– В Питере, – говорит он тихо. – Я был в Питере.
Я киваю, ощущая, как растет ком в горле. Я ведь знала, что он был там. Подсознательно чувствовала, что он что-то скрывает, но гнала от себя эти мысли.
– Поздравляю вас с контрактом, – произношу равнодушно. – Надеюсь, это того стоило.
Отворачиваюсь от Даниила и натягиваю на себя джинсы. Я не плачу. Не истерю. Несмотря на то что моя жизнь только что сложилась как карточный домик, я не чувствую ничего кроме звенящей пустоты.
– Что ты делаешь? – спрашивает Даня напряженно. Дышит он неровно, а руку то и дело запускает в волосы, ероша их. – Мира, позволь мне объяснить.
Мотаю головой, чувствуя, что внутреннее напряжение достигает апогея.
– Не хочу, – отвечаю я, с трудом переводя дыхание, и прямо на ночной топ натягиваю тонкий свитер. – Ты просил, чтобы я тебе доверяла. Я это сделала. Говорить больше не о чем.
Сейчас я действительно не хочу, чтобы он говорил. Я чувствую себя настолько уязвимой, что боюсь вновь попасться на его ложь, ведь поверить ему я хочу больше всего на свете.
Избегая смотреть на Даниила, я снимаю со спинки стула рюкзак и беру со стола альбом со своими рисунками.
– Мира, пожалуйста, останься, – в его голосе слышится отчаяние, которое я целенаправленно игнорирую.
Впрочем, сейчас я игнорирую все: и тупую боль в сердце, и жжение в глазах, и горечь во рту, и разрастающуюся невесомость в животе.
Молча выхожу в коридор. Обуваюсь. Накидываю на плечи пальто. Все это время ощущаю присутствие Даниила за своей спиной. Больше он не делает попытки прикоснуться, но я чувствую его тепло, его запах, затылком ощущаю его тяжелое дыхание.
Ключ от двери, который я всегда ношу в кармане пальто, оставляю на тумбе у входа.
– Мира, – Даня хватает меня за руку, в последней попытке удержать и заставляет заглянуть ему в лицо. – Я не отпущу тебя.
– Не трогай меня, – прошу тихо. – Пожалуйста, не трогай.
Что-то мелькает в его глазах – боль, страдание? – и быстро исчезает. На мгновение у меня перехватывает дыхание, но я одергиваю себя. Брезгливо вырываюсь из его рук, распахиваю входную дверь и делаю шаг прочь из квартиры.
Последнее, что я слышу, – три коротких слова «Я люблю тебя», но, когда до меня доходит их смысл, за мной уже закрываются металлические створки лифта, который уносит меня вниз.
Глава 45
На часах почти семь вечера, когда я наконец решаюсь включить свой телефон. Наверное, отключать его, в принципе, было не самым взрослым решением, но утром оно показалось мне единственно возможным. Я нуждалась в передышке, чтобы все осмыслить, и здесь, в небольшой гостинице в центре города, я ее получила.
Стоит экрану загореться, как количество непрочитанных сообщений начинает расти прямо на моих глазах. В списке пропущенных звонков по два от Ники и Лены, четыре – от мамы и больше десяти – от Даниила.
Зачем он звонит? Разве нам есть что сказать друг другу? Разве он не получил все, что хотел?
Сделав глубокий вдох, я тычу пальцем в экран и прикладываю телефон к уху, слыша в ответ длинные гудки.
– Мируш, мы тебя потеряли! – без предисловий начинает свой разговор мама. – Что у тебя с телефоном?
– Извини, мам. С телефоном нормально все, просто зарядить забыла, – неумело выкручиваюсь я. – Как дела?
На том конце провода возникает пауза.
– Мы на несколько дней уедем из города, – произносит мама наконец. – Папе немного передохнуть нужно. Работа… Да ничего, просто хотела тебя предупредить, но занервничала, не сумев дозвониться утром.
– Понимаю, мам, – говорю тихо. – Я знаю, что контракт он не получил, не нужно меня оберегать, ладно? Когда вы уезжаете?
– Завтра рано утром.
– Вы с папой не будете против, если я пару дней поживу дома?
– Ох, Мира, – мама вздыхает. – А как же Даниил? Это из-за контракта? Но разве мальчик виноват…
– Не хочу сейчас об этом, правда, – отвечаю торопливо, стараясь не обращать внимания на острую боль, пронзившую сердце. – Я в порядке.
– Может, поедешь с нами? – предлагает мама, и я отчетливо слышу в ее голосе нотки беспокойства.
– Исключено, – решительно отказываюсь я. – Мне тоже нужно немного передохнуть в одиночестве.
– Дом в твоем распоряжении.
– Спасибо, мам, – благодарю ее совершенно искренне и хочу добавить, чтобы она передала папе, что я сожалею, но в конце концов этого не делаю – извиняться перед ним я должна лично, глядя ему в глаза. – Хорошего вам отдыха.
Стоит мне нажать отбой, как телефон вновь оживает.
Даня.
Мой первый порыв – сбросить вызов и снова отключиться от сети, но в конце концов я снимаю трубку. Как бы мне ни хотелось, уйти от этого разговора все равно не удастся, так лучше, невзирая на полыхающую в груди боль, сделать это сейчас.
– Да, – говорю тихо.
– Где ты? – требовательно спрашивает Даниил. – Я заберу тебя домой.
