный удар левой рукой, целясь в живот.

Сергей среагировал практически мгновенно, поставив блок, одновременно убирая тело из-под удара, но полностью нейтрализовать выпад Хосы, мастера у-шу и специалиста ещё по доброму десятку различных видов единоборств, конечно, не смог, хотя и существенно ослабил силу удара.

— Неплохо, нелохо! — всегдашняя улыбка вновь заиграла на лице шефа: — Видать, Сигизмунд не зря тебя хвалил! А что за история там была с каким-то выстрелом на экзамене?

Воронцов отлично понимал, что Руслану Кимовичу, приятелю начальника «Щита» Вершанского, давно все известно, и он просто хочет услышать собственную, Воронцовскую версию. Ну что ж, хочешь — слушай!

После рассказа Сергея Руслан Кимович посерьезнел, пожал Воронцову руку, жестом указал на стул, мол, присаживайся, сам занял свое обычное место:

— Что хочу сказать, Сергей Степанович? Молодец! В экстремальной ситуации максимально использовал то, чем лучше всего владеешь! Значит, не зря мы тебя отправляли на учебу, не зря вкладывали деньги… Ну, а теперь о деле!

Воронцов внутренне собрался, прикидывая, о каком деле хочет повести речь руководитель «Залпа», Руслан Кимович между тем продолжил:

— К нам поступил заказ от одного «богатенького» НИИ на группу телохранителей для опеки нескольких сотрудников, как они говорят, «второго звена»! Что-то они там наизобретали на заказ, что-то такое, чем сильно заинтересовалась некая организация, то ли наша, то ли зарубежная… Может, конкуренты их заказчика, или военная разведка… Не знаю! Но как я понял из слов руководителей НИИ, они работают в этом направлении, от нас же требуется обеспечить охрану, вернее, опеку клиентов… скажем, на ближайшие два месяца! Ты как, готов?

Сергей посмотрел в глаза шефа, потом кивнул. Хосы весь буквально разехался в улыбке, глаза совсем исчезли, превратившись в узкие щелочки:

— Это хорошо, что готов! Вообще-то мы обычно только что прибывших из школы сразу к самостоятельной работе не допускаем, прикрепляем к уже работающему телохранителю, так сказать, на стажировку, но тут обстоятельства просто вынуждают нас пойти на риск и допустить тебя к самостоятельной работе! Нет у нас сейчас свободных людей, каждый человек на счету! Да и дело, между нами говоря, плевое! Твой клиент — старший научный сотрудник, где-то твой погодок, к тому же холостой, возни с ним не будет! Встретил, сопроводил на работу, проторчал с ним в этом их НИИ, вечером проводил домой! Машину выделяет институт, оклад твой пока — тысяча восемсот долларов, договор у нас с ними, как я уже говорил, на два месяца! Ну, договорились?

Хосы встал, протянул Сергею руку:

— Желаю удачи, телохранитель!

Здание НИИЭАП, расположенное недалеко от Трубной площади, смотрело фасадом на Садовое, и за окнами кабинета директора шумел нескончаемый поток машин.

— Сергей Степанович, хочу вас предупредить, что Пашутин — человек со странностями. — директор института Фиоктистов встал из-за стола, прошелся, протирая руки носовым платком: — Я волнуюсь — за всю мою жизнь это первый случай, когда нам приходится прибегать к помощи телохранителей для защиты наших сотрудников.

Отставной полковник КГБ Урусов, возглавляющий Отдел Охраны НИИ, крупный, пожилой, слегка обвисший от кабинетной работы, покивал головой, добавил:

— Вообще, система охраны режимных институтов, сложившаяся за последние сорок лет, сбоев обычно не давала! Но сейчас… Бардак, мать его… Короче, кто-то настойчиво пытается овладеть любой информацией по разрабатываемой институтом теме! При этом я вынужден признать, что мы пока бессильны что-либо сделать, и это просто чудо, что ещё никто из работников НИИ не пошел на сотрудничество! Я не сомневаюсь в ваших людях, уважаемый Виктор Петрович, но человек слаб, времена сейчас тяжелые, а предложения нашего противника, да, да, именно противника, очень заманчивы!

Феоктистов вздохнул:

— Противник — это вы загнули, но насчет заманчивости… Сергей Степанович, чтобы вы знали — начальнику отдела теоритических разработок, доктору наук, было предложена купчая на трехэтажный дом с лифтом и бассейном в одной из стран Центральной Европы, двести тысяч долларов ежегодного дохода и работа по профилю в ведущих институтах мира! Вот так, не больше, ни меньше!

Воронцов пожал плечами:

— Так может быть, это просто блеф?

— Блеф!? — буквально взвился Урусов: — Мы, я имею ввиду своих бывших коллег, тщательно проверяем каждое сообщение! Все подтверждается! К сожалению, законы некоторых зарубежных стран, скажем, Щвейцарии, строго охраняют тайну личности вкладчиков частных банков, иначе этот Некто, или — «Никто», как он представляется, давно бы был у нас в руках! Все — реальность! И дома, и деньги, и то, что мы до сих пор не можем даже засеч, откуда звонят сотрудникам интитута! Я, между прочим, подавал начальству, ну, в фирму-заказчик, рапорт о необходимости временно заморозить работу над проектом, потому-что чувствую — захоти этот Никто перейти к решительным действиям, мои люди вряд ли смогут ему помешать! А вы говорите — блеф!

Директор института нетерпеливо забарабанил пальцами по полированой поверхности стола:

— Вернемся к Пашутину! Я уже сказал — он человек со странностями! Достаточно молод, талантлив, к науке вообще, и к своей работе в частности подходит исключительно творчески, в обычной жизни рассеян, несобран, что назывется, чудак! Поэтому, Сергей Степанович, у меня к вам просьба — не давите на него без крайней нужды! Постарайтесь быть как можно незаметнее! Ну, не висите над ним, словно дамоклов меч: «Это — нельзя, то — не велено!». Пашутин работает над материальным воплощением одной из важных составляющих проекта, ему нельзя мешать — нас поджимают сроки! Я очень надеюсь, что все эти звонки, послания, предложения так и остануться лишь нематериальными проявлениями, и все в будущем сложиться нормально!

— Вашими бы устами… — проворчал Урусов, повернул свою крупную голову с гривой седеющих волос к Воронцову: — От себя хочу добавить: в случае малейшей активизации этого Никто — сразу ко мне! Вы — частное лицо, так сказать, наемник, варяг, к вам и вашим коллегам мы вынуждены были обратиться не от хорошей жизни! Не обижайтесь, но в случае чего я подтяну профессионалов, то есть ребят со своей бывшей работы, пусть они заниматься своим прямым делом! Договорились? И все же… Будьте с этим… м-м-м, чудаком на букву… Ну, построже, короче! Ну, с Богом! Инструкции вы получили, и вот ещё что: будьте, как говориться, бдительны, и не только на улице, но и здесь, в стенах института! У нас есть подозрение… Впрочем, неважно! Всего доброго, надеюсь, мы сработаемся!

Сергей кивнул, встал, попрощался, прошел через приемную в коридор, и отправился в лабораторию, где трудился Пашутин — работа началась!

Последние, недосказанные слова полковника Урусова зародили в его сердце тревогу — что имел в виду бывший «гэбэшник»? «У нас есть подозрение…». Какое подозрение? Что кто-то из сотрудников НИИЭАП тайно принял предложение и продал свою часть информации? Или подозрение, что кто-то в самом институте — «засланный казачок»? Или что люди «господина Никто» в случае чего могут предпринять попытку проникновения в здание института? Или все сразу?

Ответов на эти вопросы у Воронцова не было…

* * *

Игорь Пашутин проснулся утром в очень плохом расположении духа. Виной тому было несколько причин:

Во-первых, прибор, над которым он, Саня Кох и два их лаборанта бились уже четыре месяца, хотя и работал, но выдавать расчетные параметры явно не спешил, и что нужно было сделать, чтобы заставить упрямое «железо» подчиниться, Игорь не знал, не знал абсолютно, до головной боли, до отчаяния, чуть ли не до слез!

Во-вторых, неделю назад в его квартиру впервые позвонил этот дурацкий «господин Никто», и с тех пор звонит регулярно, присылал на адрес электронной почты Пашутина через «Интернет» сообщения, достает звонками на работе, а эти дундуки из Отдела Охраны института до сих пор не могут вычислить, кто он и откуда!

«Обьект постоянно меняяет дислокацию, а для телефонной связи использует аппаратуру не серийного образца, врезаясь в линии совершенно автономно!», — вспомнил Пашутин обрывок разговора в кабинете директора.

И, в третьих, сегодня у него, безвестного старшего научного сотрудника, должен был появиться свой, личный телохранитель, причем Игорь уже заранее испытывал непрязнь к этому человеку — воображение рисовала образ тупого, гороподобного качка с бритым затылком и пистолетом на пузе, который всюду будет таскаться за Пашутиным, совать свой нос в его дела и пробовать суп в столовке, прежде чем Игорь соберется его есть, и утробно ржать, глядя по видику фильм «Тупой и ещё тупее»…

Пашутин встал, с тоской окинул взглядом свою комнату, стол посредине, гору бумаг с расчетами, над которыми он просидел вчера до поздна, пустую пачку «Кэмела», чертыхнулся и отправился на кухню ставить чайник, и заодно — стрельнуть у соседки Элеоноры Тимофеевны, пожилой театральной кассирши, сигаретку, курить хотелось неимоверно. Скверное утро!

Пашутин занимал одну комнату в большой, вечно ремонтируемой коммунальной квартире старого московского дома на Чистопрудном бульваре. Жизнью своей он в общем был доволен — работа интересная, денег хватает, перспектива роста налицо — если они вовремя закончат проект, шеф обещал место завлабораторией, с жильем порядок — близко от работы, а одна единственная на протяжении вот уже трех лет соседка, покладистая, хотя и нудновато-болтливая дама, которой было наплевать на все на свете, кроме её обожаемого театра, скорее облегчала, чем усложняла бытие Пашутина.

Элеонора Тимофеевна была одинока, и Игорь для неё являся достойным обьектом материнской заботы. Сам Пашутин, в свое время не женившийся не то, что бы из глупой принципиальности, а скорее из-за полного непонимания, зачем вообще ему нужна жена, теперь вообще махнул на себя рукой — появиться в доме женщина, и на неё придется тратиь время, деньги, силы, начнут постоянно пропадать со своих мест бумаги, книги, приборы, появляясь потом в местах совершенно неожиданных, а супруга будет ходить следом и вопить тонким, противным голосом, что она наконец-то навела в доме порядок, а он, олух, опять все раскидал. Почему-то Пашутин представлял себе брак именно с этой стороны…

Соседки не оказалось дома, наверное, ушла по магазинам, и Пашутин, поставив чайник на горелку, в тайне презирая себя, острожно, чтобы не испачкаться в пепле, залез пальцами в закопченную баночку из-под «Нескафе», служившую пепельницей, и вытащил здоровенный чинарик «Житанес» с ободком помады на фильтре.

Большой, коричнево-рыжий таракан выполз из черной дыры вентиляционной отдушины на крашеную синей, казенной краской стену, пошевелил усами, огляделся, и шустро побежал сверху вниз, наискосок, явно нацелив свой маршрут на серую мойку с горой грязной посуды.

Жадно затягиваясь, с блаженством выдыхая колючий, сизый дым, Игорь стоял и смотрел на голубое пламя горелки, размышляя и прикидывая, стоит ли сегодня попробывать, как советовал вчера Саня Кох, увеличить напряжение в блоке наводки, или лучше в очередной раз принципиально изменить схему компановки Прибора, вставив ещё один, собирающий излучение, контур.

Окурок обжег Игорю губы, он с досадой швырнул его в открытую форточку, и побежал к себе в комнату — забить в компьютер только что пришедшую на ум мысль.

На работу Пашутин опоздал, но это его ни сколько не пугало, как и то, что забытый на плите чайник выкипел, и спасти распаявшуюся посудину не удалось, хорошо, хоть газ не потух!

Зато в кармане пальто лежала дискетка с расчетами, которые, как он надеялся, наконец-то помогут обуздать непокорный Прибор. Кроме того, шеф на том историческом собрании четыре с лишним месяца назад прямо сказал: «Мы — не завод, и вводить в институте казарменную дисциплину я не собираюсь, главное для меня — результат, готовый продукт на выходе! Вы можете опаздывать, вы можете уезжать на дачу или к черту на рога, если вам там лучше думается, но если к установленному лично для вас промежуточному сроку ваш этап работы не будет сделан, вы просто автоматически покидаете институт, причем навсегд!»

«Хороший человек — шеф!», — выпрыгивая из трамвая, на ходу размышлял Пашутин: «Не то что этот Шульгин-Балалайка! И почему у толковых директоров НИИ в замах по науке обычно не просто бездари, но ещё и интриганы, и болтуны, к тому же? Кстати, и с точностью до наоборот — если зам по науке умница, то директор — полное дерьмо!». Мысли Игоря постепенно опять вернулись к Прибору.

В том проекте, над которым вот уже пятый месяц работал весь их институт, Пашутинскому прибору отводилась если не ключевая, то, безусловно, одна из заглавных ролей. Уровень допуска Игоря не позволял ему быть посвященным во все тонкости, но он подозревал, что Прибор должен был выполнять ту же функцию, что и прерыватель-рапределитель, а по простому — «трамблер», в двигателе внутреннего сгорания — вроде и штука невеликая, а машина без неё ни за что не поедет…

Показав на проходной пропуск, Пашутин проскочил раздевалку-гардероб на первом этаже, где на изогнутых никелерованных дугах сиротливо висели под охраной бдительной бабули-вохровки несколько дубленок командировочных из регионов — свои раздевались по лабораториям, так надежнее и не надо ни от кого зависить. Игорь по лестнице, не дожидаясь лифта, взлетел к себе, на четвертый этаж, и замер, словно споткнувшись…

В коридоре, перед входом в блок, у турникета, Пашутин вдруг увидел худощавого, подтянутого парня с умным, немного хмурым лицом, в костюме, при галстуке, курившего над урной у окна.

«Кто это такой, интересно? На командировочного не похож, да их у нас в блоке и не бывает, может быть, новый сотрудник? Небось, протеже Балалайки!», — на ходу подумал Игорь, и притормозил, чтобы стрельнуть сигарету — купить курево по дороге он так и не успел, занятый мыслями о своем Приборе.

— Извините, сигареткой не угостите? — сделал Пашутин в водухе движение рукой, изображая жестом процесс курения. Парень кивнул, вытащил из кармана пачку «Мальборо-лайт», протянул зажигалку, дождался, пока Пашутин прикурит, потом спросил:

— Пашутин Игорь Львович? Я не ошибся?

— Д-да… А откуда вы догадались? — несколько растерялся Игорь. Парень улыбнулся:

— В вашем блоке все сотрудники уже на местах, чужих, как мне сказали, здесь не бывает, а такой рыжий, высокий по секрету шепнул мне, что вы часто опаздываете! Я ваш телохранитель! Моя фамилия Воронцов, зовут — Сергей Степанович, можно просто Сергей! Будем знакомы!

«Вот тебе и дебил с бритым затылком! А «шепнул по секрету» — это Санька, конечно, засранец!», — подумал про себя Пашутин, протянул руку, и не нашел ничего лучше, как спросить:

— А где же ваш пистолет?

Воронцов улыбнулся, выкинул окурок в урну, отвел полу пиджака:

— Кабура скрытого ношения! Да вы не волнуйтесь, Игорь Львович! Все будет в порядке!

— Не-е надо называть меня… по отчеству! Мы же с вами… ровестники, наверное? — Пашутин, увидев вороненый «затылок» пистолета в кожаной кабуре подмышкой Воронцова, как то сразу, резко и удивительно четко и явственно ощутил — все, игры кончались, теперь его действительно охраняет человек с пистолетом, а это значит, что кто-то очень хочет его, Игоря Пашутина… Что с ним хочет сделать этот самый «кто-то», Игорь ещё и сам не знал — все предложения «господина Никто» в основном сводились к посулам крупных денег, интересной работы по профилю за границей, и предложений встретиться и «оговорить детали».

До этого подобные же предложения, а затем и урозы в случае отказа оказаться на том свете, получили и ведущие специалисты НИИ, и их ещё месяц назад начали опекать бывшие профессионалы из спецслужб — протеже начальника ОО… Теперь пришла очередь Игоря!

Телохранитель особо не мешал Пашутину — сидел себе в сторонке, на стульчике, читал какую-то беллетристическую билеберду из новых, с яркой обложкой и скудным содержанием, изредка поглядывая по сторонам внимательным взглядом своих желто-зеленых, каких-то немного звериных глаз, и со временем Игорь перестал его замечать.

Да и как было отвлекаться, если наконец-то, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, Прибор начал выдавать параметры, близкие заданным! Идея с улавливающим контуром, вкупе с предложенным Санькой Кохом увеличением напряжения дали таки результат! На экране жидкокристаллического дисплея компьютера — излучения обычных мониторов сбивала настройку прибора, вырисовывалась кривая, почти совпадающая с заданной! Так, кое-какие подчистки, а в основном…

— Саня, давай график на печать, и я полетел в отдел сведения! Вечерком предлагаю отметить!

Кох, рыжий, худой, конопатый и нескладный, весело кивнул, пробежался длинными, ловкими, веснушчатыми пальцами по клавишам, принял на выходном лотке принтера несколько листков бумаги с цветными загогулинами кривых, сунул их Игорю:

— Давай, ни пуха!

— К черту! — бросил на ходу Пашутин, схватился за дверную ручку, и краем глаза заметил, как за спиной выросла тень телохранителя.

«Ну и пусть! В конце концов, у него такая работа! У меня — своя, у него — своя! Он мне не мешает!», — подумал Игорь, и заспешил по коридору к лифту — в отдел сведения можно было попасть только на лифте, снабженном видеокамерой, чтобы охрана в холле видела, кто к ним поднимается.

Воронцов спокойно следовал за клиентом, у которого, видать, в одном месте было шило — Пашутин чуть ли не бегом мчался по коридору, да и в лифте весь извертелся, нервно теребя в руках папку с графиками.

«Видать, чего-то получилось у «паяльников»!», — подумал Сергей и ощутил укол зависти — конечно, его родной проектный институт, оставленный им прошедшим летом по причине полного отсутствия работы, не занимался такими секретными вещами, как НИИЭАП, но, едва Воронцов попал сегодня первый раз в лабораторию, где работал Пашутин, как знакомый, ни с чем не сравнимый запах разогретой канифоли, припоя, кислот и подгоревшего на плитке кофе словно бы вернул его на несколько лет назад, в родной отдел, окунул в рабочую атмосферу, когда вечером едешь домой с законным удовлетворением — сегодняшний день был прожит не зря!

Пашутин выскочил из лифта, едва открылись двери, чуть не сбил с ног какую-то полную даму бухгалтерской наружности, и устремился по коридору, на ходу улыбаясь от распиравшей его гордости.

Сергей, про себя отмечая расположение коридоров и комнат — пригодится в случае чего, старался не отставать от Игоря. Отдел сведения находился в самом конце коридора, за углом. Стол, за которым сидел охранник, остался в лифтовом холле, и отсюда не просматривался. Только видеокамеры под потолком контролировали коридор, и Воронцов подумал, что будь он начальником охраны института, он посадил бы здесь ещё одного человека — так, на всякий случай!

В коридоре, по которому они шли, было не слишком светло — редкие, гудящие лампы дневного света лишь рассеивали мрак, поэтому, когда впереди вдруг замелькали силуэты идущих навстречу людей, Воронцов среагировал не сразу, силясь разглядеть, кто это.

Идущих было четверо — трое крупных мужчин с одинаковыми, незапоминающимися лицами, про которых сосед Серегя по лестничной клетке Витек говорил: «Во бли, рожа как стенка, глаза не цепляются!», и пожилой лысыватый человек с дипломатом.

Воронцов на всякий случай выдвинулся вперед, привычно представил «восьмерку» эскорта и занял место переднего левого. Пашутин, не переставая улыбаться, удивленно скосил глаза, но ничего не сказал — надо, так надо!

Что-то во встречных мучжинах не понравилось Сергею — то ли слишком озабоченные лица, то ли ширина плеч, не свойственная научным работникам. С другой стороны, кто из посторонних мог встретиться им в коридоре режимного института? И тут в памяти всплыли слова Урусова: «Будьте бдительны не только на улице, но и в стенах института! У нас есть подозрения…»

«Береженого Бог бережет!», — подумал Сергей, расстегнул пиджак, сунул руку за пазуху и снял пистолет с предохранителя. Его движение не укрылось от идущих навстречу — передний вскинул руку в указующем жесте, что-то негромко сказал своим, и двое других выдвинулись по бокам, перекрыв проход…

«Вот оно! Сейчас начнется!», — молнией пронеслось у Сергея в голове, и он, не теряя времени, задней подсечкой свалил Пашутина на пол у стены, прикрыл собой, одновременно выхватив пистолет!

На него уже смотрели черными глазками стволы пистолетов тех, встречных. Когда они успели их достать, для Воронцова осталось загадкой. Пашутин, прижатый бедром Сергея к полу, слабо повизгивал, силясь что-то сказать. Воронцов замер, целясь в голову среднего, отлично понимая при этом, что двое других успеют застрелить его прежде, чем он переведет пистолет на них.

В коридоре повисло тревожное молчание, зловеще гудели лампы под потолком, в этой гудящей тишине Сергей, казалось, слышал скрип суставов пальцев своих противников, лежащих на спусковых курках пистолетов. Еще мгновение…

— Бросай оружие, руки за голову! — негромко скомандовал Воронцову средний: — В противном случае открываю огонь на поражение!

«Пожалуй, киллер не стал бы предупреждать, что открывает огонь!», — пронеслось в мозгу Воронцова, однако вслух он скзал:

— Сами бросайте! Иначе…

— Тьфу ты, в бога тебя, в душу, в мать! — вдруг выругался средний, опуская ствол: — Это же новый телохранитель этого… Из седьмого отдела!

Он повернулся к своим:

— Мне шеф сегодня его карточку показывал! Салага, только после школы!

Воронцов недоверчиво всматривался в говорившего, однако пистолет опускать не спешил.

