Твой личный враг — страница 23 из 54

– Спасибо, мам, – говорю я. – Спасибо за все. Я поеду. Отдыхай.

Мама кивает, а потом ласково сжимает мою ладонь:

– Все будет хорошо, Мирослава. Обязательно.

Почему-то от ее слов к горлу подступает горький ком, а глаза наполняются влагой. В водовороте чувств, которые захлестывают меня в этот миг, мне отчаянно хочется верить маме.

* * *

Из роддома я еду в универ, чтобы проставить первый экзамен автоматом. Когда зачетка пополняется еще одной пятеркой, Саша присылает эсэмэску, что ждет меня в кафе неподалеку. Мы часто обедали там в перерывах между моими занятиями и его тренировками, но отчего-то сейчас я чувствую, что место выбрано неудачно. Слишком много хорошего связано с этим кафе, а мне бы хотелось провести этот разговор на нейтральной территории.

Я захожу в кафе и сразу замечаю Сашу. При виде склоненной над телефоном головы мое сердце болезненно сжимается, а внутреннее смятение усиливается.

Пока иду к столику, с тоской вспоминаю свою простую и ясную жизнь до каникул. Как-то так случилось, что за последние две недели я полностью потеряла свой путь. Заблудилась. Мама сказала, что в глубине души я знаю, как поступить, но я не знаю. На негнущихся ногах я двигаюсь навстречу Саше и понятия не имею, что ему скажу.

Заметив меня, он сдержанно улыбается и встает.

– Привет, – говорит он, неуклюже обнимая меня. Он подается вперед с явным намерением поцеловать, но я даже не успеваю подумать и действую на инстинктах – отворачиваю голову, так что его губы задевают только мою щеку.

Черт.

Я вспыхиваю и отвожу глаза.

После неловкой паузы Саша разжимает объятия, а я, внезапно ощущая себя последней дрянью, притягиваю его хмурое лицо к себе и легонько целую в губы.

– Как все прошло в Швеции? – спрашиваю я, когда мы усаживаемся за стол.

– Поживем – увидим. Пока никаких гарантий мне не давали, – он пожимает плечами.

– Уверена, тебя возьмут, – говорю я бодро, стараясь сгладить впечатление от скомканной встречи. – Ты же лучший бомбардир лиги.

– Мира, по всему миру таких бомбардиров сотни. Но не все заканчивают в НХЛ, – говорит Сашка непринужденно, но я хорошо его знаю и вижу по глазам, как отчаянно он желает пройти отбор.

К столику подходит официант и ставит перед нами чайник травяного чая и две чашки.

– Я заказал тебе салат с авокадо и креветками, как обычно. Но если ты хочешь еще чего-то… – Саша замолкает и как-то странно смотрит на меня.

– Спасибо. Салат с авокадо и креветками – то, что нужно.

Пока он разливает чай в чашки, я вновь думаю о том, насколько хорошо мы знаем друг друга. Повадки, вкусы, мечты – вот оно, все как на ладони. И поэтому еще больнее ощущать стену, которая неумолимо растет между нами. Я хотела бы ее сломать, но чувствую, что не могу. Это уже не зависит от меня.

– Мама ночью родила, – говорю я, стараясь заполнить возникшую паузу. – Представляешь, у меня теперь младший брат есть.

– Это здорово, – Саша искренне улыбается. – Не против, если я пошлю ей цветы?

– Почему я должна быть против? – я хмурюсь. – Маме будет приятно. Она в клинике в Лапине.

Он вновь пожимает плечами:

– Я, Мира, просто не понимаю, что за херня между нами происходит. Поэтому и спрашиваю.

Вновь повисает неловкое молчание. Тягучее, вязкое, плотное, как болото, в котором мы тонем.

– Помнишь, до поездки мы обсуждали идею съехаться?

У меня в венах стынет кровь, но я киваю. Мы действительно обсуждали это. Две недели назад от мысли, что мы с Сашей будем жить вместе, у меня за спиной вырастали крылья. А сейчас мне хочется спрятаться от его пронизывающего насквозь взгляда.

– Может, попробуем? – предлагает он, по-своему трактуя мое замешательство. – Эти дни я много думал обо всем и понял, что не хочу по глупости потерять тебя. Если ты готова оставить все в прошлом, то и я пообещаю, что забуду все, что произошло в Сочи.

– Саш, ну как же ты забудешь? – я качаю головой. – Нельзя взять и стереть из памяти последние две недели. Мне кажется, нам не стоит спешить.

– Ты все-таки с ним общаешься? – яростно выдыхает Саша, пока его глаза, превратившиеся в две узкие щелочки, настороженно изучают мою реакцию.

– Нет, Саш, не общаюсь.

– Тогда почему? Поясни, – говорит он уже спокойнее.

Я все еще не знаю, как сформулировать то, что я чувствую. Как оформить в связную речь тот рой разрозненных мыслей, который вертится в моей голове. Как сказать так, чтобы Саша меня понял.

Поднимаю на него глаза и несколько секунд просто смотрю. На маленькую родинку над правой бровью. На косой шрам на скуле, который остался от игрового столкновения. На плотно сжатые губы.

Саша ерошит волосы и посылает мне ответный взгляд, в котором смешались злость, сомнение и боль.

– Ты все еще моя девушка? – вдруг спрашивает он. Голос его низкий и требовательный. И я не могу лгать ему.

Закусив губу, я опускаю голову и часто-часто моргаю, чтобы не дать пролиться слезам, которые уже скопились в уголках глаз.

