Повинуясь общему стихийному движению, я притормозила вместе со всеми перед стеклянными дверьми, где у женщины застряла сумка-тележка и неожиданно почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
Оглянулась и сразу же встретилась глазами с парнем лет двадцати пяти в перевёрнутой козырьком назад бейсболке и серой, полностью забитой татуировками шеей. Он смотрел пристально и недобро, без сомнения узнав меня.
Я его тоже узнала и похолодела.
Не помня себя от ужаса и не оборачиваясь, стремительно пробралась к турникетам и, рискуя переломать ноги, бросилась на платформу. К счастью, поезд стоял.
Влетела в последний вагон, пробежала насквозь и, когда уже прозвучало предупреждение о том, что двери закрываются, заскочила в следующий.
Сердце бешено колотилось, колени дрожали.
Это был один из жутких типов, повстречавшихся нам с ребятами весной, во время разлива. Друзья называли его Харя. Они втроём тогда чуть не убили Артёма и загнали нас с Максом по водосточной трубе на второй этаж. Увидеть кого-то из них в Москве было удивительно и немного неправдоподобно, как встретить сказочного монстра, сошедшего с книжных страниц.
До моей станции ехать предстояло всего две остановки — по три минуты от станции до станции. Итого — шесть. Шесть бесконечных минут ужаса.
Я втиснулась в угол между вертикальным поручнем и стенкой вагона, укрывшись за офисного вида молодым мужчиной с планшетом в руках.
Но то, что таким образом я загнала себя в ловушку, стало ясно только когда Харя внезапно возник передо мной. Остановился, выставил руку, преграждая проход, и уставился с гадкой ухмылкой.
— Привет!
Со стороны можно было подумать, что мы просто старые знакомые, которые случайно встретились.
— Здравствуйте, — прошептала я.
— Как поживаешь?
— Всё хорошо.
— Я так рад тебя видеть. Гашиш как знал. Сказал: "Встретишь в Москве моих друзей, привет передавай". Я ему, мол, как же я их встречу, если это Москва, а он: "Задницей чую, что встретишь". Экстрасенс, блин.
Он поднял голову и глянул на схему метро.
— Мне Чертановская нужна. Это на какой выходить?
— На Арбатской и пересадку на Боровицкую, а там по прямой.
— Вот, спасибо. Никак запомнить не могу, — у него был длинный нос и маленькие, близко посаженные глазки. — Поедешь со мной? Братан мой в прошлом году хату прикупил. Оторвёмся, погудим.
Я торопливо затрясла головой. Духота вагона стала невыносимой.
— А чё так? Не нравлюсь тебе?
— Мне домой нужно.
— А ты мне нравишься, — наклонился к самому уху и от этой близости передёрнуло. — Брат мой, знаешь, почему квартиру купил? Он порнушку снимает. Хорошие бабки делает. Тебе обрадуется.
От Хари несло пивом и деревней.
Я попыталась сдвинуть его руку, чтобы выбраться из угла, но он, усмехаясь, крепко держался за поручень.
— Пожалуйста, разрешите пройти. Мне сейчас выходить.
— Это я буду решать, когда тебе выходить. Мы сейчас поедем к братану, и тебе придется очень постараться, чтобы я не стал рассказывать об этой встрече Гашишу.
Поезд начал притормаживать, и я снова дёрнулась, чтобы выйти, но он отпихнул меня плечом. Мужчина с планшетом посмотрел на нас и, встретившись взглядом с Харей, переместился к выходу.
— Лучше не рыпайся, — второй рукой Харя обхватил меня сзади и с силой прижал к себе. — Чувствуешь, я уже завелся. А долг платежом красен.
— Мы ничего вам не сделали, — пролепетала я, пытаясь высвободиться.
Он прикрыл глаза и, шумно втянув воздух у меня над ухом, убрал руку со спины.
— Могу тебя отпустить. Но ты устроишь нам встречу со своими друзьями. И так, чтобы ни одна тварь не знала об этом.
— Я сейчас буду кричать, — не очень убедительно предупредила я.
— Кричи. Теперь я тебя где угодно найду. По запаху. Хорошо пахнешь, — он омерзительно облизнул нижнюю губу, но руку опустил. — Мой брат знает одного парня, а у того знакомый. Они тёлок в рабство отправляют. Хочешь в рабство?
Я выскочила из вагона, как ошалелая и, задевая прохожих, всю дорогу от метро до своего дома бежала без остановки.
Возле подъезда на лавочке сидела моя старенькая соседка Анастасия Фёдоровна и разговаривала с чуть лысоватым невысоким мужчиной в яркой гавайской рубашке.
— Вот, вот она, — завидев меня, Анастасия Фёдорона ткнула пальцем. — Виточка, этот молодой человек ищет Артёма. Ты же знаешь, как его найти?
Молодому человеку было явно за сорок.
— Мне бы связаться с ним как-то. Телефончик или электронную почту, — он мгновенно оказался на моём пути.
Всё ещё находясь под огромным впечатлением от встречи с Харей и пытаясь отдышаться, я не сразу поняла вопрос, но мужчина спокойно повторил его дважды.
— Я не могу дать вам телефон Артёма. Но могу передать ему ваш.
Обычно Артём избегал того, чтобы с ним «связывались» и редко кому оставлял свой номер, а электронной почтой вообще не заморачивался.
В руках мужчины тут же появился блокнот. Он записал в нём телефонный номер, своё имя и вырвал листок.