— Да опусти ты пушку, дурило! — белозубо улыбнулся между тем средний, вытащил из кармана корочки удостоверения: — ОО! Мы, в некотором смысле коллеги! Ну ты даешь! А если бы мне твоя рожа не запомнилась? Лежал бы уже с маслиной в башке! Кто же так делает! Оно и видно, что с опытом у тебя напряженка!

Воронцов встал, помог подняться обалдевшему Пашутину, спрятал пистолет. Ему было стыдно. Надо же, в первый же день едва не устроил перестрелку со своими!

— Дать бы тебе по зубам, придурок! — проворчал один из «о-ошников», освобождая проход. Из-за его спины выглянул лысыватый, нетерпеливо спросил:

— Ну, как долго мы тут будем стоять?

Потом он увидел Пашутина:

— Э-э, здравствуйте, Игорь! Что же вы своего охранника не контролируете совсем? Так и до беды недалеко!

Пашутин кивнул:

— Извините, Давид Иосифович, больше не повториться!

Разошлись, одарив друг друга злыми взглядами. Воронцов уныло плелся вслед за закипающим Пашутиным, уже чувствуя, что сейчас Игорь выдаст ему все, что думает по поводу его профессионализма, как вдруг услышал за спиной:

— Эй, браток!

Он обернулся — один из парней задержался, улыбаясь, подошел ближе:

— Вообще-то ты молодец, все правильно сделал! Только в следующий раз, когда видишь, что столкновение неизбежно, а у тебя есть подозрения, все же старайся уйти, увести подопечного! И пистолет…

— Что — пистолет? — буркнул Сергей, оттаивая.

— Не носи подмышкой — вынимать долго! Купи поясную открытую кабуру с фиксатором, пришпандорь её вот сюда, на пузо, а в уголок полы пиджака вшей грамм двадцать свинца, и когда надо — р-раз!

Парень, улыбаясь, чуть шевельнул плечом, утяжеленный свинцом пиджак мгновенно распахнулся, и в лоб Воронцову уже смотрел ствол пистолета.

— Вот так! Понял? Ну давай, будь здоров, ещё увидимся! — парень пожал Сергею руку и заспешил по коридору — догонять своих.

— Пойдемте, Сергей! — окликнул Воронцова переминающийся с ноги на ногу Пашутин: — Что он вам, угрожал?

— В смысле?

— Пистолетом пугал?

— Да нет! — невесело усмехнулся Сергей: — Поделился секретами мастерства…

* * *

После окончания рабочего дня, сдав опечатанные контейнеры с приборами, деталями и документацией в хранилище, по традиции называемое «первым отделом», сотрудники лаборатории стали расходиться.

— Игорь, ну как на счет отметить? — Санька Кох схватил Пашутина за рукав. Графики параметров Прибора действительно произвели в отделе сведения фурор, и повод для «творческого междусобойчика» явно был не слабый.

— Я-то за, да вот… — Игорь скосил глаза на Воронцова, по прежнему сидящего в углу.

— А что, он с тобой пойдет?

— Меня теперь вообще машина должна возить, и он… Проводит до дверей, завтра утром встретит… Бред какой-то! Что теперь делать?

— Так давай его с собой возмем! — Кох улыбнулся: — И ещё Вальке Тейфицу позвоним, пулю распишем!

— Ты думаешь? — засомневался Пашутин: — А вдруг ему нельзя?

— Да ладно! — Санька махнул своей веснушчатой рукой, и решительно зашагал к Воронцову: — Э-э-э, извините, не знаю, как вас звать-величать…

— Сергей Воронцов!

— Ага, так вот, Сергей, у нас с Игорем сегодня был очень важный день, мы добились кое-каких результатов в работе, и сейчас хотели бы отметить это дело! Вы ведь должны его сопровождать? Мы предлагаем вам присоединиться к нашей компании! В преферанс играете?

Воронцов смотрел в нагловатые, ярко-голубые глаза Коха, и не знал, что ответить. С одной стороны, по инструкции, он должен был посадить Пашутина в ожидающую у института машину, отвезти домой, проверить, все ли там нормально, а завтра утром — забрать из дома на той же машине и привезти сюда. С другой стороны, в инструкции сказано: «Телохранитель обязан сопровождать охраняемое лицо веззде, особенно в общественных местах, деловых поездках и прогулках…». Вот и пойми, что теперь делать, если охраняемое лицо захотело поехать к приятелю и поиграть в «преф»! Н-да, опыта явно не хватало…

— Ну так как? — настаивал Кох. Воронцов посмотрел на рыжую шевелюру пашутинского помощника и почему-то вспомнил песню: «Дойчланд зольдатен ундер офисирен…», представил Коха в эссесовской форме, с закатанными рукавами и «шмайсером» на шее, и ему стало смешно.

«А почему бы и нет? Поближе познакомлюсь с клиентом, узнаю круг его интересов, так сказать! Да и пулю расписать было бы не плохо — тысячу лет уже не играл! В конце концов, директор института же говрил: «Не давите на клиента, он — натура тонкая и деликатная!», — подумал Воронцов, и решительно кивнул:

— Лады, поехали!

Посидели на славу. Сидели у Коха, который снимал двухкомнатную «хрущебу» на Бауманской. Воронцов, естествено, отказался от закупленного по дороге пива, правда с удовольствием поел копченого леща, которого притащил приятель Коха и Пашутина Валька Тейфиц. Поиграли в карты, обсудили положение в стране. Электронщики, выпив по паре кружок, захмелеи, и когда рыжий Кох предложил тост «За мужественных рыцарей пистолета и бронежилета!», намекая на Сергея, пришлось Воронцову вытащить его в коридор, и пристукнув рыжим арийским затылком о стену, популярно обьяснить, что афишировать его род занятий ни перед кем не надо.

Потом началась настоящая пьянка. Приперлись три каких-то мамзели, явно втихаря вызванные хозяином квартиры, одна из них, то ли Катя, то ли Даша, все постреливала крашенным глазом в сторону Воронцова. Хейфиц сбегал за шампанским, потом уже и за водкой, и Сергей откровенно заскучал — если уж «сытый голодного не разумеет», то трезвый пьяных — и подавно…

Слава аллаху, Пашутин оказался не падок на женский пол, чего было нельзя сказать о Кохе — тот просто ужом вертелся, рассыпаясь в комплиментах, шуточках и остротах. У Воронцова сложилось мнение, что рыжий решил сегодня уложить в свою постель сразу всех присутствующих девиц, по крайней мере, он все для этого делал.

Пашутин довольно быстро отрубился, попросту уснул в углу дивана, и Воронцов решительно объявил, что им пора.

Теперь, в такси, Воронцов, уложив уснувшего Пашутина на заднее сидение, размышлял, стоит ли завтра докладывать Урусову о «междусобойчике», или это не входит в компетенцию телохранителя?

Такси остановилось возле старинного дома на Чистых Прудах. Разбуженный Пашутин заплатил водиле-таксисту, и поддерживаемый Воронцовым, побрел через подворотню — домой.

Сергей привычно оглядывался, прикидывая, откуда может, в случае всего, угрожать нападение недоброжелателей. Под ногами скрипел снежок, мелкие снежинки вились и в воздухе, поблескивая в рассеянном свете редких горящих окон.

Подворотня выводила во двор-колодец, посредине которого сиротливо притулились у подножия одинокого тополя несколько «ракушек» и детский грибок-песочница, заваленная всяким хламом. У дальнего подъезда тихонько фырчала длинная, черная иномарка с тонированными стеклами.

Воронцов напрягся — им было в ту сторону, Пашутинский подъезд находился метрах в трех от автомобиля. Почему-то мирно курящаяся дымком выхлопной трубы машина казалась Сергею источающей скрытую угрозу. Он глянул на номер — желтый прямоугольник покрывали черные цифры, но из-за темноты рассмотреть их было невозможно.

— Что-то… случилось? — еле ворочая языком, спросил Пашутин, почувствовавший напрягшиеся под курткой мышцы Сергея.

— Нет, все нормально! Какой у тебя этаж? — Воронцов на всякий случай расстегнул «молнию» на куртке, освобождая доступ к пистолету, и щелкнул кнопкой застежки рукава левой руки, где в наручном чехле покоился подаренный «щитовцами» нож.

Возле самого подъезда Пашутин поскользнулся, еле удержавшись на ногах, и в ту же секунду темно-коричневая, оклеенная обрывками обьявлений дверь распахнулась, и им на встречу шагнул какой-то человек.

Сергей мгновенно увлек Пашутина в сторону, прикрывая собой, а незнакомец, остановившись, глухо выговорил из-под шарфа, закрывавшего ему почти все лицо:

— Добрый вечер! Вы позволите мне переговорить с Игорем Львовичем?

— Кто вы такой? — негромко спросил Воронцов, прислонив Пашутина к стене, и правой рукой взявшись за теплую, рубчатую ручку пистолета. Одновременно он не выпускал из поля зрения черную иномарку.

— К вам я не имею ни малейшего отношения! — отрезал замотанный. В это время Пашутин, с пьяну что-то себе нафантазировавший, вдруг рванулся вперед:

— Владимир Захарович! Это… вы?!

— О-о, я гляжу, Игорь Львович сегодня не в состоянии побеседовать! — отходя в сторону, усмехнулся замотанный, махнул рукой: — Извините, в другой раз! Всего хорошего!

Он быстро пошел к машине, открыл дверцу, сел, и автомобиль, обогнув тополь, «ракушки» и грибок, выехал со двора.

— Кто это был? — потряс Серегй Пашутина.

— Владимир Захарович… Коваль! — заплетающимся языком ответил Игорь: — О-о, брат! Большой человек! Умница, светило! А я напился… как последняя свинья! Он ко мне приезжал… С того света, а приезжал! А я напился! Ик-к! Х-р-р-р!

Пашутин ещё долго, пока Воронцов тащил его по сбитым ступенькам лестницы наверх, ещё что-то бормотал, махал руками, пытался оттолкнуть Сергея и бежать следом за «Великим человеком… Светилом!», но потом сник, позволил без эксцессов завести себя в квартиру, раздеть, и мирно захрапел на кровати.

Уложив клиента, Воронцов вдруг спиной почувствовал чей-то взгляд. Он обернулся — в дверном проеме стояла старая тетка с морщинистым лицом, в бигудях, халате и тапочках.

— Добрый вечер! Я коллега Игоря по работе! Он вот… перебрал слегка на радостях, у них… у нас сегодня маленький праздник! Меня зовут Сергей Воронцов!

Женщина кивнула:

— Очень приятно! Элеонора Тимофеевна, театральный работник! А вы почему не перебрали?

«Вот те на!», — удивился Воронцов, а вслух сказал, улыбнувшись:

— Ну, когда все перебирают, должен же быть кто-то, кто доставит всех домой, а назавтра расскажет, как все было!

— Шутите! Это хорошо! — сурово покивала Пашутинская соседка: — Не угодно ли чаю?

Воронцов, в принципе, был не против чая, но на часах значилась половина двенадцатого, а он ещё решил осмотреть комнату Пашутина на предмет спецсредств, так, на всякий случай, и успеть на метро. Да и Катя волнуется, хотя он звонил ей от Коха и предупредил, что будет поздно…

С другой стороны, как обьяснить этой «театралке», что он сейчас будет «шмонаться» в комнате её соседа? Сергей подумал, и кивнул:

— Если только вас не затруднит, я с удовольствием выпил бы чашечку, и съел бублик!

Почему-то Воронцову казалось, что вот такие старые москвички всегда покупают бублики, и любят употреблять их с чаем.

— Только бублики сегодня без мака-а, в «булушную» не было завоза-а! — ничуть не удивившись просьбе Сергея, с чисто «ма-асковсим прононсом» ответила соседка: — Я иду ставить чайник и жду вас на кухне!

Элеонора Тимофеевна удалилась. «Вот и славненько!», — подумал Воронцов, прикрыл дверь, скинул куртку и принялся быстро осматривать комнату Пашутина.

Бардак в ней стоял страшный! Слой пыли на шкафу, полках, книгах, подоконнике, и даже на компьютере, был такой толщины, что легко можно начинать сев картошки или даже моркови. Под кроватью валялись старые носки, бумаги, вкривь и вкось исписанные рвущимся почерком талантливого ученого Пашутина, шифонер с полуоторванной дверцой содержал в своем нутре кучу неглаженного, ладно, хоть стиранного, белья.

«Плохо, когда женщины нет в доме! Но вдвойне плохо, когда нет ни женщины, ни мужика!», — подумал Воронцов, сноровисто перетряхивая вещи Пашутина.

Везде было «чисто», вскрывать же телефон и компьютер у Сергея не было времени, и он отложил это на завтра, поправил одеяло на сладко посапывающем «талантливом специалисте», и отправился пить чай…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«…Приятно выглядит картина:

Олигофрены у камина…»

Из рецензии на картину художника Н. Ге «Петр 1 допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе»

На следующее утро Воронцов, доставив помятого Пашутина на работу, отправился к Урусову — все же о вчерашнем проишествии у подъезда необходимо было доложить «ОО-шникам», мало ли что.

Урусов, молча выслушавший Сергея, сделал себе какие-то пометки в блокноте, затем подсел к компьютеру:

— Воронцов, я прошу вас впредь уклоняться от участия в подобных… посиделках! Директор института предупреждал вас по поводу лояльного отношения к клиенту, но не надо его слова воспринимать вот так буквально! Побольше дисциплины, побольше контроля! И попробуйте повлиять на Пашутина, обяснить ему, что для него неформальные развлечения сейчас опасны — намекните, что в его интересах прислушаться к вам!

Полковник явно был недоволен, и спустя некоторое время Сергей понял, чем — он-то сам совсем забыл про вчерашнее столкновение в коридоре с «оо-шниками», прямыми подчиненными Урусова!

— Коваль, Коваль… — полковник, двигая «мышку», что-то отслеживал на повернутом к Воронцову «спиной» мониторе. Наконец, найдя, видимо, нужную фамилию в списке, дважды щелкнул клавишей.

— Вот он, ваш Коваль Владимир Захарович! Доктор физико-математических… Лауреат… Автор… Так, работал в НПО «Айсберг»… НИИ… Что за чертовщина! Ну конечно! Я так и думал!

— В чем дело? — насторожился Воронцов.

— Коваль погиб два года назад! Провалился под лед в Хибинах во время туристической поездки на Кольский полуостров! Пашутин спьяну напутал! А раз так!..

— Раз так, значит, можно предположить, что вчера мы виделись с этим таинственным «господином Никто»? — спросил Сергей. Урусов покачал головой:

— Вряд ли! Не думаю, чтобы он действовал так прямолинейно! Но будьте начеку! Мало ли что! И поговорите с Пашутиным — вдруг он что-нибудь вспомнит! Пашутин вообще-то должен был хорошо знать этого Коваля — он же у него работал в «Айсберге». Вот что, Ворнцов — попробуйте разговорить Пашутина… А впрочем, нет, не надо! Все, я вас больше не задерживаю, до свидания!

«Вот тебе и на! Неужели Пашутин действительно перепутал?», — размышлял Воронцов, спускаясь по лестнице. Что-то подсказывало Сергею, что не все так просто, и давний червячок подозрительного предчувствия знакомо шевельнулся в душе. «Надо будет действительно с Игорем поговорить, может, он что-нибудь помнит!».

Воронцов вернулся в лабораторию, поманил Игоря пальцем — на минуту! В коридоре Пашутин первым делом попросил сигарету, дрожащими пальцами размял её, закурил.

— Голова болит? — участливо спросил Сергей, закуривая за компанию.

— Не то чтобы сильно… — поморщился Игорь, глубоко затянулся: — Я вообще-то не пью, совсем! Так, изредка, по великим праздникам… О чем ты хотел меня спросить?

— Игорь, вчера, возле подъезда… Постарайся вспомнить того человека, в шарфе!

Пашутин наморщил лоб:

— До дома мы доехали на такси… Так, потом ты вел меня, потом… Ну да! Из подъезда вышел мужик, что-то говорил! Тоже, наверное, пьяный был!

— Ты вчера назвал его Ковалем! Владимиром Захаровичем Ковалем! Почему?

— Я назвал?! Да ты что! Коваль утонул в Хибинах, года два назад, в девяносто пятом! Жалко, хороший был мужик! Я работал под его началом в «Айсберге»! Он тогда руководил отделом…

— А чем вы там занимались? — поинтересовался Воронцов.

— Извини, Сергей, я не могу тебе этого сказать — подписка о неразглашении!

«Выходит, спьяну ляпнул?», — глядя на зеленоватого Игоря, думал Воронцов: «Но почему тогда именно Коваль, а не Иванов, Петров, Сидоров?.. Нет, хоть ты и ничего не помнишь толком, но я-то помню! Одно дело — ты ошибся! Но ведь этот «псевдо-Коваль» сказал: «Мне надо поговрить с Игорем Львовичем!». Ч-черт, не спроста все это… И очень мне не нравиться!».

Докурив, Пашутин отправился назад, создавать видимость работы — ему было плохо, и он особо не скрывал этого, в конце концов, вчерашний успех оправдывал все, в том числе и сегодняшнее «балдение» с чашкой крепкого кофе.

Санька Кох, наоборот, был в отличной форме. Он хлопотал вокруг Игоря, даже сбегал в аптеку за «Алко-зельцером», улучив момент, отвел в сторонку Сергея:

— Слушай, я вчера что-то не то начал нести, ты извини, больше не повториться! Я понимаю — секретность, конспирация и все такое! Вообщем-то правильно, вдруг, не дай Бог, действительно с Игорем что-то случиться…

Сергей потрепал Коха по худому, острому плечу:

— Ладно, хорошо, что понял! Забудем!

* * *

Потянулись будни. Воронцов постепенно привыкал к новой работе, перезнакомился с Пашутинскими сослуживцами, с ребятами из «ОО», жизнь вошла в обыденную, размеренную колею. «Господин Никто» больше не проявлял себя, постепенно страхи и опасения улеглись, и временами Сергей начинал думать, что руководство института и Урусов переоценили опасность, и что Никто — просто обыкновенный маньяк-сумашедший. Таинственный Коваль, или его призрак тоже больше никого не тревожил, Воронцов даже иногда жалел об этом — уж больно скучно, рутинно и серо проходили дни, хотя, с другой стороны, для телохранителя отсутствие проишествий в жизни клиента — лучшая награда!

Из «оо-шников», работавших охранниками и телохранителями, Сергей ближе всего сошелся с Николаем Расщупкиным, тем самым улыбчивым парнем, который в первый день прибывания Воронцова в институте, после нелепого столкновения в коридоре, когда они чуть не устроили перестрелку, посоветовал Сергею, как лучше носить оружие.

В Расщупкине Воронцову прежде всего нравилось искренняя открытость, какая-то наивная честность, не часто встречающаяся ныне среди людей. Кому-то Николай мог показаться чудаком, максималистом, Сергей же видел в нем прежде всего отсутствие лицемерия, наигранности и фальши. Если уж Расщупкин улыбался, то от души, если хмурился, то по настоящему.

Николай раньше работал в КГБ, но после семи лет «честного топтунства», как он сам говорил, пережив все реорганизации и сокращения последнего времени, повидав за это время всякого, был уволен по сокращению штата. Навыков работы у Расщупкина хватало, и он старался помогать Сергею в трудные моменты, а моментов таких хватало — отсутствие опыта часто ставило Воронцова в нелепые положения. Например, надо ли сопровождать клиента, то бишь Пашутина, в туалет? С одной стороны, вроде бы и надо, а с другой — это унизительно и для него, и для самого Воронцова!

Расщупкин, узнав о проблеме, улыбнулся, похлопал Сергея по плечу:

— Ты понимаешь, Серега, телохранитель — фигура автономная, и должен прежде всего действовать по обстоятельствам, а не слепо повиноваться инструкции! Если в институте нормальная обстановка, чужих нет, все охранные службы работают нормально, зачем тогда излишние меры предосторожности? А что касается инструкции, то она тоже не может предусмотреть всего!

Как-то раз Пашутина в числе прочих сотрудников НИИЭАП пригласили на конференцию, посвященную проблемам биоэлектроники. По словам Игоря, главную ценность конференции составлял доклад какого-то немецкого светила, посвященный влиянию электро-магнитных излучений на живую клетку, все остальное было «чушью и ерундой».

— Пойдем только на доклад доктора Штанека! А сидеть там целый день у меня нет времени! — заявил Игорь Воронцову.

В «докладный» день Пашутин явился на работу в рубашке, пиджаке, и при галстуке. Правда, весь его «прикид» носил явный отпечаток холостой жизни — пиджак был «слегка» помят, пуговицы пришиты разными нитками, а неглаженный галстук так и норовил скататься в трубочку. Но, все равно, выглядел Пашутин, особенно метров с пяти, очень праздничным.

Всю дорогу до Конференц-зала Академии Наук, где должен был состояться доклад, Игорь пытался растолковать Сергею какие-то нюансы биоэлектроники, злился, что телохранитель плохо понимает его, размахивал руками, и просил водителя ехать быстрее — они опаздывали.

Конференц-зал встретил Пашутина с Воронцовым суетной толчеей народа в фойе. Оказывается, по уважительным причинам — у немецкого светила разыгрался радикулит из-за московского климата, доклад задерживался на час, а то и полтора! Сергей предложил вернуться, но Пашутин уперся рогом — будем ждать!

Ждали в том же фойе, присев на деревянную скамеечку. Пашутин, повстречав знакомых, вел с ними оживленный разговор, а Воронцов скучал, и от нечего делать разглядывал прохаживающихся мимо них людей.

В мелькании лиц, в основном пожилых, вдруг показался на мгновение, и сразу пропал знакомый Сергею профиль! Где-то он уже видел этого человека — небольшой рост, черные волосы, худые, ввалившиеся щеки… Похож на Геббельса, такой-же «истинный ариец»!

Воронцов вытянул голову, пытаясь увидеть знакомого незнакомца ещё раз. Ага, вот он! Что-то говорит крупному, дородному старику, наверное, академику, судя по солидной внешности!

