– Совсем крыша поехала? – возмущенно бормочу я, едва поспевая за ним. – Немедленно отпусти меня, или я…
На мои пустые угрозы Благов просто не обращает внимания. Его не волнуют ни люди, которые глазеют на нас, ни мой гнев – он прет как таран, а я не понимаю, почему покорно иду следом вместо того, чтобы звать людей на помощь.
Пока мой мозг лихорадочно ищет выход из сложившейся ситуации, мы останавливаемся возле спортивного внедорожника. Пищит брелок. Благов открывает пассажирскую дверь, видимо рассчитывая, что я безропотно сяду. Когда я этого не делаю, он бесцеремонно заталкивает меня внутрь и, тяжело дыша мне в лицо, предупреждает:
– Не испытывай мое терпение, Мирослава.
– А то что? – с бравадой, под которой я совсем не ощущаю уверенности, спрашиваю я.
Вместо ответа он с силой хлопает дверью, отрезая меня от окружающего мира.
Потрясенная поворотом, который приняли наши отношения, я растерянно смотрю на то, как он обходит машину и устраивается на водительском сиденье, и запоздало осознаю, что сдерживаю дыхание.
Мне нужно успокоиться, взять себя в руки и мыслить рационально. Благов не имеет никакого права так себя вести, и я не должна позволять ему подобные выходки. Все, что мне нужно, – послать этого невозможно человека, выйти из машины и раствориться в толпе.
Эти разумные мысли вихрем проносятся в моем взбудораженном сознании, не выливаясь в действие. Я по-прежнему сижу, словно приклеенная к кожаной обивке сиденья, и пытаюсь понять, что же настолько выбило меня из колеи – неожиданные собственнические замашки Благова или моя полная неспособность им противостоять.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я, стараясь подавить панические нотки в голосе, когда салон наполняется звуками урчащего мотора.
Странным образом я не боюсь Благова – это глупо и самонадеянно, но я искренне верю, что намеренно он не причинит мне вреда, а вот моя собственная реакция на происходящее вызывает массу вопросов.
– Ко мне поедем, – отрывисто поясняет он, сверкая синим пламенем своих глаз. – Поговорим.
– Я не хочу к тебе.
– А куда ты хочешь? К себе? – От его вопроса, произнесенного подчеркнуто мягким голосом, у меня спина покрывается мурашками. Если это был намек на отца и его возможную реакцию на мои беседы с сыном его врага, то очень неудачный.
– Я просто не хочу быть с тобой, – отрезаю я.
– Ты врешь, – молниеносно парирует Благов. Очевидно, он уже полностью пришел в себя после несвойственной для него вспышки ярости и включился в привычную игру в кошки-мышки. – После вчерашнего вечера я в это ни за что не поверю.
Он прав. Признать это сложно, но необходимо, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Вчера я потеряла голову. Вчера я хотела быть с ним. Но это лишь временное помутнение рассудка.
– Я не хочу хотеть быть с тобой, – произношу после секундного колебания. – Чтобы не совершать глупости, нам лучше вообще не видеться.
От одной мысли, что я больше никогда не встречусь с ним, мне нехорошо, но я не собираюсь отступать. Мои пальцы ложатся на дверную ручку. Нужно лишь потянуть за нее, и я буду свободна. Вместо этого я не двигаюсь и смотрю на Благова.
По растерянному выражению его лица понимаю, что мой ответ удивил его, но, в самом деле, кто-то же из нас должен вести себя по-взрослому.
– Ценю твою честность, – говорит он внезапно севшим голосом. – И тоже буду с тобой откровенен. То, что случилось между нами в Сочи, не было для меня мимолетной интрижкой в поисках новых впечатлений. Это было неожиданно, ярко и где-то даже волшебно. Я потерял голову. И то, что потом повел себя как мудак, не делает все произошедшее менее значимым.
Металл дверной ручки больно впивается мне в ладонь, настолько сильно я стискиваю ее пальцами. С минуту мы с Благовым молча смотрим друг на друга. Я слышу его тяжелое дыхание и всем телом ощущаю свое – рваное и учащенное, словно я только что пробежала стометровку.
– Мира, просто поехали со мной, – предлагает он, первым нарушая тишину. – Поговорим. Потом, если ты захочешь, я отвезу тебя домой или вызову тебе такси.
Мое сердце глухо бьется. Я ощущаю его неровные толчки в груди, в животе, в кончиках пальцев. Не доверяя своему голосу, я прикрываю глаза и просто киваю.
Глава 28
Автомобиль трогается с места, вливаясь в плотный поток машин, а я сижу, боясь вздохнуть. Рядом с Даниилом Благовым мне всегда непросто, а сейчас все то, что я чувствовала к нему раньше, обострилось до предела. Его присутствие волнует меня на каком-то неизвестном мне уровне. Ощущения одновременно тягостные и волнительные. И хотя я не до конца понимаю, что происходит, хочется больше и больше.
Сейчас между нами считаные сантиметры замкнутого пространства, месяц молчания и его неожиданное признание, которое я боюсь принять за что-то особенное, а потом разочароваться. Ведь это уже было там, в горах. Тогда я тоже приняла желаемое за действительное, а чем это закончилось в итоге, всем известно.
Мы едем молча. Даниил даже музыку не включает, чтобы хоть немного снизить градус напряжения, а я так и не решаюсь его попросить.