– Понятно, – цедит он, бросая вилку на тарелку с такой силой, что она отлетает на пол, а я испуганно вздрагиваю. – Ты точно все рассказала мне о той ночи, которую провела с ним?

Уточнять, что он имеет в виду, бессмысленно.

– Я не врала тебе. Были только поцелуи. Но для меня этого достаточно, чтобы поставить под сомнение все, что я о себе знаю. Понимаешь?

Он демонстративно закатывает глаза, будто я говорю что-то в высшей мере глупое.

– Что же ты хочешь, Мира?

– Наверное, время. Чтобы остыть и разобраться в себе.

– У тебя было четыре дня, – напоминает он.

– Этого мне оказалось мало.

– А что в это время делать мне? – спрашивает он.

– Все, что хочешь, – шепчу я. – Я не дура и не думаю, что ты будешь сидеть и ждать, когда я наконец решусь на что-то. Ты можешь устраивать свою жизнь так, как считаешь нужным.

– Предлагаешь мне на время завести кого-нибудь? – в замешательстве глядя на меня, спрашивает Саша. – Думаешь, что я вот так просто уйду с дороги и оставлю тебя этому мудаку, у которого послужной список больше количества сотовых абонентов города?

– Я же говорила, что он здесь ни при чем, – выдыхаю я, внезапно чувствуя себя ужасно усталой, вымотанной этим разговором. – Не вмешивай его сюда, пожалуйста.

– Послушай, что я тебе скажу, Мира! – четко выговаривая каждое слово, бросает Саша. – Плевать я хотел на него. Все, что меня волнует, – это ты. И я от тебя не отступлюсь. Думаю, ты должна знать меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я просто так не сдамся. Что бы ты там себе ни напридумывала, я буду бороться. Мне не важно с кем: с Благовым, который запудрил тебе мозги, или с тобой, позволившей ему это сделать. Я буду бороться за тебя и за наше будущее. Это тебе понятно?

– Это твое право, Саш, – тихо отвечаю я, шокированная его выпадом. Он всегда был таким рассудительным и спокойным, что эта эмоциональная вспышка застает меня врасплох. – Я не могу приказывать тебе, что делать и как себя вести. Я прошу у тебя время и даю его тебе.

– Мне не нужно время, чтобы понять, что я люблю тебя, – говорит он с нажимом. – А ты любишь меня. Я знаю это. Просто ты немного сбилась с правильного пути, но я помогу тебе вернуться туда, где все пошло наперекосяк. Переезжай ко мне. Обещаю, ты не пожалеешь.

Я вновь качаю головой.

– Ты не слушаешь меня, Саш. Слушаешь, но не слышишь, – шепчу я, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе, а потом глубоко вздыхаю и говорю то, о чем еще утром боялась даже думать: – Я не уверена, что наши отношения переживут это. Может быть, ты готов простить мне Сочи и забыть. Но я не готова. Ну, не могу я вычеркнуть все, что там случилось, и жить дальше, как ни в чем не бывало. Все изменилось. Я изменилась. Мне нужно разобраться в себе.

– Разбираясь в себе, ты собираешься видеться с Благовым?

– Это маловероятно, – говорю я тихо, не в силах спрятать горечь, которой пропитан мой голос.

Саша грубо матерится и смотрит на меня так, словно видит впервые.

– Я одного не могу понять, – говорит он, чеканя каждое слово. – Как он умудрился так быстро окрутить тебя? Объясни мне, Мира. Это просто уму непостижимо. Или… – Он внезапно замолкает. – Вы общались до поездки в Сочи?

– Да нет же, Саш! В тот первый вечер я говорила, что видела его лишь однажды. Еще летом. Я не лгала.

– Даже если так… Мира, послушай меня, этот мудак испоганит тебе всю жизнь. Он уже портит ее, он ссорит нас с тобой. Не делай этого. Не позволяй ему.

– Да не в нем сейчас дело! Во мне, Саш! – Я сама не замечаю, как теряю терпение. – Неужели ты думаешь, что для меня это все легко? Я изменила тебе! Я! В жизни не думала, что могу посмотреть в сторону другого человека, и сделала это. Неужели ты не понимаешь, насколько сложно мне принять это? Принять такую себя? Мне сейчас стыдно даже просто смотреть на тебя, а ты хочешь, чтобы я к тебе переехала. Все, чего я прошу, – это время, чтобы все это разложить в своей голове. Только тогда у нас с тобой еще может что-то получиться.

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? – Он тянется через стол и берет меня за руку. – Ты, которая всегда говорила мне, что нужно жить чувствами, сейчас пытаешься положиться на разум?

– Да, Саш! Я пытаюсь! Потому что если я поставлю на чувства, то вместе мы уже точно не будем.

Вслед за этими откровенными словами за столом воцаряется тишина. Ну, вот и все, думаю я с внезапным спокойствием. Я сказала это. И никто пока не умер. И я еще не рассыпалась на кусочки, и Саша все еще рядом, по-прежнему крепко сжимает мою ладонь.

– Высказалась? – спрашивает он грубовато, видя, что я не собираюсь продолжать. – А теперь послушай меня! Внимательно послушай, потому что повторять я не буду. Из твоей жизни я не уйду и не позволю тебе уйти из моей. Тебе нужно время? Бери! Но не жди, что я в это время буду послушно стоять в сторонке.

После этого Саша резко встает с дивана, тянется к бумажнику и бросает на стол две тысячные купюры. Он уходит, а я еще долго сижу, уставившись в одну точку на вельветовом диване. Опустошенная. Снедаемая чувством вины. Но с чувством, что я наконец-то сделала что-то правильно.