«Где же я его мог видеть?», — задумался Воронцов, мучительно силясь вытащить из памяти образ чернявого «Геббельса». Ничего не получалось, и он бросил эти попытки. Тут, как раз, обьявили, что доктор Штанек наконец-то прибыл, все пошли в зал, и Сергею стало не до воспоминаний…

Уже вечером, вернувшись с работы, поужинав, пообщавшись с Катей, и лежа в кровати, в полудреме, Воронцов неожиданно вспомнил, где он видел чернявого коротыша, но от этого ему стало не легче, а наоборот, тревожно и страшновато — именно этот человек всадил ему в бедро шприц с парализующим веществом в вестибюле питерской гостиницы «Гавань»!

«Но если это он, то как он попал на конференцию? И кто он тогда? Там случайных людей не было, значит, либо он ученый, либо… Либо мой коллега! Иначе зачем ученому колоть меня шприцем! Но, с другой стороны, телохранителю это тоже ни к чему! Может быть, он какой-нибудь агент? Шпион иностранной разведки? Тьфу, насочинял уже!», — оборвал сам себя Воронцов: «Разумнее всего предположить, что мне вообще просто-напросто показалось! Спать надо, а не сочинять на ночь глядя страшных историй!». И Воронцов действительно через некоторое время уснул, но спал беспокойно, ворочался — ему снился чернявый, его сексуальная спутница Ирина, как-будто они играли в фильме «Мастер и Маргарита» соответсвенно, Мастера, и Маргариту, и таскались везде с блюдом, на котором лежала отрезанная голова Берлиоза, а Берлиозом был сам Воронцов. Одним словом, бред какой-то!

По воскресеньям Воронцов отдыхал. В связи с поджимающими сроками субботние дни в НИИЭАП были обьявлены рабочими, и Сергею приходилось сопровождать Пашутина, зато в воскресенье Игорь сидел дома, за новенькой стальной дверью, поставленной по указанию Урусова в его коммуналку, и не отлипал от компьютера, а Воронцов мог спокойно уделить внимание семье, дому и отдыху.

В это воскресенье Катя, встав пораньше, нажарила гренок, и когда проснувшийся Сергей позавтракал, обьявила, что сегодня у них в клубе «чайный» день, когда каждый член «КИ» приносит с собой всякие вкусности, и они все вместе пьют чай, и что сегодня Катя решила взять с собой мужа.

Нельзя сказать, чтобы это сильно обрадовало Воронцова — он в последние недели редко бывающий дома подолгу, стал особенно ценить проведенные «в семье» часы, но огорчать жену Сергею не хотелось, и поэтому он только кивнул, мол, согласен!

В клуб поехали к четырем. Сергей нес тщательно укутанную корзинку с печевом — Катя, вообщем-то, по тайному убеждению Воронцова, не самая великая стряпуха, тут превзошла сама себя, изготовив какие-то хитрые пироженные-»заварнушки», украшенные белыми, изогнутыми шейками из безе и названные автором «гадкие утята».

«Интересно, как иногда стимул меняет человека и его способности! Видать, этот клуб для неё действительно много значит, раз Катька так расстаралась! А может, у неё там мужик? Да брось, не похоже!», — эти «мужские» мысли посетили Сергея, когда Катя торжественно вручила ему первого «утенка» из «опытной партии», и он снял пробу.

Заседания, или скорее, собрания «КИ»-клуба проходили в здании ДК Строителей, чуть ли не на другом конце Москвы, хорошо хоть, добираться надо было без пересадок. Сергей с Катей проехали практически всю свою ветку метро, «пронзив» столицу насквозь, и вышли на сухой, морозный воздух. Вокруг сновали озабоченные люди, горели призывными огоньками витрины палаток, толкалась беззаботная молодежь, вся, не зависимо от пола, одетая в грубые ботинки на «тракторной» подошве.

— Нам сюда! — Катя указала варежкой на виднеющееся не в далеке серое здание ДК.

Сергей бережно нес корзинку с «утятами», искоса поглядывал на жену, на уже заметно выдающийся под шубкой живот, на блестящие в свете фонарей глаза, и в сотый, тысячный раз ловил себя на мысли, как же он все-таки любит эту женщину!

— Здравствуйте, Катенька! — услышал вдруг Воронцов приятный, низкий мужской голос.

— Ой, здравствуйте! Сережа, познакомся, это наш Наставник, Олег Александрович! Олег Александрович, это мой муж, Сергей Степанович!

— Очень приятно! — Наставник протянул Сегею руку, неожиданно крепко пожал. Был в годах, но скорее пожилой, чем старый, благообразное лицо окаймляла короткая, аккуратно подстриженная, седая, «шкиперская» бородка. Из-за стекол круглых, изящных очков в тонкой оправе на Воронцова смотрели проницательные, умные глаза, чуть навыкате, но они не портили Олега Александровича.

Наставник взглянул на часы:

— Опаздываем, молодые люди! Все съедят без нас!

Катя звонко рассмеялась:

— Ну что вы, Олег Александрович! Без вас и не начнут! Да у нас и с собой вкуснятины хватает!

— Я шучу, Катенька! — улыбнулся Наставник: — Но все же опаздывать категорически неприлично, давайте-ка прибавим шагу!

Прибавили. Сергей искоса поглядывал на Наставника, вспоминая, как Катя говорила о том, что в клубе Наставник — главная фигура, рассудитель споров, независимый арбитр и охранитель традиций.

— А вы, Сергей Степанович, к нам так, полюбопытствовать? — спросил вдруг Наставник.

— Вобщем-то да! — кивнул Воронцов: — Уж очень хорошо моя Катерина отзывалась о вашем клубе! Решил посмотреть, что там у вас происходит!

— Это замечательно! Замечательно, что вы интересуетесь! — серьезно кивнул Наставник: — Вы, простите, кто по образованию?

— Инженер-электронщик, работал в проектном институте…

— А сейчас, как я понимаю, работу по специальности оставили?

Воронцов удивленно посмотрел на Олега Александровича:

— Откуда вы знаете?

— Я даже попытаюсь угадать, чем вы сейчас занимаетесь! Вы — служащий, скорее всего в правоохранительных органах, или в охране какой-нибудь частной фирмы! Угадал?

У Сергея от изумления вытянулось лицо:

— Как вы узнали? Катя рассказывала?

Наставник опять улыбнулся:

— Нет, Катенька про вас ничего не говорила! Просто у меня богатый жизненный опыт плюс немного дедукции!

— Я действительно охранник, из института ушел ещё летом — мы занимались там проектированием электронно-бытовой техники, ну, а как наступили новые времена, не стало заказов! Так и протирали штаны — ни работы, ни денег! Надоело, да и семью надо кормить…

Олег Александрович серьезно ответил:

— Беда нашего времени! Квалифицированные специалисты вынуждены браться за любую работу, лишь бы выжить! Но ваш выбор лично мне импонирует!

— Да? — снова удивился Сергей: — Интересно, чем?

— Видите ли, образованный, интеллигентный человек в нашей стране, как правило — это замотанный жизнью, задавленный бытом и горой комплексов субьект, не способный ни морально, ни физически противостоять окружающему его насилию. Психика его угнетена и подавлена, единственные мысли — как выжить в этом злом и опасном мире вообще, и как не получить вечером, идя домой, по лицу, от компании пьяных подростков у подъезда, в частности. Остальная, назовем её серой, часть общества, не отягощенная излишними принципами и интеллектом, легко, походя, давит, ломает такого человека, даже не замечая этого! И мне всегда было радостно сознавать, что есть среди НАС люди, способные противостоять давлению жизни, давлению «серой массы»!

«Ишь ты! Среди НАС!», — внутренне усмехнулся Сергей, но неожиданно ощутил в душе прилив гордости за себя, за свой выбор, за свою жизнь.

— Ну, вот мы и дома! — провозгласил между тем Наставник, берясь за ручку двери ДК: — Вы, Сергей Степанович, походите, посмотрите, послушайте, а захотите продолжить этот разговор — подходите ко мне, не стесняйтесь! Рад нашей встрече и знакомству!

Наставник заспешил вверх по широкой лестнице, а Сергей с Катей остановились возде стойки гардероба — раздеться.

— Ну как тебе наш Наставник? — спросила Катя, заглядывая в глаза мужу.

— Ничего, интересный мужик! Я, наверное, ещё поговорю сегодня с ним, возникла у меня пара вопросов…

— Ага! — возликовала Катя: — Я же тебе говорила! А ты все твердил: «Сборище домохозяек, сборище домохозяек…». У нас, между прочим, мужчин больше, чем женщин! Ну, пошли в зал?

Воронцов кивнул — пошли!

Народу в небольшом зале с десятком столов и множеством стульев собралось не так чтобы уж и много — человек тридцать. Люди сидели за столиками, стояли группками, негромко о чем-то переговариваясь, кто-то доставал из сумок и пакетов принесенную с собой снедь, возле огромного, трехведерного электрического самовара суетились двое мужчин — один, высокий, в толстом свитере, заливал воду, второй, напротив, маленький и щуплый, разматывал удлиннитель, что бы включить самоварного монстра в розетку.

Катя потащила Сергея «к нашему» столику, за которым Воронцов уже увидел подругу жены Свету с мужем, кажется, врачем-психологом, и ещё несколько незнакомых ему людей.

Сергей шел через зал, сдержано кивая в ответ на улыбчивые приветствия незнакомых ему людей, а сам прислушивался к разговорам, обрывки которых долетали до его слуха.

«— И, старик, уровень энтропии неизбежно начинает повышаться… Руки! Как он писал руки! На каждой картине… Искусственный интеллект — уже реальность, он уже изобретен, описан, дело только за материальным воплощением… И тут встает старший Стругацкий, он в президиуме сидел, и говорит…»

Воронцов вдруг поймал себя на мысли, что ему… хорошо! Он словно бы попал наконец к СВОИМ! К тем, кто не говорит только на тему «ББФ», то бишь — о бабах, «бабках» и футболе, кому не надо доказывать, что третьесортный американский кинематограф — это не искусство, от кого не надо ожидать никаких подвохов, с кем просто хорошо, потому-что… Потому-что они такие же, как и ты сам!

Воронцовы подошли к занятым для них местам, Сергей обменялся с психологом, которого звали редким именем Эммануил, рукопожатием, присел на стул, кивнул остальным, наблюдая, как веселая Катя выкладывала на большой поднос своих «гадких утят».

Катины пирожные произвели фурор. Женщины буквально выстроились в очередь, чтобы записать рецепт, мужчины восторгались необычным внешним видом и редким, изысканным вкусом.

За чаем, разговорами, шутками прошло время. Особенно Сергею понравился немолодой уже программист, человек необычайно остроумный, едкий, и в то же время начисто лишенный обычного для такого типа людей цинизма. Они вышли покурить в холл и почти час проспорили, обсуждая проблему развития компьютера как помощника человека.

Ближе к концу вечера Сергей, как и обещал, подошел к столу, за которым сидел Наставник. Олег Александрович обрадовался Воронцову, предложил свободный стул, пододвинул чашку чая:

— Ну как вам у нас? Могу я считать, что нашего полку прибыло?

Сергей замялся:

— Вообще-то это все очень здорово, интересно и… уютно, что ли, но к сожалению, моя работа…

Наставник поднял руки в шутливом жесте:

— Дальше не продолжайте! Все понимаю, работа — это свято! Приходите, когда это будет возможно! А теперь, если желаете, продолжим наш разговор?

Воронцов кивнул, глотнул ароматного, крепкозаваренного чая, приготовился слушать. Олег Александрович поправил очки, уселся поудобнее и начал так:

— Временам свойственно меняться. Я имею в виду не столько перемены в нашей стране, сколько мировую, глобальную, так сказать, перемену. Подобные изменения в жизни человечества уже были — на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, в двадцатые-тридцатые годы нашего столетия…

Тогда все изменения были в первую очередь связаны с научно-техническим прогрессом. Восемнадцатый век уступил место девятнадцатому, веку пара и электричества, двадцатый век принес с собой развитие авиации, автомобилестроения, электроники, атомной энергии, наконец, люди начали осваивать космос! И, заметьте, все, что нас сегодня окружает — самолеты, машины, телевизоры, связь, компьютеры, атомные реакторы, словом, все достижения современной цивилизации были теоретически изобретены именно в двадцатые-тридцатые годы!

Воронцов хотел было возразить, но потом, задумавшись, кое-что вспомнив, про себя согласился — Наставник был прав, действительно, и использование атомной энергии, и полеты в космос, и телевидение, и даже компьютер теоретически было возможно сделать в первой половине века, просто технологический уровень тогда существенно отличался от современного. Олег Александрович тем временем продолжал говорить:

— Сейчас, в конце тысячелетия, всех нас ждет нечто совершенно новое! Открытия, сделаные учеными прошлых эпох, в наше время отработаны, так сказать, процентов на девяносто! Но что характерно — никаких, практически никаких новых, принципиально новых, я хочу сказать, изобретений за последние три десятка лет мы не видим! Все движится по накатанной, привычной колее! Где, позвольте спросить, новые виды энергии? Где новые, принципиально новые, движители? Космические корабли, позволяющие путешествовать между звездами? Где, наконец, тривиальная машина времени? А научное обоснование телепатии, телекинеза, полтергейста и прочих пси-явлений? Нет их! И, от себя добавлю, не будет!

— Извините, Олег Александрович, но какое отношение это все имеет к нашему разговору? — спросил удивленный Воронцов: — Вы сейчас весьма убедительно сообщили мне, что эпоха НТР закончилась! Но мы-то с вами говорили о совсем другом!

Наставник улыбнулся:

— Не торопитесь, Сергей Степанович! Всему свое время! Эпоха НТР не закончилась! Просто… И вот тут-то мы переходм к самому главному — к роли ученого, к роли интеллектуала во всех процессах, связанных с жизнью нашей цивилизации. По нелепому капризу судьбы, или, если хотите, по воле Бога, а точнее было бы сказать — потому что развитие основных государственных систем в мире пошло по не совсем верному пути, интеллектуальный потенциал ведущих держав мира, к которым, конечно же, не смотря ни на что, до сих пор относится наша страна, удален не только от «руля власти», но и даже от возможности оказывать на этот руль сколько-нибудь заметное влияние!

Мало того! Во всем мире сейчас, я имею в виду развитые страны, на первых ролях находятся команды, группы людей, не производящих интеллектуальные продукты, а контролирующие их! Например, совсем недавно английские биологи смогли, впервые в мире, добиться адекватного деления оплодотворенной яйцеклетки на две абсолютно одинаковые, эдентичные, и при этом жизнеспособные яйцеклетки! И практически тут же, через пару дней, того же добились американцы! Это открывает такие перспективы, что дух захватывает! Клонирование, ну, дубликация человека из области научно-фантастической литературы шагнуло в реальную жизнь! Вы понимаете? И что же! Тут же «первые» страны мира выступили за запрещение подобных опытов, за жесткий контроль вообще за исследованиями, проводимыми в области эмбриологии. То же, только значительно раньше, было проделано и с генной инженерией. Вообщем, прогресс искусственно останавливают зачастую очень невежественные, но облеченные властью и псевдо-моралью люди! Представляете, как страдает от этого развитие цивилизации в целом? Иногда берешь в руки научно-фантастический роман, написанный в пятидесятые годы, и читаешь: «Шел декабрь 1997 года по земному календарю. Звездолет «Прометей» приближался к Альфе Лебедя. Команда, наполовину состояшая из андроидов…», и так далее…

Но вот он, девяносто седьмой год, так сказать, за окошком, а никаких звездолетов и андроидов что не видно! Из «Бурана» сделали атракцион в Парке Горького, запущенный к Марсу аппарат долетел только, смешно сказать, до Тихого океана… А как страдает от всего это психика ученых, вы можете себе предстваить? Иной, умница, положил всю свою жизнь, чтобы разрешить ту или другую проблему, ценой неимоверных, нечеловеческих усидий добился таки своего, тут в кабинет входит чиновник в костюме, опечатывает все труды, приборы, материалы, и говорит: «Все, вот бумага. Вам работать над тем, над чем вы работаете — ЗАПРЕЩЕНО!».

По воле политиков, которые, заметим, часто являются и охранителями интересов группы лиц, именуемых «олигархия», ученые работают лишь в выгодных для олигархов направлениях, что практически полностью исключает свободу творчества, как понятие. Это ли не есть нарушение прав человека? Кстати, у нас в стране об этих правах говорить вообще не приходиться — у нас до сих пор действует такой, например, дикий, средневековый бюрократический институт, как прописка! Чем не инструмент унижение достоинства личности, а?

Ограниченные, зацикленные на псевдологике и лже-здравом смысле «сильные мира сего» во всех государствах нашей планеты действуют по принципам, известным с древнейших времен: «Богу — богово, а кесарю — кесарево!», «Выше головы не прыгнешь!», «Не надо изобретать велосипеда, лучше купить его в магазине!».

И покупаем! И мало того — наши дети уже свято верят в то, что венец мировой эстетики — банка «Пепси-колы», а венец прогресса — игровая приставка к японскому телеящику…

Но мы говорим: Надо! Надо изобретать велосипеды, вечные двигатели, машины времени, фотонные звездолеты, скатерти-самобранки! Но не на кустарном, домашнем уровне, как это делают полусумашедшие изобретатели-одиночки, а употребляя для этого всю мощь современной науки! Ибо мощь её сегодня способна поразить наших современников! И только тогда застой в области открытий и изобретений закончится, и человечество двинется в будущее семимильными шагами!

«Черт возми, не смотря на общий пафос, кое-в чем он действительно прав, этот Наставник!», — подумал Воронцов: «Но тут сразу встает проблема: А не приведет ли бесконтрольное развитие науки к тому, что её плоды окажуться губительными для мира? Вообщем-то, тема старая, и не раз дискутировавшееся…»

Наставник, посмотрев на Сергея так, словно бы услышал его мысли, помешал в своей чашке, отпил пару глотков, и сказал:

— И вот мы с вами подошли к самому главному! В начале моего… гм, спича, я упомянул о том, что наступает новое время! И это действительно так!

Но в нашей несчастной стране мы, ученые, подвижники науки сталкиваемся с некоторыми вещами, о которых наши коллеги в других странах вообще не думают! Экономическая блокада исследований, отсутсвие средств, утечка лучших специалистов за рубеж… И быт, проклятый быт, наконец!

Да что говорить, вы же сами прекрасно знаете, как мы все живем, вы сами, по сути — жертва подобной порочной практики! В чем причина? Глупо повторять политически выгодные некоторым партиям и отдельным политикам тезисы типа: «Во всем виновата перестройка, и конкретно — Горбачев!». Мы считаем, между прочим, что Михаил Сергеевич, наряду с Лениным и Сталиным является третьим русским политиком нашего века, имя которого войдет в историю! Всех остальных через двадцать лет забудут, как сон! О державном «бровеносце», к примеру, уже почти не помнят. Но в сегодняшнем положении дел виноват отнюдь не Горбачев! Виновата та малая, ничтожно малая кучка людей, не просто воспользовавшихся моментом, но и искусственно затягивающих этот момент, переходный, так сказать, период в жизни нашего общества, нашего государства.

Ловить рыбку в мутной воде всегда легче, вот они и мутят воду, и продолжают ловить, ловить, ловить… Но я уже говорил, что временам свойственно меняться. Человек разумный наконец начинает понимать, что власть в обществе должна быть в руках у наиболее интеллектуальной его части, у людей, вооруженных Знанием, именно — Знанием, с большой буквы! В глобальном, общемировом смысле, кто нами управляет? Дилетанты! Люди, которые при помощи денег, личной беспринципности и нечистоплотности добились власти! То есть, все, как и в каменном веке! У кого громче голос, тверже кулаки, и меньше принципов, тот и выбивается в лидеры! Жажда денег толкает человека на преступление, и порицается обществом, а жажда власти, толкающая на ещё большие преступления — приветствуется! Иначе как понять радостно вопящие миллионы на грандиозных предвыборных шоу, и у нас, и в США, и во всех других, развитых и не очень, странах? Чему так радуются эти люди? Тому, что ими будет править дилетант, который зачастую даже не слышал о том, что управление, менеджмент — это строгая и точная наука, и в его государстве есть по крайней мере десяток специалистов, могущих управлять этим государством с практически стопроцентным гарантированным успехом любого начинания!

А что мы имеем вместо этого? Разгул дилетантизма вызывает провальные действия политиков во всем мире! Огромные средства, тысячи, миллионы, триллионы, которые, замететьте, Сергей Степанович, платят миллионы законопослушных налогоплательщиков, летят в черные дыры бездарных политических деяний! Не будем говорить о других странах — Бог им судья, перуанский президент Фухиморе, к примеру, полтора месяца «цацкался» с террористами, захватившими резиденцию японского посла в Лиме, хотя проблему можно было решить в один день! Но это — у них.

Возмем нашу Чеченскую войну! Что это было? Фарс? Игра в солдатики? Криминальные разборки? Кто отдавал приказы? Кто посылал необученных мальчишек на убой? Профессионалы? Чушь! Дилетанты, ничего не смыслящие в войне! Если на человеке генеральские погоны, это совсем не говорит о том, что он действительно умеет воевать! Кстати, у нас в армии общее количество генералов больше, чем во всех армия стран, входящих в НАТО.

А, между тем, существует военная наука, существует нормальный, логически обоснованный подход к проблеме войны, когда десяток именно профессионалов садятся и просчитывают все возможные варианты ведения боевых действий! Кстати, мы у себя проводили подобный анализ! И знаете, что получилось? Использование в течении недели адекватного целям войны оружия позволили бы одержать в этой войне безоговорочную победу, снизив планку наших потерь до минимума!

— Но это же не гуманно! Ваше адекватное оружие — это что, ковровые бомбардировки, напалм и прочие прелести? Если да, то это преступление против человечества! — вырвалось у Воронцова, который слушал Наставника со смешанным чувством удивления и негодования, сам не зная, почему.

— Сергей Степанович! А где вы видели гуманную войну? Гуманная война — это как живой покойник или как горячий лед! Так не бывает! Всякое дело надо либо делать, и тогда уж делать его хорошо, или вовсе не браться! Мы, в данном случае — Россия, должны быть «за нас», а не «за них»! Нельзя гнаться за двумя зайцами, это всем понятно! Всем, кроме «рулевых»!

— А как же мирное население Чечни? — опять влез Воронцов. Наставник поморщился:

— Вы рассуждаете, как чеченец! А вы — русский, россиянин по гражданству. Это они должны были думать, что будет делать их мирное население в случае, если они начнут с нами войну!