Мой взгляд бесцельно блуждает по проносящимся за окном индустриальным пейзажам, но мы в пути довольно долго, так что я позволяю себе украдкой бросить взгляд на своего попутчика. Мгновение зависаю на изучении его чеканного профиля, потом опускаю глаза на длинные пальцы, которые небрежно лежат на руле. Благов ведет автомобиль спокойно и уверенно. Не гонит, не тормозит. Черты его лица бесстрастны и непроницаемы, о том, что его что-то тревожит, говорят разве что нахмуренные брови. Кажется, он о чем-то крепко задумался, но так ли это на самом деле, я не могу знать наверняка. Он так близок мне, но, в сущности, я ведь так мало о нем знаю. Иногда его пальцы ритмично барабанят по рулю, будто аккомпанируя мыслям, но за все время, пока мы едем, он не произносит ни слова, хотя несколько раз я ловлю на себе его изучающий взгляд.
Примерно через полчаса Даниил заезжает на парковку перед красивым пятиэтажным особняком с резными балконами и лепниной на стенах. В молчании мы поднимаемся по широкой лестнице на третий этаж. Странно, но я совсем не волнуюсь. Наверное, потому, что все происходящее очень похоже на сон. И я предпочитаю так же к этому относиться – как к временному путешествию в страну грез, после которого я обязательно проснусь.
Пока Даниил возится с ключами, мой взгляд замирает на его затылке. Волосы у него жесткие и блестящие. Вчера я судорожно запускала в них свои пальцы, и сейчас желание протянуть руку и проделать все то же самое почти нестерпимо.
– Хочешь чего-нибудь? – вежливо спрашивает Даниил, забирая у меня пальто.
– Нет, ничего. – Я снимаю ботинки и приглаживаю волосы. – Только руки вымыть.
– Ванная прямо по коридору и налево, – он показывает мне направление, а сам идет на кухню.
В ванной комнате я открываю краны, регулирую температуру и подставляю под упругую струю ладони. Я знаю и не знаю, для чего сюда пришла. Еще утром ведь была уверена, что не видеться с Благовым – единственно возможный вариант. А сейчас чувствую томительное ожидание, словно верю, что все между нами еще может быть иначе.
Прижимаю влажные ладони к вискам, пытаясь унять нервную дрожь, закрываю глаза и тяжело дышу.
Что бы там ни было, сегодня все решится.
Несмотря на то что подсознательно я боюсь быть с Даниилом откровенной, знаю, что иначе нельзя. Как-то слишком все запуталось. Чтобы жить дальше, мне важно понимать, что именно я оставила в прошлом.
Когда я возвращаюсь, он стоит возле окна в гостиной, засунув руки в карманы джинсов, и смотрит на улицу. Там сгущаются ранние зимние сумерки, но Даниил не включил свет, и сейчас комнату освещает только тусклый неровный отблеск уличных фонарей.
Я делаю несколько шагов в глубь гостиной. Стараюсь не шуметь, но Благов оборачивается и смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, от которого я теряюсь.
Замираю на месте, переминаясь с ноги на ногу, и не знаю, что делать дальше.
– Ты отлично смотришься в моей квартире, – он как-то грустно улыбается. – Весь месяц представлял тебя здесь. Не ошибся.
– Тогда почему не позвонил? – отбросив всякую гордость, без пустой словесной прелюдии задаю вопрос, который мучает меня с момента, когда самолет Сочи – Москва почувствовал под собой твердую землю. – Я ждала тебя каждый день все это время.
– По нескольким причинам, – с готовностью отвечает Благов, словно именно этого вопроса от меня и ждал. – То, что я бесился из-за того, что ты тем утром вернулась к Ковальчуку, – самая банальная и простая из них.
– Тогда какие другие?
Одно короткое мгновение он хмурится, отходит от окна и приближается ко мне.
– Когда я проснулся в доме один, знаешь, что я почувствовал? – спрашивает он, не сводя с меня тяжелого взгляда. Я молчу, и тогда он продолжает: – Облегчение.
От его признания мне физически больно. В груди растет дыра размером с Вселенную, а когда я с усилием сглатываю, горло стискивает спазмом. Я обхватываю себя руками, надеясь защититься от его слов, но они пробиваются сквозь броню, подтверждая самые неприятные предположения – на самом деле Благов никогда не хотел меня.
– Я всегда так дорожил своей свободой, – продолжает он. – Я не святой, ты знаешь. Мне было удобно постоянно менять спутниц, никому ничего не обещать и не объяснять. Но я подсознательно чувствовал, что с тобой так не получится. Я был растерян, не знал, что делать дальше. Пока ты спала в моем доме той ночью, я лежал без сна и думал, как удержать тебя утром.
– А я ушла, – шепчу я. – Потому что не представляла, как расстаться.
– Да, ты ушла. Обидела меня, разочаровала, но вместе с тем избавила от необходимости действовать и что-то в своей жизни менять. Только поэтому я испытал облегчение. – Я вижу, что признания даются ему нелегко. Он устало запускает пальцы в волосы, потом вновь поднимает на меня глаза: – Ты напугала меня, Мирослава: так легко внесла хаос в мою простую и понятную жизнь. Поэтому я уцепился за твой молчаливый уход как за единственный шанс ничего в ней не менять. Тогда я был уверен, что это к лучшему.