В. КиселевЗастава
— Все, приехали. Дальше некуда. Граница. — Солдат-первогодок Сергей Аблин остановил машину.
Первое очень острое чувство связано с тем, что налево можно и направо можно, назад — пожалуйста. А вот вперед нельзя. Там та же степь с метелками ковыля, шарами перекати-поля и блестящими пятнами солончаков. Морщинистый старик с белой как пух бородой клинышком, трусящий верхом на ишаке, за которым я наблюдаю в бинокль, очень похож на стариков, встреченных на пути к заставе.
Увы, не каждого соседа назовешь другом. И пока границы есть, их надо охранять. Каждую минуту и секунду. В любую погоду. Бдительно. Надежно.
Почему стал пограничником Иван Хижняк? Трудный вопрос. Даже сам лейтенант не может толком ответить на него. Традиции? Да нет. Не было в роду пограничников. Окончил Высшее пограничное военно-политическое училище. Попросился туда, где потруднее и обстановка посложнее. Попал на восточную границу и вот уже второй год несет здесь нелегкую службу. И не жалуется. И считает, что жизнь задалась.
Сложно говорить с Иваном Хижняком. Не потому, что неразговорчив он, замкнут или стеснителен. Наоборот, очень общителен. Но постоянно что-то прерывает нашу беседу. Это — застава. Здесь ничего нельзя оставлять «на потом». Если только сон… или очередной отпуск… или еще что-либо, относящееся к жизни личной… Ничто не должно отражаться на главной задаче: перекрыть участок границы, за который ответствен, так, чтобы никто не смог перейти его незамеченным — ни человек, ни зверь.
Это сказано не ради красного словца. Заметит наряд на контрольно-следовой полосе отпечаток человеческой ноги или копыта зверя — результат один: «Застава — в ружье!» И прочь все заботы, кроме одной — преградить, не допустить, успеть…
Двое суток держался без сна Иван Хижняк. На третьи не выдержал. Заснул во время фильма. Я не стал будить. Пусть поспит лейтенант. Ему необходимо отдохнуть хоть немного.
Дни в этих краях жаркие. Да нет, даже не жаркие. Знойные дни. Настолько, что уже к июню выгорает под солнцем начисто вся степь. На многие километры вокруг — лишь растрескавшаяся корка земли с серым пыльным ежиком высохшей травы да прожигающие подметку сапога раскаленные островки песка. Такого пекла не выдерживают даже старые толстые тополя. Сворачивают в трубочку и сбрасывают пожухлые листья. Так легче. А молодые деревца, высаженные вокруг заставы, все болеют который год, не могут прижиться, несмотря на то, что привозят им регулярно автоцистерну с питьевой водой.
Ночи в этих краях темные. Густую, плотную черноту не могут пробить даже по-южному крупные и яркие звезды.
Исчезают в темноте наряды, выходят на позиции прожекторы и радиолокационные станции. Граница не только просматривается с помощью приборов ночного видения, но и прослушивается. Это не просто. В наушниках постоянный треск от бьющейся о берег реки, шелеста травы, но опытный оператор по изменению звука определяет даже заячий скок.
Однако как бы ни совершенствовались приборы, помогающие человеку, без верного, испытанного помощника — собаки — пограничнику не обойтись.
На заставе собаки выглядят куда внушительнее, чем их четвероногие собратья, живущие в городских квартирах. Толстые шеи, бугры мышц перекатываются под шерстью. Огромные клыки обнажаются мгновенно, едва только подойдешь к вольеру.
Но есть люди, каждое слово которых закон для этих неукротимых зверей. Это вожатые служебных собак — пограничники с беспредельно развитым чувством самоотдачи, надежные друзья и просто смелые парни.
Когда я был на этой заставе, один из них, рядовой Игорь Козлов, совсем недавно начал службу.
Несколько лет занимался Игорь в Павлодарском клубе служебного собаководства. Хотел прийти на границу с воспитанной им собакой, но она не прошла по возрасту. Требования к пограничным собакам жесткие.
На заставе Козлову дали Айну, хозяин которой, отслужив положенное, уволился в запас. Айна тосковала. Отказывалась от пищи, слабела. Сердце какого собаковода, если он таков по призванию, выдержит в подобной ситуации?
И Игорь откинул крючок и вошел в вольер. С первого же раза. Посмотрев Айне в глаза, положил руку на загривок.
Есть на заставе и человек, который несет службу днем на наблюдательной вышке. Спозаранку припадает он к мощной оптике, вглядываясь в отведенный сектор обзора: урчит на поле трактор, пылит автомобиль, блестят на солнце отполированные мотыги крестьян, поднимаются дымки над трубами в селе. Но трактор — чужой, и автомобиль — чужой. И деревушка — не обычная деревушка, а сельхозрота. Все жители — ополченцы, регулярно проходящие военную подготовку, готовые по первому приказу стать под ружье.
Это понимает рядовой Юрий Изотов. Поэтому нет для него мелочей в малейшем изменении обстановки в секторе обзора.
Гражданская профессия у Юрия самая мирная — строитель. Военная тоже очень мирная — повар-хлебопек.
Хлеб он печет ночью. А днем, когда подойдет черед, стоит на вышке. Второе лето встречает на заставе Изотов. Он стоял на посту вчера, заступит сегодня и завтра. Чтобы вновь и вновь сменялись времена года. Чтобы счастливой была его девушка. Чтобы мир был в каждом доме.