— Но ведь они тоже «наши»! — Сергей почти выкрикнул это, внутренне содрогнувшись от доводов Наставника.

— Вы, Сергей Степанович, повторяете дезинформацию, запущенную в прессу, дабы хоть частично оправдать чудовищный позор России! В науке не бывает понятия «полувойна», как нет понятия «полу-минус», «полу-электрон» или «частичная беременность»! А раз так, значит это просто нормальная война, а на войне, по логике вещей, если ты с одной стороны, значит, с другой — твой враг! А если он не сдается, то его…

Да вобщем-то, Бог с ней, с войной! Извините, Сергей Степанович, что-то я завелся сегодня! Конечно, гуманизм — величайшее достижение человечества, и мы должны быть гуманны, должны приветствовать жизнь во всех её проявлениях, ведь, как известно, все золото мира не стоит слезы одного единственного ребенка!

Кстати, могу рассказать на этот счет одну интересную историю: в шестидесятых годах у Великобритании возникли проблемы с Исландией из-за рыболовных угодий — не поделили они там, у себя, Северную Атлантику. До прямой конфронтации и конфликта дело не дошло, все же обе страны — партнеры по НАТО, но на всяких переговорах и саммитах крови англичане и исландцы друг другу попортили не мало. И, в частности, желая досадить своим оппонентам, английский премьер как-то с издевательской улыбкой поинтересовался у исландского президента: «По нашим данным, у вас в Исландии каждый третьий ребенок — незаконнорожденный! Как вы обьясните такое чудовищное падение нравов?». Исландский лидер улыбнулся и сказал:» Нас, исландцев, всего двести пятьдесят тысяч! Но мы приветствуем жизнь во всех её проявлениях, не деля наших младенцев на законных и не законных! Все они, граждане Исландии — наша гордость и будущее! Зато, в свою очередь, нам известно, что в Англии каждый третий зачатый ребенок погибает в чреве матери в результате аборта, так и не родившись на свет. Как тут быть с нравами и человеколюбием?». Очень достойный ответ, как вы думаете, Сергей Степанович?

Воронцов молча кивнул, а просебя подумал: «Ловко он свернул тему, почувствовав, что я с ним не согласен!». Воодушевленный Наставник меж тем продолжил:

— Вернемся к нашим баранам! Приход к власти в отдельно взятом государстве интеллектуальной элиты, профессионалов, гарантирует такому государству невиданный рывок по всем направлениям развития! Надеюсь, с этим вы не будете спорить? Наши аналитики просчитали подобный вариант, и согласно полученным результатам, произойди это в России, мы бы в течении трех лет вышли на уровень стран Большой Семерки, а через десятилетие — превзошли Штаты и Японию, вместе взятые! Ну, естественно, что для этого необходимо прежде всего, чтобы все интеллектуально одаренные люди в этом самом отдельно взятом государстве обьединились, создали свою, ну, не организацию, это слишком формально и примитивно, а скорее — свое сообщество, дабы в будущем законным, я подчеркиваю, совершенно законным путем прийти к власти, и изменить существующее, и согласитесь, далеко не лучшее положение дел!

Через три года нас ждет великое событие — закончиться второе тысячелетие нашей эры, и мы вступим в ХХI век, век, асоциируемый у людей с Будущим, Будущим с большой буквы. Символистика — тоже наука, и при том весьма точная, так почему бы не сделать этот символ — «ХХI век», символом возраждающейся России?

Ну, а программа-минимум, так сказать, современная задача подобных изменений — пробудить в каждом мыслящем члене общества чувство собственного достоинства, чувство гордости за себя, за свою профессию, за свою страну, наконец! Ведь что ещё важно — интеллектуалу, как правило, чужды идеи фашизма, большевизма, национализма, и прочих политических течений, основанных на принципе подавления одного человека другим по какому-либо признаку — расовому, классовому, национальному, извините, даже половому! Недаром лишь в интеллектуально развитых странах женщины получили равные права с мужчинами, и смогли развить идеи феминизма, хотя о пользе этого учения или движения можно спорить…

Интеллектуал не приемлет насилия ни в каком виде, диктатура является для него пугалом, и это лучшая гарантия того, что общество мыслящих людей будет истинно демократичным! Как нам кажется, уровень образования, уровень интеллекта повышает в человеке и уровень миролюбия, и гуманизм, и это с одной стороны прекрасно, а с другой делает такого человека абсолютно беззащитным перед давлением на него, как силовым, так и моральным!

Наши «КИ»-клуба — это лишь первый шажок на пути к воплощению в жизнь всей глобальной идеи интеллектуации власти и общества! Организовыая их, мы столкнулись с трудностями, о которых и не подозревали! Закомплексованность, забитость, откровенная трусость нашей интеллигенции, отсутсвие идеалов, нежелание идти на контакт, нежелание перемен, наконец! На сегодняшней день, правда, можно сказать, первый, самый трудный, организационный этап пройден! У нас только в Москве четыре клуба, а всего по России их более сорока! База заложена, но…

— Извините, вот вы все время говорите: «Мы… мы…», а кто этот — «МЫ»? — спросил Воронцов, внимательно слушавший Наставника. Тот охотно ответил:

— Мы — это мы! Группа ученых, технической интеллигенции и деятели искусства, мыслящие люди, которые в один прекрасный день решили, что взгляды их совпадают, и затеяли все это дело! Мы никак не называемся, словесная мишура нам ни к чему! Мы просто делаем дело, и надеемся, что сможем довести его до победного конца! А теперь, если вас зинтересовала наше программа, есть ли у вас какие-нибудь вопросы?

Сергей замялся:

— Да, честно говоря… Я даже не знаю, Олег Александрович! На счет профессионалов в управлении государством — тут я с вами согласен! А вот по поводу того, что интеллектуал не делит людей по национальному, расовому, классовому призанку… А вам не кажется, что вы сами поделили общество по признаку интеллектуальному?

Наставник польщенно улыбнулся:

— Я ждал этого вопроса! Видите ли, Сергей Степанович, в нашем разговоре невозможно, просто из-за временных ограничений невозможно изложить все нюансы нашей программы. Что же касается деления по каким бы то не было признакам, то поймите одну простую вещь — наша работа направлена прежде всего на полную, понимаете, полную интеллектизацию всего общества! Мы научим мыслить ВСЕХ! Последний токарь-пропойца, забитая доярка с заброшенной фермы, все они — такие же люди, как и мы с вами, и разум им дан природой-матушкой такой же, а то и лучше, и не их вина, что жизнь, обстоятельства сложились для них таким образом, что они оказались интеллектуально ущербными людьми! Придет время, и мы научим их пользоваться их же разумом, откроем для них всю прелесть действительно разумной жизни! Ведь это очень просто, достаточно только желания! Интеллектуация, в отличии от коллективизации и индустриализации, не будет государственным, насильственным деянием или компанией — просто благодаря нашей работе до каждого человека в стране «дойдет», что быть, извините, дураком, не просто неприлично, но и невозможно! Как невозможно себе сейчас представить каннибализм в качестве общенационального решения пищевой проблемы, согласитесь. И тогда, когда это произойдет, сотни тысяч, миллионы наших с вами сограждан пойдут в наши клубы, пойдут к Наствникам, возьмутся за изучение готовящихся сейчас специальных книг, пособий, пройдут интеллектуальный тренинг… Но это все — в будущем. А пока у нас очень много работы, работы тяжелой и неблагодарной подчас…

Причем, что самое печальное — эти люди, ради которых, собственно, все и делается, как ни странно, активно сопротивляются нашей работе! У нас уже было несколько случаев погромов в клубах, вот буквально на прошлой неделе в Новосибирске толпа молодых рабочих с соседнего завода, среди которых проводилась работа членами клуба, в пьяном виде ввалились на заседание, устроили дебошь, драку, несколько клубовцев попало в больницу с травмами. И что особенно обидно — никто, ни один человек не рискнул сопротивляться этим скотам! Все просто разбегались, как тараканы! Это как раз к неприятию насилия интеллектуалами. Однако реалии сегодняшнего дня таковы, что нам ПРИДЕТСЯ научиться сопротивляться!

«Я бы, пожалуй, стал сопротивляться!», — подумал Сергей, представив себе «толпу молодых рабочих» — человек пять подвыпивших парней, всласть покуражившихся среди забитых очкастых «додиков». И тут Воронцова осенило: «Так вот к чему он все это мне рассказывает! Им нужна охрана! Точно! Он сейчас начнет меня вербовать! Ну-ка, ну-ка! А ты вовсе не так прост, как кажешься, господин Наставник!».

И словно в подтверждение мыслей Сергея, Олег Александрович сказал:

— Вы, конечно, помните слова Ленина о том, что всякая власть лишь тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищать себя! За точность цитаты не ручаюсь, давно не изучал трудов вождя мирового прлетариата, но смысл передан верно! Так вот, я думаю, что и нам, нашим «КИ-клубам, нужно уметь защищаться! На современом этапе, я подчеркиваю! В будущем такая необходимость отпадет сама собой! Но, естественно, охрана наша должна состоять из грамотных, профессиональных людей, а не громил с уровнем интеллекта, как у пещерного медведя. Мы ведем переговоры с апологетами некоторых направлений традиционно буддийских философских школ, изучающих и практикующих боевые искусства, как часть своего учения, они, конечно, отличные специалисты, но часто принцип невмешательства, исповедуемый ими, оказывается сильнее, чем доводы разума — все же их учение — это религия, а религия всегда догма! Поэтому приходиться искать людей на стороне, и в этом плане вы подходите нам, как нельзя лучше! Конечно, мы не обещаем вам больших денег, но какой-то необходимый минимум… Но вы понимате, что и ваша… гм, деятельность не будет носить обязательный характер. Просто в случае чего…

«Ага!», — внутренне восторжествовал Воронцов: «Угадал я тебя, друг ситный! Подсекай, тащи, как говориться!», вслух же решил «сдипломатничать»:

— Дело в том, Олег Александрович, что моя работа занимает практически все мое время, и вряд ли я смогу…

— Что вы, что вы! — замахал руками Наставник: — Просто, скажем, если, не дай-то Бог… Вы же могли бы защитить вашу жену?

Тут было не отвертеться. Воронцов кивнул — защитил бы, конечно! Олег Александрович улыбнулся:

— Ну вот! Значит, мы можем на вас расчитывать?

Сергею ничего не оставалось, как подтвердить:

— Да, можете!

— Ну и отлично! Вот вам мой телефон, если вдруг у вас возникнут какие-то вопросы! — Наставник протянул Воронцову визитку, на которой значилось: «Олег Александрович Петров, Наставник». И телефон. Видимо, поразумевалось, что Сергей, как воспитанный человек, должен в ответ дать Наставнику номер своего телефона, но Воронцов неителлигентно подумал: «Шиш тебе!», спрятал визитку в карман, встал, и протянул руку:

— Разрешите откланяться!

Олег Александрович тоже поднялся, ответил крепким рукопожатием:

— Надеюсь, наше знакомство будет иметь взаимоприятное продолжение!

Воронцовы вернулись домой в одиннадцатом часу. Катерина всю дорогу взахлеб рассказывала мужу о теории какого-то Федорчука о Надмировом Разуме, который контролирует всю историю человечества. Теория была интересной, но Сергею все время казалось, что он где-то читал об этом, в какой-то фантастической книжке, причем в далеком детстве…

А потом случился скандал. Катя, оказывается, прибывала в уверенности, что Воронцов «без ума» от их клуба, особенно от общения с Наставником, и когда услышала рассказ Сергея о его разговоре с Олегом Александровичем, снабженный достаточно ехидными комментариями, буквально ополчилась на мужа:

— Вот, ты всегда такой! Знаешь, ты кто? Ты — разуверившийся в людях циник! Ничто светлое тебя не прельщает только лишь потому, что ты не в состоянии поверить в это! Ты не веришь, что есть ещё люди, которые могут «за так», бескорыстно делать что-то, и для которых высокие идеалы — не пшик, не пустой звук! Ты что же, вообразил, что наш клуб, и остальные клубы, по всей стране, создавались только для того, чтобы потом стать основой для деятельности какой-то новой политической партии? Да от отчаяния они их создали, понял? Стоеросовая ты, бесчувственная дубина! Он же, Олег Александрович, тебе о спасении нашей страны говорил, о том, что ещё немного, и мы все просто вымрем, как динозавры, у нас же у всех разум спит, а сон разума рождает чудовище!

Сергею надоело выслушивать все эти сентенции, говоря спортивным языком, на третьей минуте, и он только махнул рукой:

— Ладно, Катя, Бог с ним, с твоим клубом, и с Наставником вашим, в конце концов, у меня все равно все время занято работой, а тебе я бы посоветовал больше думать о нашем будущем сыне, и больше времени уделять своему здоровью, а не мотаться по холоду на другой конец города! Договорились?

— Я жду дочку! — вместо ответа заявила Катя и отправилась в ванную.

Так и закончился вечер — напряженным молчанием под разными одеялами, с книгами в руках…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

«…У Джульетты пахло изо рта…»

Р. Бородуллин

Где-то в центре Москвы…

Маленький, лысый человек резко хлопнул ладонью о черную, полированную поверхность треугольного стола и закричал пронзительным фальцетом:

— Это черт знает что такое! Куда смотрела ваша служба, Дмитрий Дмитриевич?! Почему вы рекомендовали для работы по Пашутину этого… неважно! Молчите, я не желаю слушать оправданий! Да, я лично инструктировал его, но он начихал на мои инструкции! Что значит — «растерялся»? Что значит — «не предполагал»? Ах, Пашутин был пьян? Ну, это меняет дело… Извините, если я тут… А что же, внешнего наблюдения за Пашутиным в тот день не велось? Ну, хорошо… Значит так! Этого… да, Коваля! Отправте его назад, в превентарий, и пусть поменьше болтает! Все равно, толку от него… Куда девались его хваленые знания и гениальная интуиция, хотел бы я знать? Вам не кажется, что в последнее время Коваль просто саботирует? Обещал создать м-м-м… Прибор, — и не просто не создал, а даже теоритически не описал! Обещал склонить на нашу сторону Пашутина — тоже, не просто не склонил, а даже не смог поговорить с ним!

Хорошо, Бог с ним, с Ковалем… Давайте так: попробуем прощупать, а потом — пугануть Пашутина, сегодня же ночью попробуем, а если и после этого он будет упорен в своем нежелании помочь нам… Дмитрий Дмитриевич! Поднимайте группу немедленного реагирования, разработайте план захвата Прибора и ликвидации Пашутина, завтра — ко мне! Что еще? Телохранитель? Один? Да ещё и молодой, неопытный? Учтите это в плане на всякий случай, но я думаю, что он не может нам помешать! Все, всего доброго!

Учитель проводил взглядом Дмитрия Дмитриевича, потом, оставшись в одиночестве, некоторое время походил по кабинету, словно бы переключаясь внутренне на другой ритм, и наконец, сел к компьютеру. Коротенькие пальцы ловко пробежались по клавиатуре, и вскоре на экране высветился портрет немолодого, усталого человека с острым взгядом проницательных карих глаз.

Побежали строки текста: Коваль, Владимир Захарович, родился, учился, женился, работал…

— Тэк-с… — вслух проговорил Учитель, нажал ещё несколько клавиш, и на экране появилась другая информация:

Личные качества: логик, прагматичного склада, недоверчив к непроверенной информации любого уровня, педант. В работе приветствует принцип единоначалия, недоверчив с сотрудниками, старается полностью контролировать все этапы работ, склонен к утаиванию информации. В отстаивании своих взглядов последователен, иногда — до упрямства. Работу ставит на первое место в жизни (тест 19/04), очень честолюбив, но без диктаторских замашек, к критике относится спокойно (аномалия типажа).

В нерабочей обстановки — холоден, плохо идет на контакт, циничен до грубости при общении с людьми, чей социальный статус ниже (тест 09/01). Дружеские контакты — умеренные, в дружбе замкнут, позволяет ценить себя другим (закольцованный эгоизм). Болезненно реагирует на общение с детьми, раздражителен, злобен.

Сексуальная ориентация — гетеросексуал, особых отклонений не обнаружено, при тестировании выявлены скрытые склонности к визионизму и пассивному садизму (отцовский комплекс).

В политическом плане представляет интерес, как последовательный приверженец идеи прихода к власти старых управленцев-профессионалов, разбавленных молодыми интеллектуалами. Не агрессивен, но признает целесообразность насильственных действий и необходимости «малой крови», если это позволит избежать «крови большой». Асоциален в силу традиционно обеспеченного происхождения (среди родственников по отцовской линии — крупные чиновники царского правительства, работники Наркомата железных дорог, Миннистерства Тяжелой Промышленности, крупные ученые-физики).

Здоров, спортивен, склонен к эпикурейству, но без явновыраженных излишеств. К алкоголю не пристрастен, для снятия стресса предпочитает чтения и длительный сон (наблюдения).

Резюме: пригоден для работы в превентарии в качестве руководителя темы или проекта. Пригоден к агентурной работе в качестве агента убеждения. Пригоден к использованию в качестве агента связи. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА РУКОВОДЯЩИХ ДОЛЖНОСТЯХ! Индекс лояльности — 06.

Учитель дочитал последнюю строку, удовлетворенно откинулся на спинку удобного вертящегося кресла, хруснул пальцами, потом встал, подошел к окну и замер перед открывшейся панорамой ночной Москвы, негромко бормоча:

— Что день грядущий нам готовит, а? Что?..

В понедельник Воронцов, как обычно, в восемь утра уже был в НИИЭАП, где его ждала закрепленная за Пашутиным машина, а в половине девятого стоял перед новенькой, коричневого цвета, стальной дверью Игоревой коммуналки.

Вообще, по идее, Пашутин к моменту приезда Сергея уже должен был быть готов, одет, умыт и даже, что назывется, позватракавши, но это на самом деле случалось крайне редко — творческая натура Пашутина любила с утра сладко поспать, и чаще всего Воронцов поднимал электронщика с кровати, сержантским голосом командуя: «Рота, подьем!!!».

Особенно сонным было понедельничное утро, и Сергей уже заранее приготовился, что сейчас на его звонок дверь откроет Элеонора Тимофеевна, и ему придется идти будить Пашутина, но все получилось по другому…

Едва палец Воронина дотронулся до кнопки звонка, как дверь с характерным лязгом распахнулась, и перед Сергеем предстал всклокоченный Пашутин с совершенно безумными глазами.

— Привет! Ты чего? Игорь, да что с тобой? — удивленно поинтересовался Воронцов, входя в квартиру. Пашутин молча потащил его за рукав через темный коридор в свою комнату.

В комнате царил жуткий бардак. У Пашутина вообще-то было обычно… ну, мягко говоря, не прибрано, а тут удивленному взору Воронцова предстал полный разгром.

— Тут что, обыск делали? — встревожено спросил он у Игоря. Тот помотал головой, и сказал сиплым шепотом, наклоняясь к Сергею:

— Меня хотели застрелить! В меня стреляли! Через окно!

— Да ты что! Ты цел? Кто, когда, да рассказывай же! Что ты видел!?

Игорь сел на разосланную кровать, глотнул апельсинового сока из яркого литрового пакета, стоящего посредине стола, и уже более привычным голосм заговорил:

— Я всегда сплю с открытой форточкой, ты знаешь! Батареи у нас шпарят, как сумашедшие… Ну, часов в шесть утра, темно было, я проснулся… м-м-м, гостью проводить одну! Вернее, я хотел проводить, а она…

— Что — она?! — сдержано спросил Воронцов, чувствуя, как внутри его все несколько напряглось, словно среагировав на сигнал: «Внимание — опасность!».

Пашутин покраснел, и торопливо продолжил:

— Она ушла уже… Без провожания…

— Все вещи на месте? — быстро спросил Сергей, окидывая взглядом комнату.

— Да, конечно, я проверял! Да ты слушай: Смотрю я на часы, соображаю, что жуткая рань, потом глянул в окно — все тихо, никого. А потом пошел на кухню, пить мне захотелось, а в холодильнике у меня пакет сока стоял, вот этого самого! Свет я не стал включать, и так все на ощупь знаю, а Элеонору Тимофеевну лишний раз не хотелось тревожить. Ну, взял я сок, возвращаюсь назад, и что-то мне не понравилось в комнате… Не знаю, как обьяснить, словно в воздухе следы какие-то… Нет, понятно, что это чушь, но мне так показалось, понимаешь!

— Ага! — кивнул Воронцов: — Следы ночных утех и скачущие тут и там лобковые вши!

— Дурак, она не такая! — взвился было Игорь, потом потух и продолжил обычным голосом:

— Это не то, понимаешь? Я сел на кровать, опять посмотрел в окно, и вижу, что кто-то спускается по пожарной лестнице, вон по той, на соседнем доме! И с собой тащит жердину… или палку такую, длинную, или лом! Ну, думаю, рабочий какой-нибудь, с утра пораньше уже на крышу лазил, проверял что-то… А это был киллер!

— Да с чего ты взял, Игорь! Успокойся, возми себя в руки, ты просто переутомился! — Сергей сел на стул, напротив Пашутина, хлопнул Игоря по колену, тот вдруг вскинул на Воронцова свои напуганные глаза, отшвырнул одеяло:

— Успокоиться?! А ты бы смог успокоиться, супермен хренов?! На, смотри!

Воронцов привстал со стула, и увидел — в смятой, лежащей косо, боком подушке, как раз там, где были следы от Пашутинской головы, отчетливо виднелись четыре аккуратные дырочки, из которых торчал пух набивки…

В машине Пашутин, тоже довольно сбивчиво, рассказал Сергею о своей вчерашней неожиданной знакомой. Ситуация была, как писывал О,Генри, проста, как молодой редис, и незатейлива, как грабли.

Вокресным вечером Пашутин, нарушив строжайший приказ руководства — ни под каким видом не покидать квартиры в выходной одному, вышел прогуляться до метро, а заодно — купить сигарет, сока и газету.

Игорь спокойно дошел по бульвару до станции метро «Чистые Пруды», купил все, за чем шел, и так же неторопливо, презрев трамвай, пошел назад. На бульваре впереди себя он увидел отвратительную картину — двое здоровенных мужиков напали на худенькую, хрупкую девушку в светлом пальто и пытались отобрать у неё сумочку. Девушка отчаянно сопротивлялась и завала на помощь, но из-за позднего времени на помощь ей никто не спешил — просто вокруг никого не было.