— Меня зовут Антон Кац. Пусть свяжется со мной, как можно скорее.
— У него проблемы?
Мужчина помялся.
— Нет-нет, никаких проблем.
И тут на дорожке к дому я увидела Харю. То и дело озираясь по сторонам, он шёл в нашу сторону.
Я кинулась к подъездной двери.
— Подождите! Вы забыли номер, — крикнул Антон и Харя тут же повернулся на звук его голоса.
Залетев в квартиру, я бросилась к окну и, спрятавшись за фикусом, выглянула.
Антон Кац уже сел в машину, а Харя подошёл к подъезду и остановился.
— А вы к кому? — с нескрываемым любопытством поинтересовалась Анастасия Фёдоровна. Через приоткрытую щель окна было слышно каждое слово.
— Девчонка тут была.
— Вита? — Анастасия Фёдоровна покачала головой. — Так она домой пошла. Да ты зайди к ней, чего мнёшься?
— А какая квартира?
— Сороковая. Соседка моя.
Я никогда не желала другим людям зла, но в тот момент готова была придушить Анастасию Фёдоровну собственными руками.
Харя кивнул, но с места не сдвинулся. Потом достал телефон и что-то стал в нем писать.
— Ну ты чего? — Анастасия Фёдоровна нетерпеливо заёрзала. — Передумал?
Проигнорировав вопрос, Харя угрюмо огляделся и двинулся в обратную сторону.
Теперь он точно расскажет об этой встрече Гашишу. И они заявятся ко мне домой.
Не тупые, гормонально агрессивные одноклассники, а настоящие беспредельщики, у которых был пистолет, бита и пара канистр с бензином, чтобы избавляться от улик. А может даже и трупов.
Первым делом я набрала Артёму, но он, как обычно, оказался недоступен. Хотела написать, но на это требовалось время, а мне срочно нужно было с кем-то поговорить.
— Этот парень не из Москвы и не станет тебя караулить, — сказал Ярослав, выслушав мою историю. — Может, сунется раз или два, но потом уедет и всё. Ты не его бывшая, чтобы сидеть возле твоего дома часами, ты не кинула его на деньги и по большому счёту ничего ему не сделала. Поэтому лишних сил он тратить точно не будет. Если бы у него пригорало, он бы сразу ломанулся к тебе, но он не стал. Вполне возможно и не придёт больше. Сама подумай, зачем ты ему сдалась?
— Они были очень злые на Артёма. Он смеялся над ними и оскорблял по-всякому.
— Ну, вот видишь, им нужен только твой Артём, а его всё равно в Москве нет.
Если старательно практиковаться, то освоить осознанные сновидения вполне возможно. Главное научиться расслабляться и вместе с тем сосредотачиваться. Дыхание остаётся ровным, а сердце бешено стучит.
Я лежу, распластавшись на берегу небольшого лесного озера. Птицы попрятались в тени деревьев, не слышно треска кузнечиков, даже шороха трав.
Единственное, что движется здесь — это облака. Они бегут в отражении воды так быстро, что если смотреть на них не отрываясь, может закружиться голова.
Время от времени на глади воды лопаются маленькие пузырьки — это рыбы, поднимаясь с прохладного дна, беззвучно глотают раскалённый воздух.
Внезапно лёгкий порыв ветра приводит в движение листья, воду и мои волосы. Это длится всего несколько секунд — время не достаточное для пробуждения. Лес что-то шепчет и снова затихает. Рябь на воде расходится ещё раньше. Только волосы не хотят возвращаться обратно, они липнут к взмокшему от жары лицу, заставляя меня пошевелиться. Поправляю прядь, раскидываю руки в стороны — блаженство продолжается.
— Удовольствие — высшее благо, — шепчет Артём.
Его со мной нет, но я отчётливо слышу голос.
— Это Эпикур говорил об отсутствии страданий и чистой совести, — отвечаю я, прокручивая вдоль запястья красную шерстяную нить. — Потому нет смысла беспокоиться о смерти. Пока мы есть, её ещё нет, а когда она приходит, нас уже нет.
Я проснулась от ужасающего треска за окном, посреди комнаты стояла мама, и я совершенно не понимала утро сейчас, день или вечер.
— Ладно, давай по-нормальному поговорим, — сказала она. — Я понимаю, что девичья подростковая рефлексия — своего рода дань времени и моде, но тебе пора уже с этим заканчивать. С твоим здоровьем нельзя изводить себя до такой степени.
— Это не подростковая рефлексия. Это просто рефлексия. Такая же, как у всех. Как у тебя или тёти Кати.
— Вовсе нет. Наши переживания основаны на реальных, насущных вещах, а ты выдумываешь трагедию на пустом месте.
— Разумеется, мальчики из Мытищ — самое насущное в твоей жизни. И вообще, чем девичья подростковая рефлексия хуже рефлексии престарелых дядек? Да весь интернет заполонён их нытьём. И я точно также не понимаю их заморочек, как и они мои. Разница только в том, что они в своих бедах винят всех, кроме себя, а я пытаюсь понять, как вообще в этой вашей дурацкой жизни всё устроено.
— Вита! — мама удивлённо отшатнулась. — Это что ещё за разговоры?
Мы с ней не ругались с весны и обе боялись нарушить воцарившийся покой. Но иногда у меня просто не хватало сил сдерживаться.
— Ладно, — она примирительно опустилась на край кровати. — Я пришла не спорить, а помочь. Давай вместе разберёмся. Что конкретно тебя удручает? Наш отъезд?