А по другую сторону границы высятся сложенные из темного кирпича массивные мрачные башни. Настороженно поблескивают в бойницах стекла повернутых в нашу сторону приборов.
И сдерживаешь готовый сорваться вопрос: не приедается ли каждодневная служба, повторение одного и того же, не пропадает ли чувство границы, столь сильное вначале? Понимаешь, что ответ может быть лишь однозначным — нет!
Ни днем ни ночью не умолкает Москва. Даже сейчас, далеко за полночь, приносит она в мое открытое окно на двенадцатом этаже то стук каблуков по асфальту одинокого прохожего, то автомобильный сигнал. Я вслушиваюсь в голос ночной столицы и думаю о своих товарищах с заставы. Сейчас там ближе к утру. На границе — тишина. Как важно, чтобы она была мирной, а не тревожной.
Василий ВеликановСлучай на границе
С подъема начальник погранзаставы майор Киселев был в штабе. Чуть-чуть рассветало, где-то за стеной ритмично тукал движок, посылая электрический свет по проводам. После физзарядки солдаты умывались в туалетной комнате, весело переговаривались между собой, брызгались и смеялись. Дневальный Полюшкин, высокий сухощавый парень, подметал казарму и ворчал на своих товарищей, выбегавших из туалетной комнаты:
— Куда вы, погодите. Дайте порядок навести…
— А ты поживей бы поворачивался, медведь… — шутили над ним товарищи.
В штабную комнату стремительно вошел дежурный по части старшина Пономаренко, здоровенный, скуластый, и басом отчеканил:
— Товарищ майор, от сержанта Сивкова радиограмма…
Майор Киселев развернул листок бумаги и пробежал глазами короткое донесение.
— Объявите боевую тревогу и вызовите ко мне лейтенанта Белозерова.
— Есть, объявить тревогу и вызвать лейтенанта Белозерова.
Старшина Пономаренко сделал четкий поворот «кругом» и исчез за дверью. Вскоре послышалась зычная команда старшины:
— Застава-а, в ружье!..
…В штабную комнату вошел лейтенант Белозеров, среднего роста, круглолицый, коренастый.
— Товарищ майор, по вашему вызову лейтенант Белозеров прибыл.
Майор Киселев протянул ему донесение Сивкова.
— Ознакомьтесь, — и взглянул на ручные часы. — Сейчас пять сорок. Немедленно разъезду из трех конных под вашим командованием выехать в район Тихого ущелья — помочь Сивкову найти нарушителя. Возьмите с собой собаку. Задача ясна?
— Так точно.
— Выполняйте.
После ухода лейтенанта Белозерова майор Киселев вызвал радиста Веселова, протянул ему лист бумаги с текстом радиограммы:
— Немедленно передайте «Каме», «Оке» и «Волге». О приеме радиограммы доложите.
Через несколько минут всадники широкой рысью покинули заставу. А в эфир полетели тревожные радиограммы о том, что в ночь с первого на второе ноября нарушитель перешел государственную границу.
Уже совсем рассвело, а в ущелье было еще темновато. Небо заволокло серой пеленой туч.
След нарушителя петлял по склону горы, поднимаясь все выше и выше — к вершинам. Вероятно, этот человек умышленно следовал тяжелым, сложным путем — чтобы затруднить погоню…
Сивков привык ходить по горам, но от быстрого шага все же изрядно утомился. Теперь бы отдохнуть хоть пять минут. Однако слишком дорого время. Нарушитель может пересечь горы и уйти в лес, а там — и в большой город… Ищи-свищи его тогда. И как назло, напарник Воробьев вывихнул ногу и отстал… Одному труднее преследовать врага…
Вместе с собакой Сивков поднялся на небольшое голое плато и прислушался. Тихо. Огляделся по сторонам и взглянул вперед: метрах в семидесяти от него — большой кусок скалы, серый, голый, конусовидный. Как раз с той стороны тянул ветерок.
Марс оторвал нос от земли, приподнял черноватую длинную морду. Внюхавшись в струю воздуха, он рванулся вперед и ощетинился.
— Лежать! — тихо приказал Сивков и, упав на землю, спрятал голову за камень. Марс прижался рядом, вздрагивая от возбуждения. Большой и мускулистый, весь в злобном напряжении, он готов был решительно броситься на врага, спрятавшегося где-то совсем близко…
Можно подкараулить противника и сразить его меткой очередью или подползти и приглушить гранатой. Но лучше захватить живым. Через него можно размотать большой клубок замышляемых преступлений… Но как его взять живым?..
Вот, кажется, и выпал счастливый случай проверить своего Марса на обходной маневр. Как-то Сивков прочитал в газете, что на фронте у вожатого Корецкого собака Альфа, пущенная на противника, шла обходным путем по лощинам и набрасывалась на врага с тыла. «А почему бы и мне так не научить своего Марса?..» — задумался тогда Сивков. Много пришлось потрудиться ему в дрессировке Марса на обходной маневр. Обычно собак приучали действовать в непрерывной близости с вожатыми. Они бросались на нарушителя с фронта, прямо в лоб, и нередко погибали от первой пули врага. Сивков же научил собаку действовать и в отрыве от него — ходить на врага в обход.