Пашутин, не драчун, да и вообще не боец, хотел было уже свернуть на боковую дорожку и обойти неприятное место, но тут девушка заметила его, и закричала, обращаясь к нему, Игорю Пашутину, лично: «Мужчина, помогите пожалуйста!».

Делать ничего не оствалось, как подойти к грабителям метров на пять и отважно крикнуть: «Оставте ее! Немедленно!». Такого оборота эти двое, видимо, не ожидали, поэтому девушку от неожиданности отпустили, и она тут же очень быстро убежала, а мужики с матом бросились на Игоря, и тут случилось чудо, спасшее Пашутина от хладнокровного и зверского избиения — на бульваре появился милицейский патруль, который оценил обстановку без комментариев, и развернул настоящую охоту на налетчиков. Так они, преследуемые милицией, и скрылись в подворотнях окрестных домов.

Оторопевший Пашутин кое-как пришел в себя и направился домой, и тут его догнала та самая девушка, спасенная им от грабителей. Догнала, что бы поблагодарить своего избавителя, не побоявшегося в одиночку выступить против двух здоровых «гопачей».

Дальше все развивалось, как в импортном кино. Девушка расхваливала Игоревы достоинства. Пашутин млел, и за млением не заметил, как пригласил, не смотря на строжайший запрет, прекрасную незнакомку, которую звали Настя («Имя-то подобрали какое-то «затасканное» в последнее время!», — подумал Сергей) к себе домой, на чай. Девушка не отказалась, а в процессе разговора, пока Настя и Пашутин шли к Игорю домой, выяснилось, что она год назад окончила факультет электроники МВТУ имени Баумана, где была единственной девушкой в своей группе, и сейчас сдает «госы» в аспирантуру.

Ничего удивительного не обнаружил Сергей и в том, что девушка занималась медицинским приборосторением, было бы смешно, если бы вдруг она оказалась продавщицей или бухгалтером. Пашутин, рассказывая Сергею историю своих вчерашних приключений, хотел обойти финал, но Воронцов, про себя усмехнувшись: «За все надо платить, милый друг!», заставил Игоря выложить все.

Дальше было так: Пашутин с Настей поднялись в квартиру, где пили чай и разговаривали. Разговор сам собой зашел о работе, о новинках электроники, о компьютерах, тут уж Пашутин не мог не похвастаться, что у него шикарный «пентюх-про-два», с 12-ти скоростным «сидюком», полной «мультяшкой» и подключенный к «Интренету». Настя вся растаяла от такой роскоши и они часа два просидели за компьтером. Потом снова был чай, потом…

— И что же было потом? — ехидно спросил Воронцов. Пашутин опустил глаза:

— Я понимаю — я должен рассказать все, но я не буду рассказывать об ЭТОМ! Она — удивительная девушка!

— Ага! — кивнул головой Сергей: — Очень удивительная! Да пойми ты, дурень, она — «подставка»! И вся эта история с грабителями — тьфу, розыгрыш! А ты купился и повелся, как ребенок! Ох, и вдует тебе твой шеф и Урусов в придачу! Теперь быстро вспоминай — были у тебя на столе или в компьютере какие-нибудь рассчеты, данные или материалы, связанные с прибором?

Пашутин покачал головой и выдавил из себя:

— Кажестя, нет… А может… Нет, по-моему, не было!

— «По-моему, по-моему…» — передразнил Игоря Воронцов, очень похожа изобразив манеру Пашутина говорить, слегка причмокивая тонкими, оттопыренными губами: — А точно ты вспомнить не можешь? Ладно, хрен с ним. Когда она ушла? И вообще, кроме как трахаться, о чем вы ещё говорили?

Пашутин покраснел:

— Больше ни о чем… Она обещала позвонить. В четверг… А потом она сказала, что у неё в семь утра электричка, и ей надо пораньше встать — она не москвичка, из Коломны, должна была ночевать у подруги, она звонила ей, говорила, что не придет… Ну, я и поставил будильник, а когда проснулся, я тебе уже рассказывал — её не было, а потом… в меня стреляли! Сергей, я боюсь! Я уволюсь к чертовой матери и уеду к Насте, в Коломну…

Воронцов повернул к Пашутину удивленное лицо:

— Ты что, охренел?! Значит, и об этом вы «разговаривали»? Что молчишь? Эх ты, молодой гений! Купился, как пацан, да ещё и поверил «покупке»!

Пашутин выглядел уничтоженным, и Сергею, искоса поглядывающему на него, вдруг стало жалко этого, в сущности уже не первой молодости, мужчину, у которого и женщин-то в жизни было от силы — две, а может, и того меньше. А если учесть, что подставная «Настя» в плане секса была явной профессионалкой, легко представить, какие нежные чувства испытывал к ней сейчас Пашутин.

«Небось думает, дурак, о том, как её найти и вырвать из лап банды злодеев, заставивших бедную девушку, невинного ангелочка, пойти на такое!», — пронеслось у Сергея в голове, но тут их поездка кончилась — машина въезжала в ворота института.

Пашутин в сопровождении Воронцова, не заходя в лабораторию, сразу отправился к Урусову.

Полковник принял их у себя в кабинете, выслушал, тут же позвонил кому-то из своих бывших коллег, и тот распорядился отправить на квартиру к Игорю группу экспертов с Лубянки. Покончив с этим делом, Урусов положил телефонную трубку и сказал, тяжело глядя в стол:

— Значит, они перешли к прямым действиям! Значит, это все были не пустые угрозы! Конечно, я надеюсь, что вы, Игорь Львович, допустив такое головотяпство и легкомыслие, будете сурово наказаны! Я даже не исключаю возможности того, что вы что-то напу…, ну, в общем, ошиблись! Но что-то мне подсказывает… Да… Игорь Львович! Не могли бы вы подождать в приемной?

Дождавшись, когда за электронщиком закроется дверь, Урусов посмотрел на Воронцова:

— Ну что? Дождались… Вы не боитесь?

Сергей повертел в руках карандаш, покачал головой:

— Не то, чтобы боюсь… Если бы я знал, с кем имею дело… А так, без полной информации, я боюсь только одного, — что не смогу защитить жизнь Игоря!

Урусов покивал:

— Так-так-так… Информация… Да в том-то и дело, что нету у меня никакой информации! Господи, в какое время живем! Да разве раньше было бы возможно, чтобы государство не могло обеспечить охрану НИИ! И чтобы мы не смогли обнаружить тех, кто угрожает жизни сотрудников НИИ и старается похитить сведения, содержащие государственную тайну! Ну, я утрирую, конечно, пусть не государственную, а коммерческую… Но все же — часть людей в моем отделе из ФСБ, оборудование, навыки, опыт! А вы говорите — информация…

Дверь кабинета неожиданно распахнулась, без стука влетел Расщупкин, взлохмаченный, с галстуком на боку. Урусов удивленно вздыбил косматые брови, Расщупкин, коротко глянув на Воронцова, выпалил:

— Товарищ полковник, ЧП!

— Что случилось? — удивился Урусов.

— При Сергее можно?

— Да говорите же, Расщупкин! — Урусов явно нервничал, он даже привстал, упершись руками в стол: — Ну?!

— Товарищ полковник, только что служба наружной охраны засекла работу лазерного сонара с крыши соседнего дома! Они вели считку с трех окон — кабинета директора, начальника отдела сведения, и вашего! Дежурная группа уже там, квартал оцепляется, «наши» прочесывают подвалы и чердаки! Аппаратура, скорее всего, тоже «наша», ну, конторская, вы понимаете, поэтому детекторы сразу не засекли, никто не думал, что они будут работать в нашем диапазоне…

— Никто не думал?! Т-тво-ою-ю мать! — взревел Урусов, выскакивая из-за стола, бросил на ходу: — Расщупкин, Воронцов, головой отвечаете за Пашутина! Спускайтесь в холл и ждите до особых распоряжений!

Из приемной появился бледный Игорь Пашутин:

— Что случилось?

— Все хреново! — бросил Николай, поправил галстук, выпил стакан воды из графина, посмотрел в окно. Сергей тоже подошел к окну — по серой крыше стоящего невдалеке семиэтажного «сталинского» дома двигались фигурки людей.

— Наши! Неужто не успели? — задумчиво проговорил Расщупкин, уселся в кресло, закурил, потом, спохватившись, вскочил:

— Серега, поступаешь под мое начало! На всякий случай, сними ствол с предохранителя, и айда все в холл!

По дороге вниз Николай пояснил, что неизвестный при помощи лазарного луча вел подслушивание разговоров в кабинетах НИИ. Луч улавливает колебания стекла, возникающее от звуков голоса говорящих, а дешифратор преобразует их в обычную речь.

— Разве такое возможно? — удивился Пашутин. Расщупкин промолчал, за него ответил Сергей:

— Мы теоретически изучали такой прибор в школе телохранителей! Это, Игорь, далеко не новое средство из шпионского арсенала! Сейчас есть штуки покруче!

В холле, где уже были сооружены баррикады из кресел возле всех окон, на полу, в «мертвой», непрострелеиваемой в случае нападения зоне, сидели охранники-телохранители со своими подопечными.

Парни из Отдела Охраны суетились в дверях, промелькнул Урусов с рацией, что-то громко говорящий своему радиособеседнику. Так прошло минут десять, а потом все быстро изменилось:

В дверях, у баррикад, и на лестницах появились и по-хозяйски расположились бойцы спецназа ФСБ, здоровые парни в черных масках, касках, бронежилетах, сплошь обвешанные оружием. Их командир велел всем вновь прибывающим в холл садиться вместе с остальными на пол, потом, поговорив с кем-то по рации, обьявил зычным, немного хрипатым голосом:

— Фокин! Раздать всем бронежилеты! Остальным! Приготовиться! Повышенное внимание! В соседнем доме, в подвале, обнаружен тайник с оружием и взрывчатка! Возможно нападение!

И сразу же переключился на рацию, опрашивая наружное наблюдение, что там, и как.

Воронцов натянул на себя тяжеленный спецназовский бронежилет, помог сделать то же Пашутину, краем уха услышав, как начальник отдела сведения, профессор Сопович сказал вполголоса кому-то из коллег:

— Когда все это безобразие закончится, тут же пойду в ОВИР!

— Бросьте, Давид Иосифович! — вдруг вмешался в разговор Пашутин: — Вас не выпустят! Вы же сейчас лицо, владеющее важной коммерческой тайной!

Сопович скосил глаза, в которых в этот момент словно сконцентрировалась вековая скорбь всего еврейского народа, на Игоря:

— Вы полагаете, не выпустят? Да я готов пройти через лоботомию, лишь бы только забыть весь этот бред! Лишь бы только спокойно умереть на земле предков!

— Вряд ли ему это удасться! — тихо сказал Воронцову Расщупкин: — У них там, в Израиле, тоже бардак, война с палестинцами! «Куды ж бедному яврею податься?».

— Какие-то шуточки у тебя, Коля… антисимитские! — упрекнул «оо-шника» Воронцов.

— Это от нервов, Серега! Как думаешь, долго нас тут продержат?

— Ваши же держат! Тебе-то лучше знать! — Воронцов уселся поудобнее, подвернув под себя край брезентового балахона, надетого на бронежилет. Расщупкин ничего не ответил, задумчиво наблюдая за командиром спецназа, который разговаривал с каким-то мужиком в штатском.

— Ага, ну точно! Сейчас нас отсюда повезут туда, куда Макар телят не гонял! — вдруг злорадно обьявил Николай, вставая.

Так и вышло! В течении следующих двадцати минут всех ведущих сотрудников НИИЭАП вместе с охраной, в число которой попал и Воронцов, посадили в бронированные кунги «фээсбэшных» «Камазов» и под сильной наружной охраной повезли куда-то за город…

Где-то в центре Москвы…

— Господин Учитель, Коваль прибыл! — доложил секретарь, и спустя несколько секунд в просторный кабинет с черным, треугольным столом вошел тот самый, немолодой, усталый человек, лицо которого прошлым вечером смотрело на Учителя с монитора компьютера.

Коваль поздоровался, сел, повинуясь жесту Учителя, в кресло, и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета.

— Вызвал я вас, Владимир Захарович, по одному очень важному делу… — начал говорить Учитель, в процессе разговра, как обычно, вставая и начиная прохаживаться по кабинету:

— Во-первых, хочу пожурить вас, по дружески, за тот прокол с Пашутиным. Знаю, знаю — он был в невменяемом состоянии, и весь эффект от вашего «воскрешения из мертвых» смазался. Но тем не менее, тем не менее…

Во-вторых: вчера ночью Оса проникла в квартиру Пашутина, отсканировала все его домашние записи и перегнала нам по сети копию памяти его персонального компьютера. Час назад была закончена операция «Хвост ящерицы», в ходе которой наш человек в НИИЭАП, пользуясь возникшей в результате инсценированного повышения активности суматохой, сделал то же самое с бумагами и компьютерами в Пашутинской лаборатории.

Ваша задача — быстро и грамотно разобраться во всем этом, вычленить интересующую нас информацию и использовать её в работе!

Но это ещё не все! В-третьих, и «в главных», замечу: мне остро необходимо знать, как осуществляется контроль и общее управление работами над нашим проектом! Да-да-да, не делайте удивленное лицо! Вы, как научный руководитель проекта, лучше всех знаете, как обстоят дела у Дмитрия Дмитриевича!

Учитель стоял теперь прямо напротив Коваля, и жестом прервав его попытку встать и что-то возразить, продолжил:

— Я не пытаюсь заставить вас наушничать или доносить — боже упаси! Просто… У меня сложилось мнение, что Дмитрий Дмитриевич, безусловно, великолепный профессионал «в своем деле», мягко говоря, «не тянет» наш общий проект! Именно поэтому я и хочу, дабы досадная ошибка не зашла слишком далеко, исправить её, не нанося удар по самолюбию Дмитрия Дмитриевича. Вы согласны мне помочь?

Коваль несколько секунд молча смотрел в маленькие, острые глазки Учителя, потом кивнул…

Водители, проезжавшие в тот день около часа дня по «Варшавке», с удивлением наблюдали, как под сполохи «мигалок» по третьей полосе на огромной скорости пронеслась колонна низких, цвета хаки с черными разводами, машин, у которых вместо стекол стояли глухие листы брони, и только очень искушенный человек опознал бы в стальных монстрах «Камазы», послужившие основой для создания этих «городских танков».

Внутри одного из кунгов, на жестком, длинном сидении без спинки, рядом с бледным Пашутиным сидел Сергей Воронцов, сжимая в руках выданный ему автомат «Кобра», черный, маленький, с длинным прямым магазином. Они изучали такие в школе, и Сергей помнил, что это вроде бы внешне невзрачное оружие на самом деле являлось настоящим чудовищем, особенно в ближнем бою. Высочайшая скорострельность, специально сбалансированные пули, отсутствие отдачи, невероятная кучность стрельбы — вооруженный таким оружием человек становился грозным бойцом!

Кроме Воронцова и Пашутина в кунге было ещё с десяток человек — коллеги Игоря с охраной, и незнакомый офицер ФСБ, сидящий перед монитором внешнего обзора. Расщупкин со своим охраняемым лицом попал при посадке в другую машину, и Сергей не с кем было преговорить, узнать, куда их везут и зачем.

Бронированный кунг не имел смотровых щелей и бойниц, что повышало его неуязвимость. Тяжелая, толстая дверь закрывалась автоматически, и открыть её снаружи без взрывачтки нечего было и думать.

Офицер, следя за движением колонны по монитору, изредка переговаривался по рации с головной машиной, и когда он наклонился к пульту, Воронцов увидел картинку на экране — они ехали теперь по «Каширке», приближаясь к МКАДУ.

«Камазы» остановились часа через два — все уже порядком устали, намозолившись на твердых сиденьях, и когда прозвучала команда: «На выход!», многие с облегчением вздохнули, вставая и разминая затекшие конечности.

Дверь открылась, теплый воздух из кунга смешался с морозным, вечерним подмосковным воздухом — на улице было очень свежо. Воронцов в числе прочих выбрался наружу и огляделся.

Они находились на большой, заасфальтированной площадке посреди густого, заснеженного леса. По краям площадки горели огни, на очищенном от снего асфальте виднелась специальная разметка, и Сергей решил, что это запасная полоса какого-то секретного аэродрома.

Не смотря на темноту — было уже часов шесть вечера, невдалеке, за деревьями виднелись постройки — двухэтажные корпуса домов, низкие ангары с полукруглыми крышами, какие-то будки, вышки, антенны.

«Камазы», взревев двигателями, развернулись и уехали. Сотрудники НИИ и охрана, многие из которых не успели прихватить верхнюю одежду, приплясывали на морозе, но никто не роптал. Воронцов закурил, не переставая озираться, и заметил приближающийся по взлетно-посадочной полосе автобус.

Большой, освещенный «Икарус» остановился метрах в трех от стоявших, из автобуса вылез полковник Урусов с мегафоном, взял его наизготовку и его усиленный, металлический голос громко прозвучал в морозной тишине:

— Господа сотрудники НИИЭАП! Мы приносим вам извинения за ваше вынужденное переохлаждение! Прошу вас организованно, по старшинству, вместе с охраной, занять места в автобусе! Желающих там ждут бутерброды, горячее кофе или чай, по вкусу!

— Давно бы так! — сердито рявкнул зам директора института по науке Шульгин, прозванный подчиненными за страсть к демагогии «Балалайкой», кивнул своим телохранителям, и зашагал к распахнувшему переднюю дверь «Икарусу».

Поскольку и Воронин, и Пашутин не успели раздеться, они решили пропустить вперед всех работников института, многие из которых уже начали от холода обвязывать головы галстуками.

Наконец, все разместились в теплом чреве автобуса, получили по стаканчику горячего кофе, кто-то из ученых достал фляжку с коньяком, пустил по кругу, и вскоре все загомонили, отходя от того напряжения, которое охватило их при столь срочной и спешной эвакуации.

«Икарус» тронулся, и мягко покачиваясь, поехал по темной лесной дороге. Минут через двадцать автобус остановился у большого, с протяженными флигелями, двухэтажного дома, стоящего прямо посреди густого, темного, елового леса.

В просторном, теплом, ярко освещенном красивыми люстрами холле люди расселись по диванам, креслам, и на середину вышел Урусов. Еще раз извинившись за вынужденные меры предосторожности, полковник объявил:

— К сожалению, поиск злоумышленников пока не дал результатов, поэтому мы вынужденны на то время, в течении которого мы надеемся обезопасить ваши жизни, поселить вас здесь! В ваше распоряжение будут предоставлены отдельные номера с телефонами и всем необходимым для отдыха и теоретической, на данном этапе, работы! Ваши семьи предупреждены, чуть погодя вы сами сможете позвонить домой и успокоить ваших родных! У нас к вам только одна просьба — на все вопросы говорите, что находитесь в срочной командировке на испытательном полигоне под Угличем! И ни слова о сегодняшнем проишествии — в наших общих интересах, чтобы в прессу не просочилось никакой информации, это здорово помешает расследованию! Ну, а теперь, я по мере возможности отвечу на ваши вопросы!

Вопросов, естественно, была масса! От самых простых, типа: «Как долго нас тут продержат?», до сугубо прагматичных: «А есть ли тут сауна?», или: «А где тут ближайший коммерческий ларек?». Урусов дал ответ на самые важные, с его точки зрения, вопросы, но когда после «коммерческого ларька» в холле раздался дружный смех, полковник поднял руки:

— Все, товарищи, или господа, говоря по современному! Вот Александр Ильич, он тут хозяин, с бытовыми проблемами — это к нему! Да, охрана, прошу всех следовать за мной!

Воронцов встал, протянул оставшемуся сидеть, растерянному и жалкому в своей беспомощности Пашутину руку:

— Игорь, видимо, мы с тобой расстаемся! Надеюсь, что у тебя все будет нормально, весь этот кошмар кончится! Давай, будь здоров, удачи!

Пашутин пожал руку Сергея, молча кивнул, и Воронцов, с облегчением вздохнув, поспешил за удаляющимися вслед за Урусовом телохранителями. Нельзя сказать, что расстовался он с Пашутиным, испытывая при этом великую тоску — похожий на капризного ребенка электронщик виделся Воронцову в основном этакой нудной обузой, и Сергей подозревал, что в случае экстремальной ситуации Игорь просто хлопнется в обморок, и его придется тащить на себе в буквальном смысле.

Урусов, а следом за ним и телехранители, оказались в небольшом кабинете с тяжелой, кожаной, явно старинной мебелью. Полковник сел в кресло, закурил, и обратился к своим подчиненным:

— В целом мы с вами со своей задачей справились неплохо! Сотрудники института эвакуированы быстро и без потерь! На сегодня всем отдыхать, завтра в восемь встретимся в управлении. Всё, все свободны, автобус отвезет вас в Москву! А вас, Воронцов, я попрошу задержаться!

Сергей, оставшись в комнате один на один с Урусовым, сел в кресло и тоже закурил. Полковник посмотрел ему прямо в глаза, о чем-то напряженно размышляя, словно бы взвешивая «за» и «против», потом решительно тряхнул седыми кудрями:

— Вам, Сергей Степанович, особое, эксклюзивное, так сказать, большое спасибо! Вы тоже свободны…, ну, скажем, до среды будущей недели! Если вы понадобитесь нам раньше, мы вас вызовем! Сидите дома, отдыхайте, за своего подопечного не беспокойтесь, тут он в полной безопасности! Вы человек гражданский, поэтому прошу вас отдельно — о всех событиях сегодняшнего дня — молчок! Ваши услуги снова понадобятеся нам тогда, когда мы будем уверены, что ситуация вокруг института нормализовалась, и сотрудники могут вернуться на свои рабочие места! Всего вам доброго, идите в автобус, вас ждут!

Сергей замялся:

— А что случилось? Могу я хотя бы эту информацию… получить?

