– Я люблю тебя, – шепчу ему прямо в ухо.
Он каменеет в моих объятиях, но лишь на мгновение. Чувствую, как его ладони сдавливают мои щеки. Даже в темноте ощущаю на себе пытливый взгляд. И упиваюсь вкусом нового яростно-сладкого поцелуя, после которого все остальное просто перестает иметь значение.
– Сколько у тебя пар сегодня? – спрашивает Даня двадцатью минутами позже, наблюдая, как я воюю с волосами, пытаясь связать их в тугой узел на макушке. – У меня онлайн-конференция через два часа, а в районе обеда нужно в универ заскочить и к отцу в офис. Доберешься сама?
Его забота вызывает улыбку на моем лице. Мне ничего не стоит спуститься в метро или взять такси, но весь этот месяц Даня старается построить свое расписание так, чтобы каждый день забирать меня после окончания пар.
– Сегодня не смогу приехать, – говорю я, качая головой. – Папа из очередной командировки возвращается. Я обещала маме, что вечером побуду с ними.
– Тогда давай в обед? – Он садится на постели, отчего простыня сползает с его груди до бедер, обнажая идеальный торс и плоский живот. – Как раз занесу доклад на кафедру и приеду за тобой.
– Хорошо, – сглатываю набежавшую слюну и отвожу глаза. – В кофейне недалеко от университета новое меню.
Внезапно Даня протягивает руку, хватает меня за запястье и усаживает к себе на колени. Еще раз крепко целует и только после этого позволяет встать на ноги.
– Иди.
Прячу улыбку и иду, шлепая босыми ногами по полу, спиной ощущая неотступно преследующий меня взгляд.
В ванной включаю душ на полную мощность и подставляю лицо потоку воды. Этот день ничем не отличается от других, и тем не менее сегодня все иначе: и раннее пробуждение, и ощущения, и признание. И нервозность, которая не отпускает меня с того момента, как я открыла глаза.
Почему?
«Потому, – говорит мне внутренний голос, – что ты обещала сама себе рассказать родителям правду в марте. Завтра начинается апрель, а ты все так же далека от признаний, как и полтора месяца назад».
И пусть мы с Даней не афишируем наши отношения, но и скрываться тоже перестали. Встречаемся в кафе, ходим в клубы, вместе посещаем выставки. Было непросто жить, постоянно оглядываясь, но со временем я усыпила свою совесть настолько, что все это стало казаться нормальным. А ведь это не так.
Делаю воду в душе холоднее, чтобы взбодриться, и мысленно обещаю себе воспользоваться шансом и поговорить с родителями сегодня вечером за ужином.
Во время большой перемены иду на парковку, где уже по привычке ждет меня Даня, непринужденно опершись на капот своего автомобиля.
На улице тепло и солнечно. Жмурюсь, вдыхаю полной грудью весну и смотрю на любимого, который в кожаной куртке и классических «авиаторах» выглядит как модель с обложки журнала.
– Привет, – говорю, не в силах сдержать улыбку.
Он берет меня за руки и целует в нос.
– Проголодалась?
– Да.
– Тогда прошу, – Даня открывает для меня дверь машины.
– Мы же в кофейне за углом хотели пообедать? – напоминаю я.
– Сегодня это неуместно, – отвечает он, сверкая улыбкой.
– Мы что-то празднуем? – спрашиваю, приподняв брови.
– Тот инвестиционный проект, о котором я вскользь упоминал, помнишь? – В этот момент на его лице написана такая искренняя радость, словно он застал под елкой Деда Мороза. – Я его получил.
В обеденное время ресторан, в который привез меня Даня, переполнен, но официанты работают четко: через минуту приносят меню, еще через три – принимают заказ.
– Ну, рассказывай! – прошу я нетерпеливо.
И я не лукавлю, мне действительно очень интересно. Я видела, насколько много и упорно Даня работал все это время, и теперь мне хочется поскорее узнать, что вдохновляло его.
– Я буду заниматься строительством детских спортивных школ в регионах совместно с крупным спортивным брендом, – отвечает Даня. – Точнее, не так, непосредственно стройкой будет заниматься компания отца. Я же беру на себя все, связанное с дизайном, промоушеном и маркетингом.
– О господи, Даня, это же невероятно!
– Мы утвердили концепцию, согласно которой у каждой школы будет свое лицо – атлет марки и уроженец конкретного региона, – продолжает он увлеченно. – Это будет не просто спортивная школа, талантливые дети смогут жить при этой школе постоянно и получать стипендию. Это не очень денежный проект, но с точки зрения маркетинга он идеальный. И очень… – он запинается, но его глаза горят. – Идейный, понимаешь?
Я киваю и беру его ладонь в свои руки.
– Как тебе удалось уговорить им отдать проект тебе?
– Это было непросто, – говорит он, не скрывая гордости. – Им нужен был кто-то молодой, дерзкий, со свежими идеями. И они выбрали меня.
В этот момент и я не могу не испытывать гордости. Смотрю на Даню и словно открываю в нем новые грани, которые заставляют меня влюбляться в него сильнее, хотя еще утром мне казалось, что сильнее просто невозможно.
