это только сильнее укрепляло меня в мысли, что ему с самого начала было на меня наплевать. И хотя в голове постоянно крутились сотни «почему» и «зачем», а в мыслях я вновь и вновь проживала его слова и поступки, логики тому, что произошло, я найти не могла. Что-то было не так. Какая-то деталь, которую я упустила из виду, могла помочь мне сложить полную картину, но она постоянно от меня ускользала. Это нервировало меня, терзало, незаконченным предложением висело в воздухе, но инициировать встречу с Даниилом я была не готова. Может быть, боялась, что, стоит нам расставить все точки над i, все между нами будет бесповоротно закончено?
Чтобы не думать о разбитом сердце, я с головой погрузилась в учебу. После занятий шла на художественные курсы, потом до самой ночи рисовала дома. Во время одной из пейзажных сессий куратор школы Дарья спросила меня, не ищу ли я подработку. Им в галерею требовался ассистент на неполный рабочий день, который должен был собирать каталоги работ, заниматься входящей и исходящей корреспонденцией и решать текущие вопросы с художниками. Несмотря на то что работа была рутинной, я с радостью ухватилась за это предложение. Во-первых, это были небольшие, но мои собственные деньги, на которые я надеялась в будущем снять себе квартиру, а во-вторых, это позволяло мне до отказа занять делами все свои вечера.
Неделю назад домой вернулись родители с Андрюшей. Накануне их приезда я долго думала и переживала, как пройдет наша встреча, но все вышло как-то естественно. Мама крепко обняла и поцеловала меня, едва я встретила их у порога, а отец довольно дружелюбно улыбнулся.
– Прости меня, пап, – вырвалось у меня вместо приветствия.
Я вовсе не планировала говорить это так, с порога, не дав отцу даже разуться, но, с другой стороны, когда-то я уже тянула с важными признаниями достаточно долго, и воспоминания о том, чем кончился поиск «подходящего» момента, все еще были свежи в моей памяти. А спонтанность этого поступка лишь избавила меня от мучительных сомнений и нервозности.
– И ты меня прости, малышка, – произнес папа мягко, раскрывая свои объятия, в которые я без раздумий бросилась в тот же миг.
Впервые с тех пор, как я ушла из квартиры Даниила, мои глаза стали влажными. Лицо дрогнуло, два тонких ручейка покатились вниз по щекам к подбородку, и я не заметила, как разрыдалась, находя запоздалое утешение на плече у отца.
Это было странное время. Не было и минуты, чтобы я не вспоминала про Даню. Первые дни с родителями и братом поначалу приободрили меня, заставив на время переключиться со своих личных переживаний. В их компании сердечная боль будто отступала, но со временем их общество стало лишь подчеркивать безнадежность моих собственных отношений.
Мама настойчиво пыталась достучаться до меня и выяснить подробности расставания с Даниилом, но я давно научилась уходить от тем, на которые была не в настроении разговаривать. В конце концов мама прямо сказала мне, что я совершила ошибку, отказавшись от него, и чем больше времени проходило, тем сильнее я сама верила в это.
Жизнь вдали от него утратила свои краски.
Казалось, я уже никогда не буду прежней. Не смогу почувствовать легкость общения, рассмеяться шутке от чистого сердца, довериться другому человеку. Никогда не смогу полюбить.
– Я подыскала квартиру, – как бы между делом говорю родителям за завтраком. – Недалеко от университета. Она совсем крошечная, но мне этого достаточно.
Отец хмурится, вяло пережевывая омлет.
– Не обижайся, пап, – прошу я. – Но мне пора жить отдельно. Месяца на два мне денег хватит из того, что я успела отложить. И Дарья мне платит за работу.
Папа мрачнеет еще сильнее.
– Ты всерьез считаешь, что я не дам тебе денег на квартиру? – интересуется он.
– Не считаю я так, пап. Знаю, что ты поможешь. Просто сама хочу, – отвечаю торопливо. – И мне легче пробовать самой, понимая, что в случае чего я всегда могу рассчитывать на твою помощь.
Я отодвигаю от себя тарелку и беру в руки кружку с чаем. Не могу же я признаться, что все еще чувствую вину за контракт, за который он так бился, но не смог получить.
Словно читая мои мысли, отец вдруг в несвойственной ему философской манере замечает:
– Знаешь, есть поговорка, что, когда закрывается одна дверь, обязательно открывается другая. Питер уже в прошлом, а мы неожиданно получили новый отличный контракт, о котором даже мечтать не могли. – Он откидывается на спинку стула и внимательно разглядывает меня. – В конце концов, оглядываясь назад, я понимаю, что Питер не стоил сил, потраченных на него.
– Я рада, пап, – произношу с улыбкой, чувствуя, как от его слов на сердце становится чуточку легче. – Это здорово, что вы получили нового крупного клиента.
– Я это к тому говорю, чтобы ты не выдумывала разных глупостей. С финансами у нас полный порядок. И был бы порядок, даже если бы мы не получили новую стройку, понимаешь? – спрашивает отец с нажимом. – Независимость – это хорошо, но мне бы хотелось, чтобы сейчас ты сконцентрировалась на учебе и художественных курсах. И со своей личной жизнью разобралась, потому что смотреть на твои метания ни у меня, ни у мамы уже нет сил.