Урусов помолчал, потом сказал:

— Когда были засечены сонары, ребята из опрегруппы бросились ловить «читателей». Пришлось прочесывать весь дом, и в подвале они столкнулись и были вынуждены вступить в перестрелку с тремя неизвестными, которые извелекали из тайника оружие и взрычатку. Возможно, мы переоценили опасность, но… Береженого Бог бережет, а небереженого… Вообщем, я предложил, а директор НИИ согласился, что лучше будет эвакуировать сотрудников. Вот и все, пока. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

Сергей кивнул.

— Ну, тогда, до свидания, идите, автобус ждет!

Сергей пришел домой достаточно поздно — оказалось, что с Расщупкиным они живут на соседних станциях метро, и Николай согласился попить пивка после трудного дня в небольшом полуподвальном барчике с озорным названием «Глубокая глотка».

Они взяли по кружке пива, вареных креветок, и уселись в углу, в стороне от стойки, за небольшим, стилизованным под пивную бочку, столиком. Сергей залпом выпил половину кружки, разделал креветку, пожевал, поймал на себе внимательный взгляд «оо-шника».

— Что, Серега, перенервничал? — спросил тот, закуривая.

— Есть маленько! — кивнул Воронцов, снова отхлебнул из кружки — пиво, светлое и ароматное, пьянило слабо, и это было даже хорошо, Сергей чувствовал — начни он сейчас пить по серьезному, напился бы быстро, и что назывется, «до соплей».

— Зря они это все затеяли, с эвакуацией! — продолжал между тем Расщупкин: — Если у тех гадов даже «гэбэшные» лазерные сонары есть, а это аппаратура, уровень доступа к которой очень высокий, я например, не имел права на получение сонара для оперативной работы, так вот, я думаю, что они найдут эвакуированных ученых в два счета! Ты понимаешь мою мысль?

Сергей кивнул, тоже закурил, посмотрел на тусклую лампочку висящей над столом бра, и осторожно спросил:

— Коля, а у вас, ну, в вашем отделе, я хочу сказать, вообще-то хоть какие-то версии есть на счет того, кто это, и зачем они все это делают? Вы-то должны что-нибудь понимать — все же Урусов в основном набрал в отдел только «своих»!

Расщупкин усмехнулся:

— Понимаешь, Серега… Версий масса, да только это все — «пустышки»! Я могу точно сказать только, что это, во-первых, не иностранные разведки, во-вторых, не криминал, и в третьих, не инопланетяне и прочая чертовщина!

— Что же остается? — ошалело спросил Воронцов: — Я не инопланетян имею в виду, а эти, разведки и криминал! Если не они, тогда кто?

— Дед Пихто! Что ты меня спрашиваешь! Я же сказал — хрен его знает… — Николай выглядел раздраженным, и Сергей подумал, что они все там, в «ОО», уже, наверное, «голову сломали», пытаясь разгадать эту загадку.

Однако Воронцов решил вытянуть из приятеля все сведения, и поэтому задал следующий вопрос:

— Ну, а сам-то ты склоняешься к какой-нибудь мысли?

— Склоняюсь! — быстро сказал Расщупкин, взял свою пустую кружку, подхватил Воронцовскую, тоже пустую, и ушел за пивом. Вернулся он минут через пять, сел, сделал длинный глоток и продолжил, словно бы и не уходил:

— Я склоняюсь вот к чему: кому-то очень нужно для достижения своих, непонятных мне пока целей заполучить реализованный в металле и программном обеспечении проект, над которым сейчас работает институт! Или не весь проект, а по крайней мере его часть!

— А почему обязательно — «непонятных»? — удивился Воронцов.

— А ты что, хорошо понимаешь, для чего можно использовать экологические поглотители? — в свою очередь удивился Расщупкин, потом вдруг спохватился: — Так ты же ничего не знаешь!

Воронцов оживился, ухватил Николая за рукав:

— Колька, расскажи! А то я, как слепой кутенок!

Расщупкин отпил из кружки, посмотрел на Воронцова, покачал головой, потом сказал:

— В шестидесятые годы в Северном Казахстане проводились опыты по дистанционному воздействию на человеческий мозг… Тогда ничего не получилось, физики действовали практически наощупь, и кроме нескольких десятков несчастных, случайно пострадавших от этих опытов, и оставшихся инвалидами на всю жизнь — они стали постоянными пациентами психиатрических клиник с диагнозом «органическое повреждение центральной нервной системы», никакого результата получено не было. В семидесятые для борьбы с диссидентами КГБ использовало кое-какую аппаратуру, с помощью которой можно было организовать так называемый «Гулаг на дому»… И вообще, постоянное электро-магнитное излучение, в поле которого мы с тобой, и ещё миллионы людей живут всю свою жизнь, оказывает на живые организмы очень сильное влияние… Ну, и во всем мире «научники» ищут способы бороться с этой дрянью…

Расщупкин вдруг словно очнулся, решительно отставил недопитую кружку, хлопнул ладонью по столу:

— Извини, Серега, больше я не могу тебе сказать! Я и так чуть было не нарушил подписку о неразглашении, хотя и знаю совсем немного… Вообщем, извини, не могу!

Сергей внимательно посмотрел в глаза Расщупкина, и понял — не может, и не скажет!

Посидели ещё немного, поговорили о всякой ерунде. Какая-то отчужденность, возникшая было, исчезла, но неприятный осадок у Воронцова остался.

Допив вторые кружки, приятели распрощались и отправились по домам. Катя, не совсем остывшая от вчерашней размолвки, встретила Сергея холодно, а когда заметила, что муж «принявши», вообще поджала губы и ушла из кухни в комнату.

Воронцов не стал ничего говорить, вяло пожевал макароны с тертым сыром, приготовленные женой, попил чаю, помыл посуду, выключил на кухне свет, а в комнате, уже раздевшись, сухо сказал:

— На моего клиента сегодня ночью было совершено покушение, к счастью, неудачное. Я безумно устал за день, и мне очень неприятно, что ты сердишься на меня!

Катя промолчала, отвернувшись к стене, только вздохнула, Воронцов тоже больше ничего не стал говорить, лег, и почти мгновенно уснул. Завтра он был свободен, и решил повидаться с Борисом, поговорить, отвести душу с давно не виденным другом…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

«…И се: равнину оглашая,

Далече грянуло: «Ле хаим!»…

Устное народное творчество

Борис знал о Воронцове все. Знал даже то, чего Сергей не рассказывал ни Кате, ни своему начальству из «Залпа», ни кому другому. И поэтому Воронцов мог рассказать ему все, не опасаясь, что информация уйдет куда-то дальше…

С тех пор, как Сергей начал работать в НИИЭАП, друзья почти не виделись, но связь поддерживали, благо, в машину Бориса фирма установила радиотелефон, и теперь разыскать его днем Воронцов мог без особых проблем.

Сергей проснулся непривычно поздно, почти в одиннадцать. Не смотря на то, что он прекрасно отдохнул и выспался, настроение по прежнему было отвратительным — проблемы с работой, размолвка с женой — все это угнетало Воронцова.

Он встал, заправил постель, умылся и отправился завтракать. На кухне его ждала неожиданность — на плите в сковородке Сергей нашел жаренные окорочка с рисом, а на столе — записку от Кати: «Сережа, не переживай, все хорошо! Обязательно поешь, если будет время, купи хлеба, а если будет желание, приезжай встречать меня после работы, как обычно. Не скучай, целую, люблю, Катя».

Воронцов прочитал послание, улыбнулся, представив себе, как Катя специально встает пораньше, чтобы приготовить ему еду, и почувствовал, как где-то внутри словно бы что-то, сжатое и напряженное, отпустило, расслабилось, образовав приятную теплоту. «Хорошо все же, когда тебя любят!», — подумал Сергей, зажигая газ и ставя сковородку на огонь.

После еды Воронцов позвонил Борису. Несколько попыток пропало впустую — приятный женский голос сообщал, что «…к сожалению, в данный момент абонет недоступен, перезвоните позже…», потом повторял то же по-английски, причем из-за помех на линии английский вариант очень походил на фразу: «Япона мать сет комбинитет…». Но Сергей был настойчив, и с седьмой попытки все же дозвонился.

— Алло, Борька! Привет, это я!

— Привет! Как дела!

— Потихоньку… Слушай, ты сегодня очень занят?

— Да не особо, а что?

— Не мог бы заехать? Разговор есть…

— Серега, у меня тут кое-какие дела, давай так — если я спихну их, то в два я буду у тебя! А если нет, то и не жди — значит, не смог! И это… у тебя пожрать чего-нибудь найдется? А то я сегодня, кажется, остаюсь без обеда!

Воронцов прикинул в уме, что у них есть в холодильнике, и ответил:

— Конечно, Борь, какие проблемы! Давай, до двух я тебя жду, если что, звони! Ну пока!

— Пока! — ответил Борис и отключился.

Времени до двух было ещё полно, почти два с половиной час, и Воронцов занялся тем, чем давно уже собирался заняться — проверкой своего «рабочего инвентаря».

Он почистил пистолет, заменил смазку на новую, какую-то импортную, которую ему «по блату» достал Расщупкин, уверяя, что это на сегодняшний день «самый крутяк, такой смазкой пользуются только в спецподразделениях ЦРУ».

Воронцов разложил разобранный пистолет на большом куске разосланного полотна, и теперь разглядывал темный, с камуфляжными разводами, тюбик, покрытый английскими надписями и украшенный силуэтом крадущейся по джунглям пантеры.

«На бартер они меняют, что ли? Или ЦРУ шлет нашей ФСБ свое оборудование и расходные материалы в качестве гуманитарной помощи?», — размышлял Сергей, протирая смоченной в новом масле ветошью детали пистолета. Потом он собрал пистолет, несколько раз щелкнул курком, передергивая затвор, проверяя на звук, как ходят между собой все его части. Видимо, масло и в самом деле было «крутое» — если раньше пистолет лязгал железом, то теперь он буквально шелестел, тихо и даже как-будто мелодично.

Пистолет Воронцову, с его точки зрения, выдали не самый удачный, можно было бы найти и что-нибудь помощнее, посовременнее. Его «Беретта — ZSM» образца 1980 года, безусловно, была когда-то хорошим оружием, но теперь, спустя семнадцать лет, по мнению Сергея, этому пистолету место было скорее в музее, а не у него в кабуре.

«Они бы ещё «парабеллум» какой-нибудь выкопали, времен прошедшей войны!», — думал Воронцов, заряжая пистолет, и убирая со стола ветошь, шомпол, тюбик с маслом и прочие оружейные причиндалы.

Покончив с пистолетом, Сергей взялся за нож. И без того прокованный и отшлифованный таким образом, что бы не тупиться, нож телохранителя, тем не мение, должен был отличаться бритвенной остротой. Точить нож — дело совсем не такое простое, как кажется. Воронцов вспомнил, как он изрезал себе все пальцы, в течении нескольких дней овладевая этой наукой во время учебы в «Щите», усмехнулся, достал специальные брусочки-наждаки, грубый, мелкий, и гладкий, доводочный, и принялся за дело.

Заточка ножа не терпит суеты и торопливости, поэтому Сергей постарался отрешиться от всех беспокойных мыслей, сосредоточился, и провел узким, соразмерным лезвием по наждаку, вслушиваясь в звук. Если звук чистый, без хруста, а рука с клинком идет по наждаку легко, не встречая никаких препятствий, значит, все в порядке, на лезвии нет ни одной зазубрины, и можно сразу переходить к мелкому точилу, «оттягивать» режущие кромки ножа. Потом — доводка, подшлифовка, и наконец, полировка самого лезвия.

Воронцов, довольный своей работой, полюбовался идеальной зеркальностью лезвия, убрал нож в чехол, и занялся остальным своим снаряжением.

Балончик с газом «Си-эс», специальные очки, сконструированные на основе прибора ночного видения «Сова» и позволяющие видеть в инфракрасном и тепловом диапозоне, пейджер с блинкером — небольшая коробочка с мощной галагенной лампочкой и нудным звуковым сигналом. Если вся эта светомузыка вдруг заработала, значит все, ЧП, бросай все, где и когда бы ты ни был, и пулей лети к клиенту — что-то случилось!

Нескользящие защитные перчатки, которыми можно хвататься за кабель под напряжением и за лезвие ножа, не рискуя при этом пораниться или пострадать, миниатюрный радиопередатчик, закрепляющийся в ухе, наушники, очки-хамелеоны, мгновенно темнеющие и защищающие глаза от резких ярких вспышек, вроде тех, что бывают во время взрыва светошумовой гранаты. Два патрона-насадки «Тарантул», небольшие цилиндрики с тонкими хвостовиками, вставляющиеся в ствол, и стреляющие саморазкрывающейся в полете сетью-ловушкой — оружие необычайно эффективное, особенно в ближнем бою, если неободимо взять противника живым.

Все это добро Сергей рассовал по карманам бронижилета скрытого ношения, который мог так же выполнять и роль разгрузочного жилета, при этом защищая не только от пистолетных пуль остнавливающего действия и ножа, как обычный, «ментовский» «броник», но и неплохо держащий с сотни метров автоматные пули мелкого калибра. Против «Калашникова-7,62» жилет вряд ли устоял бы, но этих «весел», по мощности больше похожих на ручные пулеметы, чем на автоматы, но уж очень громоздких и неудобных, сейчас и в армии-то осталось мало, а уж в городе Москве — и подавно.

Собственно, как телохранителю, Воронцову многое из его снаряжения было вовсе ни к чему, но живущая в каждом мужике детская тяга к оружию и разным «джеймс-бондовским» штукам-дрюкам постоянно толкала Сергея на поиски и приобретение всех этих «прибамбасов», благо, телохранительские корочки давали на это право…

Повесив снаряженный жилет в шкаф, Сергей глянул на часы — ого, уже половина второго! Он провозился со своим оборудованием почти два часа!

«Интересно, приедет Борька или нет?», — гадал Воронцов, заваривая свежий чай на кухне, то и дело выглядывая в окно, не появился ли у подъезда блестящий никелем джип Бориса.

Выглядывал, выглядывал, но все равно пропустил — Борис приехал уже в начале третьего, когда Воронцов и ждать перестал, позвонил в дверь «своим» звонком, и застал Сергея в кухонном фартуке, «шаманящего» на кухне над сковородкой с картошкой.

— Привет, старик! — Борис выглядел слегка располневшим, этаким «новым русским», с «борзеткой», сьемной автомагнитолой, «мобилой», и ключами от машины в руках.

— Давай, заходи! — улыбнулся Сергей другу: — Как твой мустанг, ещё бегает?

— Он ещё лет пять будет бегать, без проблем! — ответил Борис, снимая меховую куртку: — Это, старик, такая техника, езжу и жмурюсь от удовольствия!

Друзья сели на кухне и Борис накинулся на еду, проголодался он действительно здорово. За едой особо ни о чем не разговаривали, он и понятно — некогда. Сергей смотрел на Бориса, и в глубине души испытывал зависть — вот у человека спокойная, хорошо оплачиваемая работа, не надо особо ни о чем беспокоиться, крути себе баранку, и все! Потому и аппетит такой…

И черт же дернул его тогда согласиться на предложение Хосы с этой школой телохранителей!

Борис доел, зачистил хлебом дно сковородки, блаженно откинулся:

— Хорошо! Никогда, кажется, не ел ничего вкуснее! Кстати, ты не забыл?

— Что не забыл? — удивился Воронцов, ставя сковородку в раковину и наливая чай.

— Что значит «что»? — Борис с негодованием посмотрел на друга: — В субботу у нас с Ленкой свадьба! Эх ты!

«Ах ты, черт!», — выругался просебя Сергей: «А я ведь действительно забыл, закрутился с этим Пашутиным! Только бы на этой неделе их не вернули в Москву! Иначе в субботу я буду на работе!». Вслух же он ничего этого говорить не стал, наоборот, кивнул, словно только об этом и думал:

— Как же, помню, само собой! А где все будет происходить?

— У нас, конечно! Что за вопрос! Кстати, вы с Катей — свидетели! Об этом тоже не забудь!

«Вот тебе на!», — снова удивился Сергей:

— А где же официальные приглашения? До субботы осталость всего-ничего!

— Будут, будут вам приглашения! — усмехнулся Борис: — Ленка просто ещё не успела их отпечатать! Там, старик, такие приглашения — закачаешься, она же все же художник, и как мне кажется, не самый плохой!

Воронцов кивнул, отхлебнул чаю, и посмотрел Борису в глаза:

— Борь, я тебе хочу рассказать кое-что… Не то, чтобы особо секретные сведения, я таких и не знаю, но все же что-то такое, о чем не надо особо распространяться…

— Да ты что, Серега! — возмутился Борис: — Я — могила, ты же знаешь!

— Знаю! — подтвердил Воронцов: — Поэтому и хочу иебе рассказать, посоветоваться… Вообщем, так! Когда я был в Питере, на учебе…

* * *

Воронцов рассказал Борису все. И про красавицу Ирину, и про несчастного, выбросившегося из окна, и про укол и проверку документов. А потом — про НИИЭАП, про Пашутина, про таинственного «господина Никто», про звонки, наконец, про покушение на своего клиента, про вчерашнюю эвакуацию сотрудников НИИ на какую-то секретную базу, видимо «ФСБ-шную», в Подмосковье и про разговор с Расщупкиным в «Глубокой глотке»…

— Он хотел мне что-то обьяснить, но потом испугался, что я могу его выдать, все же мы с ним знакомы-то — без году неделя, и ничего говорить не стал, намекнул только на какие-то исследования, связанные с воздействием на человеческий мозг, электро-магнитными полями, поглотителями… Понимаешь, Борька, вроде бы, интересоваться этим некому, кроме фирмы-конкурента, но что же там за проект делают, в нашем институте, если за него конкуренты, назовем их так, готовы выложить такие бешенные деньги — я тебе говорил, ФСБ проверяло — не липа!

Борис выслушал Сергея очень внимательно, встал, налил себе ещё чаю, положил сахар, медленно размешал, покрутил головой, словно бы восторгаясь, потом сказал:

— Ну, Серега! Везет тебе на всякие такие штуки, я хочу сказать!

— Борька, договорились же — об этом не вспоминать никогда! — стукнул кулаком по столу Воронцов.

— Все, все, молчу! — с готовностью прервался Борис: — Я что имел в виду — теперь-то заварушка покруче! Тут, мне кажется, такие силы втянуты, что тебя на ходу раздавят, и не заметят! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — Урусов, его отдел, и эти, заказчики из Европы, даже если они и ни чего не знают толком, все равно опыта в подобных делах у них — дай Бог, они… чуют, что ли, что дело серьезное, поэтому и бросали на охрану этого института такие силы! А после вчерашнего, я думаю, вообще усилят бдительность в тысячу раз, ещё бы — бывшего «полкаша» из ФСБ подслушивают их же приборами! Это же не в какие ворота!

И ещё мне кажется, что он расчухал, кто ему, ну, или вам, противостоит!

— И кто же? — спросил Воронцов, напрягаясь.

— Смежное ведомство, вот кто! — торжествующе заявил Борис, довольно приосанился, вытащил из пачки сигарету, закурил, а потом продолжил, видя, что Сергей ждет пояснений:

— Ты «Аквариум» читал?

— Ну! — утвердительно кивнул Воронцов.

— Что «ну»? Если читал, то вспомни — там Суворов постоянно пишет о противостоянии, соперничестве ГРУ и КГБ! Вот тебе и первый из возможных кандидатов! Скажем, какому-то человеку, не обязательно из политиков, просто богатому и не глупому дядьке, пришло в голову совершить государственный переворот! А у этого дядьки есть связи с кем-то из руководителей ГРУ! Они сговариваются, дядька проплачивает это дело, и спецподразделения ГРУ начинают по приказу своего начальства, по вполне легальному, законному, заметь, приказу, начинают охоту за тем, что делает это ваше НИИ… как ты его назвал?

— НИИЭАП! Я понял твою мысль! — кивнул Воронцов: — Только тебе не кажется, что это все как-то уж слишком просто? Спецподразделения ГРУ, некий злой, богатый дядька, властолюбивый генерал из ГРУ… На голливудский фильм похоже!

Борис засмеялся:

— Серега, ты извини, но эта моя версия действительно не моя! Я тут на днях книжку прочитал, так там все вот так и было! Ты когда начал рассказывать про ваши проблемы, я решил было, что ты меня просто разыгрываешь!

— Дурак ты, Борька! — обиделся Сергей: — Я с тобой, как с человеком, а ты тут сидишь, зубы моешь! Ну тебя в баню! Не можешь серьезно, давай, сменим тему, и забудь обо всем!

— Ладно, старик, не сердись! — примирительно сказал Борис, положив руку на плечо Сергея: — Я действительно решил, что это розыгрышь! Давай рассуждать серьезно!

Воронцов повернулся:

— Ну, давай серьезно!

— Что мы имеем? Какое-то сверх… оружие, разрабатываемое в этом НИИ… Шут с ним, не помню!

— Почему обязательно оружие? — спросил Сергей: — Это же коммерческий заказ, с экологией связано, насколько я знаю, и он принесет той заграничной фирме, на которую пашет институт, бешенные прибыли!

Борис кивнул, мол, знаем мы эту экологию-коммерцию, и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Так вот, это оружие, этот поглотитель, как его назвал твой приятель-»фээсбэшник», очень нужно «господину Никто», и он пойдет на все, чтобы только завладеть им!

— Но зачем тогда они устраивали покушение на Пашутина?

— А откуда ты знаешь, что они устраивали именно покушение? А если они устраивали инсценировку? Чтобы запугать Пашутина и остальных сотрудников института, сделать их покладистыми? Просто продемонстрировали свою силу, заявили: «Если мы захотим, никакой Отдел Охраны, никакое ФСБ вас, доценты с кандидатами, не защитит, и жизни вашей цена будет — ломанный грош в базарный день!». Не знаю, что предпримет ваш «ОО», но я бы на месте тех, кто принимает решения, свернул бы к чертовой матери все работы и порвал все контракты, чтобы обезопасить сотрудников, а уже готовые материалы и документацию заменил фальшивой и ловил бы на нее, как на живца!

Воронцов улыбнулся:

— Ты-то да! Ты бы именно так и сделал, известный авантюрист Борис Епифанов!

— Сам ты авантюрист! — отрезал Борис: — Дураки будут все эти шишки из вашего института, и с Лубянки, если пойдут по другому пути! Серега, поставь ещё раз чайник, пить охота!