Когда приносят еду, он все еще рассказывает мне про проект. Очевидно, он так горит своими идеями, что невозможность поделиться ими со мной долгое время выливается в словесный поток, который продолжается уже двадцать минут. Даню я не перебиваю – слушаю, смотрю, недоумеваю, чем я могла заслужить появление такого удивительного и многогранного человека в своей жизни.
– Ладно, – произносит он, когда перед нами ставят десерты. – Хватит обо мне. Как прошел твой день?
– На философию я опоздала, – укоризненно говорю я, но улыбаюсь. – А еще я позвонила Дарье Сергеевой, куратору галереи современного искусства. Помнишь, я говорила, что папа достал для меня контакты и настаивал, чтобы я связалась с этой девушкой?
– Да.
– Она хочет посмотреть мои работы и вообще поговорить, – бормочу немного смущенно, так как все еще не решаюсь показать Дане свое творчество.
– Ты умница, Мирослава, – он подается вперед, чтобы взять мою руку, и целует ладонь. – Может быть, теперь ты и мне покажешь свои работы?
Его язык слегка касается кончика указательного пальца, и я чувствую, как кожу в этом месте начинает покалывать, а в животе разливается знакомое тепло, но сейчас я не могу сосредоточиться на этих ощущениях.
Что-то отвлекает меня от Даниила. Поднимаю глаза, сканирую зал ресторана в поисках источника беспокойства и натыкаюсь на высокую фигуру в сером костюме у самого входа.
Внутри все холодеет.
О господи.
Сердце в груди немеет, прежде чем начинает биться так сильно, что я слышу его раскатистое эхо в ушах.
В дверях ресторана стоит отец в окружении нескольких мужчин в деловых костюмах и смотрит прямо на меня.
На меня. И на Даню.
Я много раз проигрывала в голове сцены того, как я расскажу папе про свои отношения с сыном Владимира Благова. Но даже в самых страшных из них это не происходило так, как происходит сейчас.
Нас с отцом разделяют два десятка метров, но мне не составляет труда прочесть на его лице ярость, неверие и даже отвращение.
Его глаза, устремленные на меня, прожигают насквозь, прямая линия рта выдает внутреннее напряжение, а тело, подобранное, словно он приготовился к прыжку, навевает мысли о хищнике, который приготовился растерзать свою добычу.
Я дергаюсь, чтобы встать и побежать к нему, умоляя о прощении, но меня останавливает взволнованный голос Дани:
– Эй, ты в порядке?
– Папа, – хриплю я. – Папа здесь.
Даня поворачивает голову и смотрит туда же, куда и я. Считаные секунды отец переводит взгляд с меня на моего спутника и обратно, отмечая наши соединенные на столе руки. Я инстинктивно отодвигаюсь, прячу ладони под стол, но это не имеет никакого значения – папа бросает что-то своим спутникам, резко разворачивается и выходит из ресторана. Я же чувствую себя так, словно меня ударили.
С грохотом отодвигаю стул и бегу следом. Тороплюсь, но недостаточно, потому что, когда я выхожу на улицу, джип отца уже срывается с парковочного места.
Судорожно хватаю ртом воздух, чувствуя, как в глазах закипают слезы. Беру телефон и набираю знакомый номер. Гудки длятся вечность, и я начинаю думать, что он так и не возьмет трубку, когда вдруг слышу резкий голос:
– Жду тебя дома, – и отбой.
Глава 37
Я никогда не думала, что время может лететь так быстро. Несмотря на то что, с одной стороны, мне хочется наконец покончить с неизвестностью, с каждой секундой, проведенной в дороге домой, паника внутри лишь усиливается, и ощущение такое, словно стою в очереди на казнь.
– Ты уверена, что не хочешь сделать это вместе? – спрашивает Даня, останавливая свой автомобиль возле моего дома.
На его лице лежит тень беспокойства, брови нахмурены, рот крепко сжат, а мне не хочется, чтобы из-за меня он переживал.
– Уверена, – делаю слабую попытку улыбнуться. – Это только моя… Моя битва.
– Почему это должно быть битвой? Мира, мы живем в двадцать первом веке, твой отец поймет, – с уверенностью, которую я бы с удовольствием у него позаимствовала, говорит он.
– Я позвоню тебе, – отвожу глаза и цепляюсь за ручку дверцы, чтобы уйти раньше, чем окончательно расклеюсь. – Спасибо, что подвез.
Собираюсь выйти, но Даня не позволяет: сжимает мою ладонь, вынуждая взглянуть ему в глаза. Когда я это делаю, он мгновение удерживает мой взгляд, а потом тянет к себе.
Поцелуй выходит коротким, но крепким и многозначительным. Им Даня словно напоминает мне о своей роли в моей жизни.
– Если это битва, пожалуйста, не забывай, за что ты сражаешься, – просит он, прежде чем выпустить из своего захвата мою руку.
Пока я иду к дому, эти слова то и дело вспыхивают в голове. Я чувствую в себе силы противостоять отцу, но внутри все дрожит, и футболка под курткой, кажется, влажная от нервной испарины.
Я справлюсь. Знаю. Нужно просто объяснить папе, что я чувствую. И он поймет. Он всегда меня понимал.
Поправив упавшую на лицо прядь волос, глубоко вдыхаю и выдыхаю, прежде чем потянуть на себя ручку входной двери.