– То, что я буду жить отдельно, никак не помешает учебе и рисованию, пап. А личная жизнь под контролем.
Отец скептически приподнимает брови, делает глоток кофе.
– Завтра можем съездить посмотреть твою квартиру.
С Никой мы встречаемся в пять вечера в японском ресторане недалеко от ВГИКа. Я долго думала, соглашаться ли на ее приглашение поужинать, но в конце концов поняла, что Ника мне очень нравится, а подруг в Москве у меня почти нет, и прекращать с ней общение из-за всего произошедшего на личном фронте я не хочу.
– Выглядишь паршиво, – заявляет она прямо после бурного приветствия, не выбирая выражений. – Не знаю, что у вас стряслось, но Даня тоже мрачный и нелюдимый. Ни одному из вас эта ссора не по зубам.
– Ник, – говорю я предупреждающим тоном. – Если ты меня позвала про Благова разговаривать, я лучше пойду. Мне это неприятно.
– Ладно тебе! – Она примирительно поднимает руки. – Как лучше хотела же. Больно мне наблюдать, как два глупца страдают.
– Я в норме. Поверь, он тоже долго страдать не будет, если вообще страдает.
– А я думала, ты его лучше знаешь… – Ника вздыхает. – У вас же с ним все серьезно было.
– Ника, заканчивай, – прошу я.
Она делает глоток своего яркого коктейля, который перед ней ставит официант.
– А я тут фильм снимаю, – говорит она, в мгновение меняя тему. – Документальный.
– Правда? Расскажи.
– Посмотришь, если брат меня не убьет, – она весело хмыкает. – Я втихаря про него и его друзей короткометражку делаю. «Золотая молодежь с мозгами» – такое черновое название. Вчера удалось Диму снять, – она мечтательно улыбается и вновь с ходу меняет тему: – Вот, Мира, объясни мне, как такой умный человек, как он, может быть таким глупым и не видеть, что я идеально ему подхожу?
Я не успеваю ответить, потому что мое внимание привлекает внедорожник, паркующийся недалеко от входа в ресторан, где мы сидим. Желудок немеет. Подозрение жжет меня ядом изнутри.
– Ника, – спрашиваю напряженно, – ты говорила Даниилу, что встречаешься со мной?
Она виновато опускает глаза, а ее щеки заливает жгучий румянец.
– У тебя есть шанс сохранить нашу дружбу, – говорю я серьезно, хватая со спинки пальто. – Говори ему что хочешь, но отвлеки. Я пока побуду в туалете. Постарайся, чтобы он сел спиной к входной двери и я могла выйти незамеченной.
– Мира, поговорить вам надо, – замечает Ника, ошарашенная моим поведением.
– Ник, серьезно, не обижайся, но это не твое дело. Я знаю, что ты это устроила из лучших побуждений, но напрасно.
Машина останавливается, гаснут фары. От мысли, что спустя три недели и четыре дня я вновь увижу Даниила, у меня потеют ладони.
Стоит лишь остаться. Поговорить. Подышать с ним одним воздухом. Утонуть в синеве его глаз.
Не могу.
Не теряя больше ни секунды, я со всех ног бегу в туалет. Я веду себя глупо, по-детски, – и плевать. Раны еще так свежи, а боль от его потери столь мучительна, что встречи с ним лицом к лицу я просто не выдержу.
Из туалета я выхожу через пять минут, по стеночке двигаясь к выходу.
Даниил действительно сидит спиной ко мне и к двери, но это ничего не значит. Я смотрю на его затылок, на волосы, которые отросли с нашей последней встречи, на черную толстовку с капюшоном, которую я лично купила ему в ЦУМе, и в душе все наполняется каким-то предчувствием, томительным ожиданием, нежностью.
Словно почувствовав на себе мой взгляд, он вдруг резко оборачивается, и наши глаза встречаются.
В его – шторм. Радость узнавания, нежность, напряженность, мольба о прощении, обида и затаенная печаль…
Он делает движение, словно собирается встать, но я прячу глаза и стрелой мчусь к выходу.
Глава 47
На первый взгляд этот теплый июньский день ничем не отличается от других, но для меня он совершенно особенный. Несколько недель назад Дарья попросила меня рассказать ей про серию картин, над которой я работаю. Когда я показала ей фотографии холстов в своем телефоне, она долго и задумчиво изучала их, а потом, к моему полному изумлению, отобрала четыре картины для выставки молодых художников, которую мы несколько месяцев готовили в галерее.
На самом деле мне, конечно, очень повезло: один из художников, который должен был предоставить свои работы для экспозиции, в последний момент отказался от участия. Найти замену, когда до выставки оставалось чуть больше двух недель, было непросто, но возможно, поэтому то, что Дарья остановилась именно на моих работах, мне очень льстило.
Этим вечером должно состояться торжественное открытие, и я с самого утра как на иголках.
– Пап, ну вы скоро? – прижимаю телефон к уху, в нетерпении вышагивая вдоль маленькой студии, которую мама и папа подарили мне на девятнадцатилетие.