Так, теперь идем дальше — как все это связано с тобой, с твоими Питерскими приключениями? Я думаю — никак!

— Что значит «никак»?! — взвился Сергей: — А этот укол? А чернявый «Геббельс», которого я видел на конференции?

— Серега, это все чепуха, совпадение, я тебе говорю это, как логик-практик! — уверенно сказал Борис, вскочил, заходил по кухне из угла в угол, размахивая руками: — Ну, смотри сам: когда ты учился в школе телохранителей, никто не мог предположить, что потом ты станешь охранять этого Пашутина! Так? Ну вот, значит, никто не стал бы зарание брать тебя на крючок! А вся это история с уколом и самоубийством… Просто ты попался на дороге каким-то бандитам, или ещё кому, попался случайно, и они просто хотели в этой случайности убедиться! Проверили документы, убедились — и оставили тебя в покое! А ты уже наворотил тут… И чернявого этого ты тоже наверняка не видел, просто был похожий человек, сам же говоришь — «Геббельс», да даже если и видел, что с того? Мало ли по каким делам он там был! Наш земной шарик, он, знаешь ли, круглый и маленький, я сам в этом тысячу раз убеждался! Иногда неожиданно встречешься с человеком в таких невообразимых местах, потом диву даешься, до чего иногда бывают странные совпадения!

Воронцов снял с плиты закипевший чайник, налил чаю себе и Борису, потом сказал:

— Ты все очень логично разложил по полочкам! Да, все действительно так, как ты говоришь! Но я чувствую, понимаешь, нутром чую, что все это не спроста! Все эти дела ещё очень сильно аукнуться мне, мне интуиция моя подсказывает, а между прочим, у меня в группе индекс интуитивного предвидения был самым высоким!

— Извини, Серега, но тут я тебе не помощник! — с серьезным лицом развел Борис руками: — Может быть, ты просто устал, а старик? Выглядишь ты, надо сказать, неважнецки! Возьми недельку за свой счет, посиди дома, почитай книжки, отдохни!

— Да я и так вроде бы как в отгулах — пока Урусов держит ученых на базе… Может, ты и прав, и я, как пуганная ворона, от кустов шарахаюсь… Ладно, Борь, Бог с ним со всем! Расскажи лучше, как у вас с подготовкой к свадьбе! Может, чего надо помочь?

Борис широко улыбнулся:

— Да чего особо помогать-то! У нас сейчас изобилие, слава кончине КПСС, все есть, были бы бабки! А бабок хватает — ты же знаешь, мы Ленким дом продали, я кое-что подзаработал, да ещё Ленка тут на днях буквально «сдала» несколько своих картин в галарею на продажу, и представляешь — в тот же день их купили, все разом, жена не то бельгийского, не то люксембургского посла! А денежки за искусство теперь, оказывается, платят не маленькие! Так что все на мази! Слушай, уже четвертый час, мне пора, давай договоримся так: ты отдыхаешь, успокаиваешься, гладишь галстук и рубашку, и в субботу утречком мы ждем вас с Катей у себя при полном параде! Договорились?

Сергей кивнул:

— Договорились!

На том и расстались.

Нельзя сказать, чтобы слова Бориса успокоили Воронцова. Сергей чувствовал, что Борису сейчас не до его проблем — на носу такое событие, «…свадьба, свадьба, в жизни только раз!», и потому все версии Бориса явно не состоятельны, и про них можно смело забыть.

Но проблема от этого не исчезла, и Сергей все равно чувствовал, что впереди его ожидают какие-то неприятности, но вот доводы друга на счет того, что ему надо отдохнуть, были абсолютно верными, и устав сомневаться и размышлять, Сергей послал все подальше, и завалился с книжкой на диван, решив почитать пару часов, а потом ехать встречать Катю…

Вечер этого дня прошел удивительно спокойно, тихо, мирно и по-домашнему. О вчерашней размолвке супругм не вспоминали, наоборот, обсуждая субботнее торжество Бориса и Лена. Катя мерила свои платья, сокрушаясь, что они все ей стали малы в талии, а потом махнула рукой, вытащила из глубин шкафа широченный льняной сарафан, одела его прямо поверх пушистого, белоснежного свитера с большим, толстым горлом, повернулась, отчего подол сарафана разлетелся веером, подмигнула мужу:

— Ну как?

Воронцов усмехнулся, показал большой палец:

— Ты сейчас похожа на канадскую хиппи!

— А почему на канадскую?

— Потому что там холодно, а ты в свитере!

— Мне можно, я беременна! — улыбнулась Катя: — Мне сейчас можно хоть в шубе спать, лишь бы не застудить ничего, не о себе забочусь!

Уже ночью, засыпая, Сергей вдруг ни с того, ни с сего вспомнил Катин рассказ про мужа своей одноклассницы, биохимика, который повесился после загадочного телефонного звонка.

«В Питере, в гостинице, тот бедняга тоже окончил жизнь самоубийством! Но почему, черт побери, мне все время кажется, что все это — звенья одной цепи?», — тоскливо подумал Сергей, и чтобы отвлечся и заснуть, начал считать слонов, но выходило это у него плохо — каждый представленный в уме слон выгибал хобот, изображая знак вопроса, словно спрашивал: «Почему? Почему? Почему?». С тем Воронцов и уснул…

Следующий день, а как и все остальные на той неделе, прошли спокойно, серо, но зато без проишествий и неприятных сюрпризов. В пятницу Сергей съездил за подарком молодоженам — они с Катей решили преподнести Борису и Лене микроволновку, последнюю модель, со встроенным тостером, режимом гриляции и ещё кучей всяких кнопочек и таймеров. Тянула такая штука на добрых полтысячи долларов, но Воронцовы решили, что во-первых, на друзьях экономить нельзя, а во-вторых, дешевые подарки на свадьбу вообще дарить не прилично!

Пятничным вечером дома царил предпразничный ажиотаж. Катя гладила, отпаривала, что-то подшивала, меряла, укладывала себе волосы и так, и эдак, постоянно требуя от Сергея оценки её стараний. Воронцов, спокойно, чтобы не попасть под горячую руку, лежал на кровати и читал, а вопросы жены отвечал очень искренне, хотя и односложно: «Неподражаемо, Катюха! Блеск!».

Легли в тот вечер Воронцовы поздно, и на следующий день чуть было не проспали. Лихорадочные сборы, завтрак на ходу — там, после наедимся, и спустя двадцать минут они уже ехали в метро на Курский вокзал.

Разумеется, в этот день их никто не встречал, и Сергею пришлось тащить довольно тяжелую микроволновую печь через сугробы одному. Они с Катей, чтобы не раскрывать тайну прежде времени, упаковали яркую коробку с микроволновкой в миллиметровку, рулон которой Воронцов уволок из своего проектного института ещё год назад, по принципу: «С паршивой овцы хоть шерсти клок!», тщательно заклеили скотчем — пусть молодожены видят, что подарок для них есть, но о содержании узнают в самый подходящий момент, все же сюрприз есть сюрприз!

В доме у Бориса царила кутерьма. Народу было не много — сестра жениха Света с двумя соседками священнодействовали на кухне, невеста, ещё не в праздничном наряде, то и дело кидалась им помогать, но её вежливо и твердо выпроважевали: «Успеешь еще, накухонничаешься!».

Сам жених и несколько его приятелей, без дам, сидели наверху, смотрели «видик» и ждали звонка на мобильный телефон Бориса от водителей заказанных на торжество машин. На столе стояло блюдо с фруктами и початая бутылка коньяка.

Сергей оставил Катю внизу, с невестой, которая сразу потащила подругу в комнату — показывать свадебное платье, а сам поднялся наверх.

— О, а вот и свидетель! — радостно закричал Борис, потом обратился к гостям: — Знакомтесь, Сергей Воронцов, мой лучший друг и коллега… в нектором смысле! И наш свидетель со стороны невесты!

— А почему я свидетель со стороны невесты? — удивленно спросил Сергей, после того как поздоровался со всеми и присел на кровать рядом с Борисом.

— Потому что со стороны невесты должен быть мужчина, а со стороны жениха — женщина, принцип «мальчик-девочка, мальчик-девочка»! Понял? Традиция такая! Апперетивчик не желаешь? — Борис кивнул на коньяк: — Регистрация у нас только в два, соскучишься к тому времени!

Сергей улыбнулся:

— Ну давай, чтобы не скучать!

Наконец, позвонили из фирмы, предоставляющей машины. Свадебный эскорт уже выехал, и к часу должен был быть на месте.

— Ну слава Богу, а то я уже начал волноваться! — облегченно вздохнул Борис, и отправился вниз, сказать сестре и Лене, что все в порядке.

Из сидевших в комнате парней Воронцов не знал ни кого, но одно лицо показалось ему чем-то знакомым. Изподволь разглядывая этого человека, где-то его одногодка, высокого, бородатого, наверно, археолога, из Борисовых институтских друзей, Воронцов все вспоминал, где же они с ним встречались, а потом вспомнил — в «КИ»-клубе! Этот бородач, а с ним ещё один, маленький, разкочегаривали артельный самовар перед чаепитием!

«Вот уж действительно, Борька прав, наш шарик круглый и маленький!», — подивился Сергей, и решил при случае познакомиться с «самоварных дел мастером» поближе.

Сидящих наверху парней, по-народному, «дружок», в борьбе со скукой уговоривших уже бутылку коньяка, позвали вниз — перекусить, а перед этим помочь расставить столы в «горнице», как Борис назвал огромную террасу, пристроенную у дому со строны огорода.

— Прохладно тут! Зябко даже, я бы сказал! — повел плечами Воронцов, оказавшись на террасе вместе с Борисом — они несли один из столов.

— Ничего, плясать будут чаще! — рассмеялся Борис: — Давай, заноси вон туда! Ага! Слушай, ты за Катьку волнуешься? Я-то, олух, и не подумал, что ей на холоде вредно… А, ладно! Мы ей Светкину медвежью шубу дадим! Ты не видел ее? О, брат, там такая шуба! Пойдем, покажу!

В час, как и было обещано, приехали машины. Сергей выглянул в окно и не удержался, фыркнул:

— Ну ты даешь! Это что, в Кремле теперь в аренду сдают?

Под окном, на чистом снегу стояли и сияли хромированными деталями на фоне черных полированных корпусов три шикарные «Чайки», огромные, длинные, с флажками на крыльях.

— А где кольца на машинах, ленты и пластмассовый пупс на бампер? — подколол друга Сергей.

— Ну что уж мы, совсем урла какая-нибудь? — обиделся Борис: — Эти-то флажки остались только потому, что если их вывинтить, дырки будут видны, некрасиво! А что касается «Чаек», так это у Ленки идея-фикс, с дества! Хочу, говорит, когда будет моя свадьба, чтобы все машины были только «Чайки»!

— У неё же была уже один раз свадьба! — брякнул Сергей, но Борис не прореагировал, наоборот, расцвел:

— Она говорит, что на той свадьбе «Чаек» не было, поэтому она не считается, и брак получился такой… неудачный! Ну, ты же понимаешь, после таких слов я просто обязан был в лепешку расшибиться, но «Чайки» обеспечить!

Договорить они не успели — примчалась счастливая Лена, повисла на Борисе, едва не плача от радости — одно дело знать, что будут, а совсем другое — увидеть у себя под окном роскошные авто!

А потом началась обычная свадебная суматоха! Время поджимало, пора было ехать в загс, но тут, как всегда, то паспорта забыли, то сестра жениха не успела одеться, то ещё что-то, словом, когда машины отъехали от дома, водителем пришлось нажать на газ, и черные «Чайки», вздымая снег, в блеске собственного величия вихрем пронеслись по улицам поселка и остановились у двухэтажного здания загса.

Там как раз закончилась регистрация предыдущей пары, и гости с другой свадьбы, не успевшие рассесться по своим машинам, открыв рты, наблюдали за великолепным кортежем.

Официальная часть длилась не долго, Сергей, бывший последний раз в загсе на собственной свадьбе, в те, ещё советские времена, приятно удивился, не услышав длинных и нудных пожеланий крепить ячейку общества, мораль и нравственность, быть образцовой семьей, и так далее… Не поздравляли молодоженов и депутаты местного совета, а на их с Катей свадьбе, вспоминал Воронцов, депутат, старый, практически беззубый дед-фронтовик плел что-то на тему «плодитесь и размножайтесь» чуть не полчаса!

Покончив с необходимыми формальностями, молодые под звуки «Полета Валькирий» Вагнера — Лена не захотела выходить замуж под тривиальный марш Мендельсона — вышли из здания загса, выпили вместе с гостями по фужеру шампанского и расселись по машинам. Предстояла одна из главных свадебных забав — катание!

Гостей было вообщем-то не много, человек десять со стороны Бориса, две девушки-художницы со стороны Лены, Воронцовы и Светлана с ребятишками. В большие семиместные «Чайки» уместились все, и кортеж, гудя и бибикая, бабахая петардами и хлопушками из окон, устремился по главной улице поселка.

Воронцовы, как свидетели, сидели в одной «Чайке» с женихом и невестой. Борис, едва уселся на широком заднем диване, сразу обьявил водителю маршрут:

— Прямо, до водокачки, потом первый поворот налево, и по прямой километров пять, в гору! Там остановимся, я скажу, где!

— Куда ты собрался нас завезти? — удивился Сергей!

— О, Серега! Там есть одно местечко… Закачаешься! Красота необыкновенная! Я когда ещё пацаном был, загадал — если женюсь в своем родном поселке, после загса обязательно поедем сразу туда! Там… Ну я не знаю, хорошо там!

Счастливая невеста, а точнее, уже жена, только сверкала глазами из-под огромного, снежно-белого букета роз. Свадебное платье Лене шили какие-то её знакомые кутюрье, из этих, у которых «визажист — это сексуальная ориентация», но дело свое они «добре» знали, и это очень оригинальное творение, нежно розовое, пышное, «богатое» сверху, и узкое, облегающее снизу, как нельзя лучше гармонировало с синими Лениными глазами и розами.

Катя, чувствовалось, завидовала невесте — ещё бы, такая свадьба! Как и обещал Борис, Кате была выдана огромная, мохнатая медвежья шуба, чтобы не дай Бог, не застудить Воронцова-иладшего, или Воронцову-младшую, врачи так и не смогли до сих пор точно определить пол будущего ребенка.

«Чайки» мчались по белой, ровной, как стрела, дороге, давно уже оставив позади поселок. Вокруг расстилался прекрасный зимний пейзаж — заснеженные поля, темный лес вдали, силуэт церквушки на фоне очень светлого, голубовато-белого, бездонного неба. Бешенное, морозное солнце било прямо в глаза, и всем приходилось жмуриться, но все равно, штор никто не опускал, да и как можно было зашторить такую красоту!

Дорога постепенно забирала вверх, стеной подступил с двух сторон лес, в салоне «Чайки» стало темно от заслонивших солнце деревьев, потом подьем кончился, лес вдруг отступил, и машины вырвались на залитый солнцем, ослепительно блистающий заснеженный косогор.

— Стоп, машина! — скомандовал Борис, распахнул дверцу, помог Лене выйте, подвел её к краю дороги, махнул рукой:

— Ну как, нравиться?

Перед ними расстилалась огромная, уходящая на восток речная долина. Река, летом, видимо, не большая, зимой, покрытая снегом, скрывающим очертания берегов, казалось огромной, широкой и могучей в своей спящей красоте. Величественные сосновые боры возвышались на правом её берегу, левый уходил к горизонту плоской равниной, на которой то здесь, то там росли громадные, раскидистые дубы.

Кое-где у реки из снега торчали сухие метелки камыша, а на ровной, не тронутой белой скатерти снега виднелась аккуратная цепочка лисих следов.

Катя прижалась к Сергею, прошептала в ухо:

— Вот так живешь всю жизнь в столице России, а саму Россию увидишь вдруг только на тридцать четвертом году жизни! Господи, хорошо-то как!

Подъехали чуть отставшие две остальные машины. Гости выходили из салонов и все, как один, ахали! Мать честная, красотища! Радостный воплощению своей мечты Борис отобрал у кого-то из знакомых видеокамеру, снял Лену на фоне заснеженной реки, потом схватился за фотоаппарат, но тут вмешался Воронцов:

— Борька, ты же жених! Вернее, уже муж! Иди к молодой жене, я вас сниму!

— Э-э-э! Позвольте мне, вы же тоже не последнее лицо на свадьбе — свидетель! — раздался вдруг над ухом Воронцова низкий бас. Сергей повернулся и увидел склонившегося над ним того самого бородача, с которым он хотел познакомиться.

«Удачно!», — подумал Воронцов, отдавая фотоаппарт: «Будет теперь повод заговорить!».

Нафотографировавшись, выпив, кто шампанского, кто водочки, порядком замерзшие гости вернулись на свои места в машинах, и кортеж лихо понесся назад, в местную церковь, венчаться…

В церкви, пока молодой батюшка, больше похожий на рок-музыканта в рясе, выполнял все необходимое, Воронцов заскучал. Ему почему-то с дества не нравилось в церкви, запах ладана, горящих восковых свечей и общая атмосфера таинственного, внеземного, божественного внушали Сергею какой-то страх, похожий на страх смерти.

— Венчается раба божия Елена и раб божий Борис… — хорошо поставленным голосом тянул батюшка, а Воронцов внутренне сжимался, держа над головой невесты тяжелую венчальную корону.

Из церкви поехали домой, пировать. У дома молодых уже ждали старушки-соседки, Светлана на правах старшей родственницы вынесла икону, Борис с Леной поцеловали скорбный лик богородицы, потом начались всякие народные обряды, типа ломания каравая хлеба — кто больше отломит, тот и будет хозяином в доме.

Наконец Борис подхватил жену на руки и под восторженные крики гостей внес её в дом. Все гурьбой повалили следом, рассаживаться за накрытыми столами в «горнице».

В общей кутерьме Катя случайно столкнулась с бородатым, узнала его, а он — её. Оказалось, что Володя — давний завсегдатай «КИ»-клуба, и одновременно друг Бориса по давней работе в НИИ Архивного Дела. О Сергее он много слышал от Епифанова, а когда узнал, что знаменитый Воронцов — муж его одноклубницы Катеньки, удивлению Владимира не было предела…

Свадебный стол поражал изобилием. Запеченные поросята, гульчахра из курицы, пельмени, несколько сортов грибов, салаты, заливное мясо, красная рыба, икра…

«Борька с Ленкой угрохали на свадьбу все свои сбережения, да ещё и занимали, наверное!», — подумал Воронцов, усаживаясь, как положено свидетелю, справа от невесты.

И пошла гулянка! Звучали тосты, бухали в потолок пробки шампанского, гости азартно кричали «Горько!», дарили подарки… На террасе было прохладно, и после горячего все полезли из-за стола плясать, и выплясывали при этом так, что половицы гнулись, а на столе подпрыгивали рюмки. Приглашенный из Дома Культуры баянист отмотал все пальцы, пытаясь угодить всем, кому — рок-н-ролл, кому — барыню, кому — частушки…

Потом пели хором, в основном Света с соседками, и все больше русское народное, да какое-то самобытное, неизвестное, Сергей только удивлялся. И опять — поздравляли молодых, опять плясали, выбегали на улицу играть в снежки, и снова садились за стол…

Часам к девяти вечера «сменили обстановку» — невеста собственноручно зажгла свечи, свет на террасе потушили, откуда-то появилась гитара, и пошли более знакомые песни: Высоцкий, Розенбаум, Никитины, Цой, Науменко, Гребенщиков…

Гитара гуляла от одного исполнителя к другому, даже сама невеста «тряхнуло стариной», исполнив свою любимую «Черную кошку». Сергей, к музыке относящийся, как говориться, «с любовью и уважением», с удовольствием слушал, подпевал, заказывал новые песни — его-то природа обделила и слухом и голосом.

Неподалеку от Сергея сидел смуглый, чернявый парень, гость со стороны Бориса, всю свадьбу хмуро крививший губы. На волне всеобщего застольного братства его не веселое лицо как-то больно резануло Сергея по глазам, и он крикнул чернявому:

— А ты что такой кислый? Петь-играть можешь?

Парень словно бы отвлекся от своих мыслей — улыбнулся застенчивой, хорошей улыбкой и кивнул — могу!

— Гитару сюда! — зычно крикнул уже изрядно принявший «на грудь» Воронцов. Дали гитару. Чернявый провел рукой по струнам, запрокинул голову, и вдруг выдал резкий, рубящий ритм, дергая струны всей пятерней, а потом высоким и одновременно хриплым голосом запел:

Поставте памятник Свободе.

Прекрасной деве, идеалу.

Мерилу чести, патриотке,

Так уважающей себя.

Из мрамора адреналина,

В зеленой тоге алкогольной,

С отечной близостью инфаркта

Взойдет на пьедестал она.

Ее прекрасные ланиты

Вцелованы в гнилые десны,

А девственность молочных желез

Удостоверит силикон.

Глаза Свободы — словно небо.

Зрачки — дымы канцерогенов.

А губы алые Свободы

Подобны дикторам ЦТ.

Она ногою горделиво

Стоит на цоколе гранитном,

Миниатюрными ступнями

Обута в тапочки «Симод».

В руках Свобода держит факел,

Воспоминанье Нюренберга.

И сотни тысяч наркоманов

Прикуривают от него.

И вьется над её главою,

Подстриженной под Аль Капоне,

Прекрасный вестник мира — голубь,

Кричащий почему-то: «Карр!».

Вы восторгайтесь вашей девой,

Ведущей вас к счастливой жизни,

Но не забудте, замуруйте

В бетонный пьедестал меня!

И столько было горечи, ярости и злости в этой диковенной песни, что притихли невольно гости, смолк «веселия глас», а Сергей почувствовал себя виноватым — не надо было трогать человека!

Парень, допев, ни на кого не глядя, сунул гитару своему соседу и молча, на ходу вытаскивая сигареты, вышел на улицу.

На секунду воцарило молчание, но свадьба есть свадьба — уже мгновение спустя запищал, а потом вдруг грянул всей своей мощью баян, гости засмеялись, снова установился «рабочий» застольный гомон, когда все говорят, но никто не слушает, а общее настроение и спиртное быстро выветрили из головы Сергея воспоминания о злой песни чернявого…

В разгар праздника Сергей вышел покурить на крыльцо и столкнулся там с бородатым Владимиром, тоже стоящим с сигаретой в руке. Сам Воронцов уже слегка захмелел, Владимир тоже был навеселе, и пока они курили, разговорились… Володя оказался прекрасным собеседником, умным, ироничным, имеющим на многие вещи свою, оригинальную точку зрения.

