Вера и Даня в лыжных костюмах 26 декабря, за день до того, как в Сочи приехала я с Сашей. Вера и Даня на отдыхе в Испании. Вера и Даня в ночном клубе. Мне физически больно, когда я вижу, как его рука на одном фото обнимает ее за талию, а на другом небрежно лежит на коленке. Год назад они тоже были в Сочи в том самом особняке Благовых. Вот Вера лежит в джинсах и коротком топе на том самом диване в гостиной, на котором я целовалась с Даней. И пусть на фото она одна, по томной улыбке на ее губах мне не составляет труда понять, кому она позирует.
Мне больно до тошноты. В висках пульсирует. Тело покрылось испариной. В груди болезненно тесно.
Закрываю приложение, пытаясь понять, что мне делать дальше. Открыто мы с Даниилом еще не говорили о своих чувствах, но мучительная боль, которая пронзает сердце от мысли, что он мне изменяет, не оставляет сомнений в том, что я люблю его.
Люблю безрассудно. Пылко. И очень-очень глупо.
Когда часы показывают без четверти одиннадцать, я слышу шум в прихожей. Мельком взглянув на циферблат, с удивлением понимаю, что просидела в оцепенении больше получаса.
Поворачиваю голову к входу и прямо встречаю удивленный взгляд папы, за улыбкой скрывая горечь и чувство отверженности, которые испытываю в этот миг. Он улыбается мне в ответ, ставит на пол сумку с ноутбуком и говорит:
– Думал, все уже спят. Ты почему тут одна сидишь?
– Я фильм смотрела, а потом залипла в телефоне, – признаюсь честно.
Папа опускается на диван рядом со мной и с довольным стоном вытягивает ноги.
– Устал? – спрашиваю осторожно.
– Не представляешь как, – отвечает он глухо.
С минуту мы сидим в молчании, потом папа поворачивает ко мне голову и спрашивает:
– Как твои дела, Мира? Давно нам не удавалось поговорить по душам.
Мне хочется истерически рассмеяться. Поговорить по душам. Это именно то, чего я хотела долгие две недели. Но сейчас я смотрю на свои пальцы, сжимающие телефон, и думаю о статье, о фотографиях, о том, что в этот самый момент Даниил, возможно, рядом с Верой, и понимаю, что сегодня ничего не расскажу папе. И может быть, даже хорошо, что ничего не рассказала раньше.
– У меня все хорошо, пап, – говорю тихо, избегая его взгляда. – И с учебой все отлично.
– А с Сашей? – внезапно спрашивает он. – С ним общаешься?
– Нет, пап. С ним не общаюсь.
– Ты знаешь, он звонил мне пару дней назад, – папа протягивает руку и гладит меня по волосам. – Спрашивал про тебя. Встречаешься ли ты с кем-нибудь.
– Зачем он тебе звонил? – недоуменно восклицаю я.
– Он хороший парень, Мира, – говорит папа с нескрываемой симпатией в голосе. – Забыть тебя не может, а давить не хочет. Надеется, что ты к нему сама вернешься. Может, вам стоит встретиться, поговорить, решить все свои разногласия? Я же вижу, что эти месяцы после поездки ты тоже неспокойна.
Я отрицательно качаю головой и опускаю глаза. О папа, если бы ты только знал о причине моего беспокойства…
– К Саше я точно не вернусь, – говорю твердо, чтобы папа даже не думал питать иллюзии на наш счет. – Не после того, что было.
– А что же было? – цепляется он за неосторожно оброненную фразу.
– Я, пап, другого человека люблю, – признаюсь я, в волнении сжимая и разжимая пальцы.
– И кто этот человек?
– Это не имеет значения, – говорю с грустной улыбкой. – Там все слишком запутанно и рискованно.
– Эх, малышка, – папа вздыхает и прижимает меня к себе. – Но ведь любовь – это всегда риск. И чем сильнее любовь, тем больше риск. Но, честно, по опыту отношений с твоей мамой могу сказать, что эта игра стоит свеч.
Ниже опускаю голову, чтобы скрыть непрошеные слезы. Сама не ожидала, что от искренних слов папы так заноет душа.
Удобнее устраиваю голову у него на плече, наслаждаясь этой внезапной близостью, и вспоминаю то время, когда я без стеснения выговаривала ему все свои проблемы и тревоги, а он внимательно слушал и никогда не осуждал.
Мы долго сидим молча, погруженные каждый в свои мысли, а потом мой телефон начинает подавать признаки жизни. Я смотрю на экран и вижу на нем заглавную «Д».
– Не возьмешь? – интересуется папа и проницательно замечает: – В такое время может звонить только тот, кто уверен, что ты ждешь этого звонка.
– Не сейчас, – заставляю себя улыбнуться и сбросить вызов. – Лучше расскажи, как твои дела. Мы действительно давно не проводили время вместе, а я так соскучилась.
Глава 34
Я не перезваниваю Даниилу. Ни ночью, ни утром. Маюсь, нервничаю, несколько раз беру в руки телефон, но так и не набираю нужного номера. Мне до боли хочется услышать его голос, но впервые за две недели я не знаю, что ему сказать. Делать вид, что ничего не случилось, я не смогу, а обсуждать Веру и их отношения по телефону я считаю ниже своего достоинства. Когда буду выдавливать терзающие меня вопросы, предпочитаю смотреть ему прямо в глаза.