– Нет, – мой голос звучит твердо, несмотря на то что сердце в груди трепещет, как пойманная в силки птица.
– Нет? – переспрашивает он вкрадчиво. – Мира, не глупи. Нам нужно поговорить.
– Не думаю, – говорю я, ощущая, как от его тона по спине бежит легкий холодок, а щеки заливает лихорадочный румянец.
Даниил тяжело вздыхает, и когда начинает говорить вновь, его голос звучит глухо и, кажется, растерянно.
– Я виноват перед тобой, я знаю, но позволь мне все объяснить.
– Зачем? – не могу сдержать вопрос, который сочится обидой и непониманием. – Ты и твой отец уже получили то, что хотели.
– Да плевать мне на этот контракт! – яростно восклицает он. – Скажи, где ты, я приеду. Не хочу вести этот разговор по телефону.
Я закрываю глаза и пытаюсь распалить в себе злость, которая даст мне силы на сопротивление, но не нахожу ее. Я вообще не чувствую ничего кроме горечи и ощущения потери чего-то лживого, но прекрасного, на короткие месяцы ставшего частью моей жизни.
– Не могу, – выдыхаю глухо. – Знаю, что рано или поздно нам придется встретиться, но сейчас я не могу. Не хочу. Пожалуйста.
– Мира, я… – продолжение этой фразы тонет в тишине сброшенного мною звонка.
Я бросаю телефон на покрывало, встаю с кровати, которая занимает большую часть номера, и подхожу к окну. Перед глазами расплываются огни вечерней Москвы, на душе пусто и одиноко.
«Зачем он позвонил?» – спрашиваю себя снова и снова. Что пытался мне сказать? Разве его обману может быть объяснение?
Прижимаю ладони к пылающим щекам, а лоб прислоняю к прохладному стеклу. Кровь стучит в висках. В груди тяжело, словно я только что на время пробежала стометровку.
Нельзя мне с ним встречаться. Точно не сейчас, когда нанесенные им раны кровоточат, а от звука его голоса меня бросает в дрожь. И чувства так сильны, и мое глупое сердце так хочет верить, что всему этому есть какое-то логическое объяснение.
Я должна взять себя в руки и прекратить морочить себе голову. Несмотря на мое желание верить в сказки, пора взглянуть правде в лицо – наши отношения с Даниилом Благовым были заранее обречены. Даже если все это время я старательно убеждала себя в обратном. Поэтому сейчас я даже не могу злиться на него. Злюсь на себя, ведь подобный исход я предполагала с самого начала.
Мама всегда говорила мне, что любые отношения должны быть основаны на доверии, иначе они лишены смысла. Но доверия между нами не было. Точнее, я доверяла, а он, наплевав на обещание не ввязываться в дела, в которых присутствует конфликт интересов, за моей спиной помогал своему отцу победить моего отца. И, не узнай я об этом сегодня утром столь болезненным образом, продолжал бы делать это и впредь. Поэтому моему краткому приключению с Даниилом Благовым суждено было рано или поздно закончиться. Как ни больно признаваться себе в этом, но альтернативы просто не существует.
И все же… И все же я не могу поверить, что все это время он просто играл со мной. Ведь вместе мы пережили столько волшебных моментов: хоть немного, но я ведь должна была ему нравиться? Неужели все это – забота, улыбки, нежность, ревность, даже занятия любовью – было просто притворством?
Он сказал, что любит меня, но разве любящий человек поступил бы так? Обманул в самом важном, зная, как тяжело мне будет принять его ложь?
Резко отбрасываю эти мысли. Пытаюсь вздохнуть поглубже, но каждый вдох дается с трудом, отдаваясь тупой болью в сердце.
Во всем виновата я сама. Я просто влюбилась, безоглядно, страстно, и потеряла связь с реальностью. А она такова, что в финале мы бы не смогли быть вместе.
Внезапное урчание желудка напоминает мне, что я ничего не ела со вчерашнего ужина у мамы. Потрясения, одно за другим, заставили меня забыть о еде, и сейчас я вдруг чувствую, что страшно голодна.
Не желая ни с кем встречаться, я заказываю еду в номер, а потом иду в маленькую ванную. Расчесываю волосы, умываю лицо холодной водой и обещаю себе пережить крушение своих надежд со всем достоинством, на которое я способна.
На следующий день я возвращаюсь в пустой родительский дом и в свою комнату. Там все осталось так же, как было, когда я ночевала здесь в последний раз. Недочитанная книжка на тумбочке, поплывшая ароматическая свеча, а на спинке стула все еще висит моя домашняя толстовка, словно ждет своего часа, точно зная, что я вернусь.
С мрачной иронией я снимаю с себя вещи, в которых проходила больше суток, принимаю душ и надеваю ту самую толстовку. Несмотря на горький ком в горле и жжение в глазах, я не плачу. Не плакала ни разу за все это время. И сейчас не позволяю себе такой слабости.
Решительно снимаю чехол со стоящего в углу мольберта. Моя жизнь в руинах, сердце ноет, и грудь разрывается от тоски, но я уверена, что рисование – это единственный для меня шанс выстоять в этой схватке с чувствами. Поэтому я обмакиваю кисть в черную краску и широкими мазками закрашиваю чистый холст.
Глава 46
С момента моего ухода из квартиры Даниила и короткого телефонного разговора прошло почти две недели. С того памятного дня он больше ни разу мне не звонил, и