Говорили о разном, пока Сергей не спросил, что думает Владимир о «КИ»-клубах, о их назначении сейчас и в будущем.

— Знаешь, Сергей, я тебе так скажу! — Владимир закурил вторую сигарету, выпустил струю голубоватого дыма в морозных вечерний воздух: — «КИ»-клубы сейчас для людей вроде меня — единственная отдушина! С приходом новых времен старые связи разрушились — кто-то из бывших друзей стал «новым русским», кто-то спился, как говориться, «…иных уж нет, а те далече!». С новыми людьми сходиться в моем, к примеру, возрасте уже трудно, а в клубе я могу общаться, могу говорить с массой совершенно мне не занкомых, и от этого ещё более интересных людей! Вот что меня в первую очередь влечет туда!

— А как же идея всеобщей и повальной интеллектуации? — спросил Сергей, искоса глядя на Владимира.

— А, ты о программной речи Наставника? — улыбнулся тот: — Понимаешь, не все так буквально! Я вообще, честно говоря, считаю, что это все бред! Но они настроены достаточно серьезно, у них даже есть какие-то планы относительно использования достижений НТР для реализации своих планов…

— То есть? — не понял Воронцов.

— Ну, я сам толком не знаю, я не специалист в психологии и электронике, но как-то Наставник обмолвился, что если бы был создан такой аппарат, способный дистанционно влиять на человеческий мозг, разтормаживая в нем зоны, отвественные за интеллект, память, чувство прекрасного, то он бы посвятил всю свою жизнь тому, чтобы облучить все население России, и даже мира! Ну, понятно, бред, фантазии, высокие слова, пафос и так далее, поговорили и забыли… Но чем-то они действительно занимаются, у них есть какой-то Фонд, не то поддержки, не то возрождения отечественной науки, так они там работают по нескольким направлениям, я от клубовцев слышал. Что-то, связанное с наннотехнологиями, с химией, с лазерами и компьютерами. Так что, «КИ»-клубы — это не только теория и трепология, но и практика! Я, честно сказать, если бы мне предложили, сам бы пошел в какую-нибудь «шарашку», хоть за колючую проволоку, лишь бы была интересная работа!

— Но это же… нарушение этих… прав человека! — возмутился Воронцов: — Каждый должен сам, свободно выбирать, чем заниматься, и отстаивать свой выбор! И… добиваться его ре-ализации!

Владимир улыбнулся, развел руками:

— Для этого надо быть сильным, целеустремленным, как говориться, словом, борцом за свое счастье! Но не все же — борцы! Все равно, я думаю, все это только слова, и ничего больше! Слушай, пойдем в дом, холодно!

Свадебное застолье закончилось аж за полночь. Местные гости разошлись по домам, приезжих оставили ночевать — места в большом доме хватило всем. К концу веселья Сергей основательно набрался и проснувшись утром, смутно помнил не только финал гулянки, но и даже середину веселья.

Утром, закусив остатками вчерашнего изобилия, Воронцовы ещё раз поздравили молодых, наказали приезжать в гости, и отправились к платформе, ждать электричку.

Сергей чувствовал себя отвратительно, Катя только посмеивалась, глядя, как муж страдальчески возводит глаза к небу, сетуя на то, почему же он вчера так превысил свою норму…

По дороге домой Воронцов купил себе пару бутылок пива, и едва они переступили порог квартиры, выпил залпом одну и завалился спать, а проснулся уже вечером, когда за окнами стемнело.

Теперь, выспавшись, Сергей чувствовал себя значительно лучше, исчез противный звон в голове, перестали дрожать руки, и он поплелся на кухню, где Катя что-то готовила — перекусить.

Жена встретила Сергея ехидной улыбкой, однако без слов налила ему полную тарелку наваристого куриного супа с клецками. Воронцов поел и почувствовал себя совсем хорошо.

Вчером, лежа в постели, Воронцовы делились впечатлениями о свадьбе друзей. Катя откровенно завидовала молодоженам, Сергей только посмеивался, а про себя тоже думал: «Да уж, Борькина свадьба — это праздник на всю жизнь! А мы, когда женились, радовались, что ящик шампанского смогли достать!».

— Кать! — обратился он к жене: — А может, переженимся? Мы же официально с тобой ещё в разводе!

— Шутишь? — прищурилась Катя.

— Вполне серьезно! Давай сходим в загс и подадим заявление! Чтобы все было честь по чести!

— Да нас же там засмеют! Скажут, вы что, офанарели, молодые люди? Только полгода назад развелись, а теперь снова женитесь!

— Да наплевать, что они скажут! — Воронцов неожиданно для себя раскипятился, и приподнявшись на локте, посмотрел на жену:

— Вот сын у нас родиться, так что же, он будет безотцовщиной?

— Ну мы же вместе живем! Потом, как нибудь, поставим штамп, что мы женаты! И почему ты все время говоришь, что у нас будет сын? Я хочу дочурку!

Сергей махнул рукой, снова лег, и глядя в потолок, сказал:

— А заявление мы с тобой все же подадим, на следующей же неделе!

На том разговор и кончился, и уже засыпая, Воронцов вдруг отчетливо вспомнил свой вчерашний разговор с бородатым Владимиром, и его слова о том, что многие ученые готовы идти «в неволю», лишь бы их оградили от «прелестей» современного бытия.

«А не существуют ли подобные «шарашки» на самом деле?», — подумал вдруг Сергея: «И тогда, в Питере, те трое странных «психов»… Что же за таинственная организация — эти «КИ»-клубы или как там говорил Владимир — Фонд по поддрежки и возрождению? Получается, в нашей стране есть «микромир» ученых, пашущих неизвестно на кого, и все попытки вырваться, уйти из-под контроля заканчиваются для «добровольных» рабов от науки весьма плачевно? Да ну, бред какой-то! Пошуметь, поговорить, повозмущаться все эти интеллигентные зануды ещё могут, но чтобы организовать такое?! Нет, просто совпадение! Ерунда!».

С тем Сергей и заснул, а во сне ему привидился кошмар: бледный, как стена, Борис бежал куда-то по длинному коридору, а в руках его бился и кричал крохотный, окровавленный младенец, м Воронцов знал, что это его сын, и что если Борис не успеет передать ему ребенка, случиться что-то ужасное!

Сам Сергей стоял у лифтовой шахты, раненный в ногу, и не мог побежать на встречу Борису, а по коридору вслед за бегущим с ребенком на руках человеком уже катилось облако багрового, яростного пламени.

— Борька, быстрее! — закричал Воронцов, пытаясь сделать шаг на встречу другу, но ноги не шли, словно прикованные к полу, а пламя уже настигало Бориса, и он вытянул руки, пытаясь дотянуться, передать, спасти крошечное создание…

Воронцов резко, как от удара, проснулся, весь в холодном поту, с трудом распутал завернувшиеся в сбившуюся в простыню ноги, сел на кровати, очумело крутя головой.

«Во блин! Присниться же такая ахинея!», — прислушиваясь к бешено стучащему сердцу, подумал Сергей, посмотрел на мирно сопящую во сне жену, сходил на кухню, попил воды, вернулся, глянул на часы — половина четвертого, лег и снова уснул, на этот раз спал спокойно, без сновидений…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Много неясного в странной стране…»

В.Высоцкий. Из песен к спектаклю «Алиса в стране чудес»

В понедельник ближе к вечеру неожиданно Воронцову позвонил Урусов. Голос у полковника был радостный, да и новости тоже. После того, как они поздоровались, Урусов с ходу обьявил:

— Ну что, Сергей Степанович, поздравляю вас, а вы поздравте нас! Одно, как говориться, дело делаем!

— Вы их поймали? — спросил Сергей, затаив дыхание.

— Ну, не совсем поймали… Но мы, мы — я имею в виду наш отдел и моих коллег! вышли на всю их… структуру, назовем это так, взяли все их оборудование, оружие, ну и нескольких человек…, к сожалению, м-м-м… не живых! Ну, что-то я разговорился, да ещё по телефону! Значит, так! Сегодня вечером мы вернем всех сотрудников института их семьям, а завтра — нормальный рабочий день, так что ваш Пашутин будет ждать утром, как обычно! Ну, все, до свидания, желаю удачи!

— А кто ОНИ такие? — крикнул Сергей в трубку.

— Пока ничего определенного ответить не могу — государственная… коммерческая тайна! — неожиданно ответил Урусов и положил трубку.

Утром следующего дня Воронцов, как обычно, в половине девятого стоял у двери Пашутина. Игорь открыл, впустил телохранителя, они обменялись рукопожатиями.

— Ну как отдохнул «на даче»? — весело спросил Сергей, усаживаясь на стул в Пашутинской комнате.

— Да опупел я там от безделья! — махнул рукой Игорь, надевая рубашку: — Теоретикам-то хорошо, им «ноут-буки» раздали, они и айда «клавами» щелкать, а мне без моего прибора что делать! А сроки поджимают, сам знаешь, две недели осталось, а у меня ещё столько заморочек с контурами… Вообщем, поехали быстрее в институт!

В институте их встретили усиленные наряды охраны и на внешней проходной, и внутри самого здания.

— Видал, как нас теперь охраняют! — кивнул Пашутин, предьявляя очередному охраннику, вооруженному автоматом, свой пропуск.

В лаборатории уже вовсю трудился Саня Кох, что-то ожесточенно набивая на компьютере. Вокруг, на стеллажах, мигали индикаторами диковенные приборы, светились зеленоватыми круглыми экранами осцилографы, пикали детекторы, жужали процессорные блоки…

— Вот она, моя электронная могила! — радостно заорал Пашутин, и устремился в глубину лаборатории, к своему столу. Воронцов усмехнулся, поздоровался с Кохом и остальными сотрудниками и уселся на свое любимое место рядом со входом, доставая из сумки книгу. Работа началась!

Времени на завершение доводки прибора действительно оставалось мало, и вся лаборатория «пахала» в поте лиц, пытаясь успеть к сроку. Пашутин написал начальнику отдела сведения докладную, в которой обосновывал необходимость сверхурочной работы, получил добро, и теперь вместе с Кохом, и Воронцовым, разумеется, сидел на работе иногда и до десяти вечера.

Сергей продолжал выполнять свои обязанности телохранителя, но чувствовалось, что реальная угроза, почти физически ощущавшаяся до этого всеми сотрудниками НИИ, исчезла. Лишний раз это подтвердило и то, что с проходной и внутренних контрольных постов исчез в одно прекрасное утро вооруженный персонал. Расщупкин, встреченный Сергеем в столовой, пока они двигались с подносами к кассе, рассказал, что опергруппе ФСБ удалось накрыть виновников всех их бед прямо на их «штаб-квартире», только во время перестрелки все «террористы» погибли, словно бы специально подставляясь под пули. Зато оперативникам досталась аппаратура, оружие, и планы института.

— Они чуть-ли не взрывать здание собирались! Видимо, все же конкуренты! — усмехнулся Николай, заканчивая свой рассказ.

— А кто такие, установили? — спросил Воронцов, двигая свой поднос.

— Заказчиков — нет, а исполнителей — легко! Это «бывшие»… — махнул рукой Расщупкин: — У нас так называют тех, кто бросил службу во всяких спецподразделениях, и МВД, и наших, и подался в криминал, бабки зарабатывать! У нас сейчас в конторе все проблемы в основном из-за них, они же — профессионалы, такие же, как и мы! Вот и приходиться… бить своих, чтобы чужие боялись!

Где-то в центре Москвы…

Маленький, лысый человек, сидящий за одной из сторон треугольного, аспидно-черного стола, радостно потирая руки, сказал, ни к кому специально не обращаясь:

— Ну-с, господа, все идет отлично! Наше же поражение мы смогли обернуть почти победой! Поздравляю, и в первую очередь вас, Дмитрий Дмитриевич! Теперь, когда мы полностью ушли от преследования «глубинников», подбросив так ожидаемую ими наживку, нам предстоит самое важное. И вот что я решил в этой связи: я сам, лично разработаю план захвата Прибора! А вы, Андрей Сергеевич, предоставите мне все необходимые материалы! А вы, Дмитрий Дмитриевич, выделите мне две группы ваших людей, «04-ую», и «09-ую»! Да, я знаю, что они работают по другой теме, но для нас сейчас нет темы важнее, чем ЭТА! Вы меня поняли? И ещё — срочно, прямо завтра пришлите мне Осу и Окуня! Да, для личной встречи!

Теперь о остальных делах: все превентарии с понедельника перевести на режим ожидания, персонал и превенторов рассредоточить, группам охраны в случае возникновения каких-либо осложнений уничтожать превентарии и уходить!

В низовых структурах резко усилить агитационную работу! Всех активно настроенных привлекать к сотрудничеству, вплоть до прямой вербовки! Наступает решительный момент, господа, и я думаю… Я думаю, к Международному Женскому Дню мы сможем наконец начать претворение нашего плана в жизнь! Далее тянуть просто невозможно, господа! Ситуация в государстве сейчас критическая, очередной кризис власти налицо, но уже завтра все может измениться, власть усилит свои позиции, и мы упустим время! А по сему, за работу, господа!

Прошла ещё одна неделя. Зима мало по малу сдавала свои позиции, в воздухе ощутимо пахло сырым снегом, капелью, мокрыми голубями, солнцем… Словом, наступала весна!

В один из промозглых, туманных вечеров Пашутин засиделся над своим детищем дольше обычного. Сергей пару раз окликал его, но Игорь односложно отвечал: «Сейчас, сейчас!», однако никаких попыток прервать работу не делал.

В лабораторию уже несколько раз звонили из «первого отдела» и интресовались, как скоро гражданин Пашутин намерен сдать им числящийся за ним в работе обьект номер 15-278? Игорь что-то кричал в трубку, доказывал, что у него есть разрешение, и снова садился к столу. Воронцову все это надоело, и он ушел курить в коридор.

Сергей не успел выкурить и половины сигареты, как вдруг мимо него стремительно прошел Игорь, держа в руках спецконтейнер с прибором.

— Сдавать пошел? — крикнул Сергей, кидая окурок: — Погоди, я с тобой!

— Дак ладно, Сергей, брось, тут же все на одном этаже! Что со мной сделается?

— Ну, сделаться-то может и ничего не сделается, но порядок есть порядок, да и сигарету я уже выкинул! — улыбнулся Воронцов, догоняя электронщика.

В хранилище хмурый дежурный, которого они оторвали от телевизора, принял контейнер, открыл его, удостоверился, что прибор там, закрыл металлическую крышку, вставил в ушки по краям контрольные магнитные зажимы, опечатал их, и убрал контейнер на верхнюю полку огромного, с отъезжающей по специальной рельсине толстенной дверью, сейфа.

— Чик-трак, все в домике! — вспомнил детское присловие Воронцов: — Кто не спрятался, я не виноват!

— Ты чего? — удивленно воззрил на телохранителя Пашутин.

— Ничего, настроение хорошее! Ну что, поехали домой, что ли?

— Ага! Погоди, я только «дипломат» в лаборатории захвачу и поставлю все на сигнализацию!

— Что же ты сразу-то? — удивился Воронцов: — Забыл?

Пашутин молча кивнул. Они вернулись к дверям своей лаборатории, Сергей подождал в коридоре, пока Пашутин забирал свой «дипломат» и включал сигнализацию, потом они двинулись по темной, гулкой лестнице вниз, к выходу, где их ждала машина.

Охрана на вахте приветственно помахала им руками — Пашутина и Воронцова знали в лицо все смены, кроме них в институте больше не было «полуночников». Сергей поднял руку в ответ, кивнул — открывай!

Молодой парень в черной форме и с беретом, засунутым под клапан на плече, нажал кнопку на пульте, зажужала, медленно отворяясь, внутренняя дверь, бронированная, с узкой бойницей посредине. Такую дверь по распоряжению Урусова поставили здесь две недели назад, когда полковник узнал о том, что готовился чуть ли не штурм здания.

Внешняя дверь, обыкновенная, наполовину стеклянная, тоже была заменена на более надежную, с пуленепробиваемым стеклом.

Воронцов и Пашутин спустились по ступенькам крыльца к одинокой «Волге», выделенной руководством института специально для Игоря. По инструкции, телохранитель должен был сидеть впереди, и Воронцову каждый раз приходилось выдерживать настоящую битву с Пашутиным, который все время норовил занять место рядом с водителем…

Наконец, расселись, и выехали за ворота…

Сергей, как обычно, проводил Игоря до двери. Было уже поздно, половина одиннадцатого, Элеонора Тимофеевна в такое время давно спала, и Пашутину пришлось открывать дверь самому. Он начал доставать ключ, и что бы «дипломат» не мешал, передал его Воронцову. Сергей взял чемоданчик за ручку и удивился изрядному его весу.

— Игорь, а что он у тебя такой тяжелый?

— Да у меня там… — неожиданно замялся Пашутин: — Ну, вообщем, я прихватил с работы кое-какие бумаги, поработаю ещё дома!

— Но это же запрещено! — Сергей даже осекся голосом от неожиданности: — Если «первый отдел» узнает, будет скандал!

— А что мне делать? На следующей неделе надо сдавать Прибор и все показатели и параметры должны быть в норме! Я не успеваю! Вот это будет — скандал, это точно! Тебе хорошо говорить, а у меня все полетит вверх тормашками, если я не сделаю эту работу вовремя! И карьера, и деньги, и перпективы — все! У меня в жизни больше не будет ТАКОГО второго шанса! Тех, кто вовремя не сдает свою часть работы по теме, у нас просто увольняют, как не справившихся! Серега, друг! Не говори никому! Я ещё несколько раз так сделаю, и потом все! Я же, в конце концов, беру только графики и таблицы, в них не специалист ногу сломает, а ничего не поймет! Ну, я очень тебя прошу!

Сергей знал, что не должен идти на поводу Пашутина, но в кой-то момент ему просто стало жаль парня. Игорь, расхристанный, в своем потрепанном пальтишке и стоптанных ботинках, стоял перед ним, как школьник перед грозным учителем, и просил дать ему возможность спокойно работать!

«А-а, ладно! Пусть себе корпит!», — решил Воронцов, а вслух сказал:

— Игорь, давай договоримся так: я ничего не знаю, ты мне ничего не говорил! Но… будь по-осторожнее, хорошо?

Пашутин расцвел, как майская роза, пожал Сергею руку:

— Спасибо! Большое спасибо! Если все получиться, с меня причитается!

Они попрощались, и Воронцов вернулся к машине — шофер обычно подбрасывал его к метро. Сергей ехал домой, а на душе было не спокойно, и даже не Пашутинские бумаги были тому виной. Что-то вдруг накатило на Воронцова, заставляя сердце сжаться, какое-то предчувствие беды…

Дома его ждала Катя, грустная и усталая. Она разогрела мужу ужин, и пока Сергей ел, рассказала, что сегодня была в клубе, и ей впервые там не понравилось. Все были какими-то озабоченными, Наставник выглядел раздраженным, появилось много неизвестных, новых лиц, в основном мужских, но эти новенькие отличались от обычных поситителей клуба.

— Понимаешь, Сережа, они… злые какие-то! Даже не злые, а… ну, я не знаю, как сказать… Как-будто мы все для них — глупые маленькие дети, а они взрослые, умные, сильные… Они нас просто не замечали! Ходили туда-сюда, иногда разговаривали с кем-то из мужчин, наших, «старичков», а к женщинам не подходили вовсе! Словом, я не понимаю, что происходит, но чувствую — ЧТО-ТО происходит!

Воронцов, как мог, утешил жену, постарался убедить её в том, что ей сейчас надо больше думать о ребенке, а не о клубе и его делах, но у самого Сергея этот разговор отложился, придав его тревоге какое-то новое звучание…

Где-то в центре Москвы…

— Ну-с, сударыня моя, приступим! — Учитель улыбался, говорил шутливо, однако сидящей за одной из граней аспидно-черного треугольного стола высокой, молодой и очень эффектной женщине было ни до шуток — ей было скучно.

— Главная ваша, я подчеркиваю, сударыня, именно ВАША задача — контроль за Прибором! Окунь и остальные обтяпают «боевичную» часть работы, вы же только снимите пенку!

Оса, слушая Учителя, щелкнула замочком сумочки, достала длинную дамскую сигарету, прикурила, выпустила несколько аккуратных сизых колечек, потом как бы невзначай пустила одно, маленькое и быстрое, сквозь них, с удовлетворением заметила, что Учитель отвлекся — она очень не любила, когда лысые и плюгавые мужчины разговаривают с ней в ТАКОМ тоне.

— Прекратите, сударыня! — Учитель поморщился, помахал в воздухе рукой, разгоняя дым. Оса сыграла в кроткость — потупила глазки, не глядя ткнула сигаретой в пепельницу и приняля позу «школьница-ляля на уроке», предано глядя совершенно честными и пустыми глазами на Учителя. Ей и так все было ясно, предстоящая операция виделась легкой и простой. Было лишь одно «но», «но» случайно знакомое и не опасное, «но» по имени Сергей Воронцов, не совсем профессиональное и не достаточно подготовленное.

— Вы выбрали «образ», сударыня? — задал вопрос Учитель и внимательно посмотрел в глаза одного из своих лучших агентов.

— Да, господин. Учитель. — Оса обожала выдерживать эту паузу, отчего её шеф бесился ещё больше. Что касается «образа», в котором предстояло работать, то тут она солгала. В «образе» главное — достоверность, а достоверности можно достигнуть, только если послушаться внутреннего голоса, синтуитивничать, причем непосредственно перед «работой».

— И какой же вы предстанете? — нетерпеливо спросил Учитель.

— Я предстану… амазонкой. На стальном коне! Разрешите идти, господин? Учитель?

Маленький лысыватый человек нервно дернул щекой и кивнул — да, мол, свободна. Оса встала, покачивая греховными бедрами, процокала каблучками к двери, и каждый локон её тщательно уложеных волос сообщил бы искушенному взгляду, что она прекрасно знает, о чем думает сейчас особь мужского пола, смотрящая ей вслед…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