Первое сообщение от Дани приходит, когда я сосредоточенно конспектирую лекцию по социологии.
«Привет. У тебя все в порядке? Ты пропала, и я волнуюсь».
Откладываю ручку, мгновенно позабыв о влиянии мировой культуры на мировоззрение молодежи, и смотрю на экран. Я все еще в смятении, но беспокойство Даниила согревает меня.
Долго раздумываю над ответом. Мне столько хочется написать, но в итоге я набираю лишь короткое:
«Все в порядке. У меня пары».
«Я заберу тебя после третьей».
«Не нужно. Вечером встретимся», – предлагаю я, надеясь, что за выигранное время придумаю, как лучше вести себя в этой щекотливой ситуации.
«Вечером у меня дела», – скупая фраза бьет меня наотмашь своей безапелляционностью.
Оставив сообщение без ответа, бросаю телефон в рюкзак. Пытаюсь сосредоточиться на речи преподавателя, но голова занята предположениями о характере дел Даниила. Что, если этим вечером он встречается с Верой? Призываю на помощь весь свой здравый смысл, стараюсь размышлять логически, но меня захлестывают чувства: подозрения кислотой выжигают душу, грудь сковывает свинцовой тяжестью, а мысли скачут одна за другой, лишь усиливая смятение, обрушившееся на меня прошлой ночью.
Универ я покидаю не спеша. Планов у меня нет – зато есть время погулять и как следует проветрить голову. Но не успеваю я пройти и сотню метров, как сталкиваюсь лицом к лицу с предметом своих душевных терзаний.
– П-привет, – говорю растерянно, чувствуя, как от присутствия Дани слабеют колени. Застигнутое врасплох сердце бешено бьется, и мне приходится бороться с собой, чтобы привычно не обвить руками его шею.
Даниил разглядывает меня в упор, и чем дольше смотрит, тем сильнее мрачнеет его лицо. Отстраненно думаю, что он наверняка замечает синеву под глазами и бледность, вызванные длинной ночью без сна.
– Выкладывай, Мира, что произошло, – с внезапной мягкостью, которая не вяжется с суровым выражением его лица, произносит он.
– Хочешь выяснять это прямо посреди улицы? – интересуюсь я тихо.
Он демонстративно вздыхает, берет меня под локоть и ведет к уже знакомой парковке. Пока я усаживаюсь в его машину, он не произносит ни слова. Потом садится сам, разворачивается всем телом и выжидающе смотрит:
– Начинай.
Встретив его взгляд, я задерживаю дыхание, а потом выпаливаю:
– Ты встречаешься с Верой?
На лице Дани отражается такое искреннее недоумение, что после мгновенной вспышки облегчения я начинаю чувствовать себя идиоткой.
– Она-то тут при чем? – спрашивает он сухо. – Я с тобой встречаюсь. Зачем мне кто-то еще?
– Она была на празднике твоих родителей, – говорю тихо, задыхаясь от смущения.
Почему-то сейчас, когда Даня так пристально смотрит на меня своими гипнотическими синими глазами, все мои подозрения кажутся мне смехотворными и глупыми.
– Да, и? – спрашивает он, разводя руками. – На празднике моих родителей была сотня гостей.
– Но ты ведь с ней встречался?
– А ты встречалась с Ковальчуком, – тут же парирует он. – У каждого из нас есть прошлое. А с Верой я расстался еще осенью, и между нами никогда не было ничего серьезного.
– Очевидно, она так не считает, – бормочу я, разглядывая свои сцепленные пальцы. – И твои родители хотят, чтобы вы были вместе.
Я слышу раздраженный вздох Дани. Он обхватывает меня за руки чуть ниже плеч и встряхивает.
– Мира, объясни мне, где ты набралась этой чуши? – спрашивает он с нажимом.
– В журнале про тебя статья. Там написано, что вы год встречались, а твой отец одобряет этот выбор. Там даже недвусмысленный намек на свадьбу есть, – успеваю пискнуть, прежде чем Даня разражается потоком ругательств.
– Узнаю, кто эту ахинею сочинил, придушу собственными руками, – негодует он. – И ты поверила?
– Во что именно? – интересуюсь я.
– Во все это дерьмо.
– У Веры в соцсетях десятка два твоих фотографий, – упрямо говорю я.
– Как и у многих других приятелей из моей компании, – заявляет он.
– Вряд ли кто-то из твоих приятелей фотографировался в гостиной твоего дома в Сочи в лифчике, – замечаю я, отчаянно стараясь сохранить лицо.
Даня отпускает мои плечи, рваным жестом ерошит волосы, отчего одна прядь живописно падает ему на лоб, вызывая во мне острое желание ее пригладить. Тревога и волнение, светившиеся до этого в его глазах, прямо передо мной преображаются в нечто другое – обиду и разочарование. И мне хочется провалиться сквозь землю от осознания, что это все – моя вина.
– Знаешь, в чем наша главная проблема, Мира? – говорит он наконец, когда напряжение в замкнутом пространстве достигает апогея. – Ты мне не доверяешь. Отсюда эти дурацкие сомнения в моей верности. Отсюда же твое нежелание рассказывать о нас своей семье.
– Это не так, – возражаю я.
– Это именно так! – взрывается он, в сердцах опуская кулак на приборную панель автомобиля. – Ты сама не веришь в то, что между нами все серьезно.
Он откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Отгораживается от меня – я это чувствую. Мне хочется извиниться, но слова застревают в горле.