— Андрей Николаевич, у нас пока нет прямых выходов на банду, поэтому точный срок ее ликвидации назвать не могу. Но заверяю вас: органы милиции сделают все возможное и невозможное, чтобы…
Договорить ему Александров не дал.
— Так рабочему классу не отвечают, Заварзин! — голос его налился гневной силой. — Слушай, как надо отвечать… Через две недели, 11 февраля сего года, банда будет ликвидирована. В противном случае начальник окружной милиции 11 февраля положит партбилет на стол, и мы найдем другого начальника милиции, который сумеет глубже понять свою ответственность перед партией и народом. Тебе все ясно, товарищ Заварзин?
— Ясно, товарищ Александров.
— Коли ясно — выполняй. — Он помолчал и добавил: — Ты, говоришь, в кабинете не один?
— Да…
— И твои слышали, наверное, все?
— Так точно. И сейчас слышат, — Заварзин обежал глазами присутствующих, улыбнулся. — Трубка у меня звонкая…
— Извини тогда, Сергей Михалыч. — Теперь на другом конце провода говорил усталый, замотанный человек. — Надо мне было свой голос подсократить.
— Ничего, — сказал Заварзин. — И даже полезно. Подчиненные наши думают, что только с них требуют, только им устраивают головомойки, а начальству — никогда. Пусть теперь не заблуждаются на этот счет.
— Передай своим людям: надеюсь на них. Передай еще: в городе в связи с бандитскими грабежами и налетами поползли панические слухи, один нелепее другого. Это ощутимо мешает городу работать. Особенно большой резонанс имели перестрелки, старайтесь их больше не допускать. Во всяком случае, громких… Заметь, Сергей Михалыч, город бомбили — и ничего, народ это понимает, а бандитских выстрелов, у себя за спиной он терпеть не хочет, не может и не должен. Так что упаси тебя боже не уложиться в срок! Одиннадцатого февраля имеешь право оттянуть свой приход до восьми вечера — и ни минутой больше. Все. До встречи.
Послышались отбойные гудки, и Заварзин положил трубку, подумав, что сегодня же надо заменить ее. Он еще раз обежал глазами присутствующих и не встретил ни одного ответного взгляда.
— А что бы вы хотели? — сказал он. — Пока в городе банда, никто меня по головке гладить не будет.
— Чертова работа! — пожаловался начальник следственного отделения ВОМ старший лейтенант Корсунов. — Пластаешься, пластаешься, а чуть что — ты снова в лодырях.
— Хорошенькое — чуть что! — сказал начальник Водного отдела и непосредственный начальник Корсунова старший лейтенант Кононенко. — Банда — это тебе, Ефим Алексеич, не чуть что, полтора миллиона рублей ущербу — это не чуть что. Я думаю, — он серым и острым, как нож, взглядом уколол Корсунова, Тренкова и своего начальника ОБХСС младшего лейтенанта Горячева, — я думаю, все, что сказал товарищ Александров товарищу капитану, относится в первую очередь ко мне и к вам.
Он имел в виду, что бандиты по какой-то случайности брали продовольственные склады, принадлежавшие предприятиям и организациям, работавшим на реке и в море. Следовательно, Водный отдел нес, формально говоря, главную ответственность за эти грабежи.
— Будет уж тебе, Петр Петрович, — сказал Заварзин. — Ответственность мы несем общую. Итак, заканчиваем. Еще раз напоминаю: все следственные и розыскные материалы стекаются в Водный отдел непосредственно к начальнику следственной части Корсунову, которого вы все хорошо знаете, и к начальнику уголовного розыска ВОМ, новому нашему сотруднику, младшему лейтенанту Тренкову. Старшим назначается Корсунов. Любое его указание имеет силу военного приказа для каждого начальника всех трех только что созданных оперативных групп. За все факты ведомственных рогаток и ведомственной спеси взыскивать буду беспощадно со своих, а ты, Петр Петрович, — обратился он к Кононенко, — со своих. С нас же с тобой, — Заварзин усмехнулся, — найдется кому взыскать. Вопросы есть?
— Есть, — сказал Корсунов.
— Есть, — сказал заместитель Заварзина старший лейтенант Авакумов.
— С тебя начнем, Ефим Алексеич. Говори.
Поднялся Корсунов, пятидесятилетний, сухонький мужчина с мелкими и резкими чертами лица и резким, неприятным голосом. Но это был добрейший человек… В астраханском розыске он работал с двадцать третьего года. Многие начальники, сидевшие здесь, были в свое время его подчиненными. Но подчиненные учились, бодро и широко шагали по служебной лестнице, а Корсунов, обремененный большой семьей, годами осваивал школьные азы и топтался на месте. Характера ему это не испортило, завистником он не стал. За характер его любили, а за огромный опыт и за то, что этот человек был ходячим милицейским архивом, — уважали. Потому-то Заварзин и дал ему первому слово.
— Я что, это так, хочу сказать… Неладно получается, товарищ капитан. Ведомственные рогатки уже торчат из вашего отдела в нашу сторону. Звоню вчера в ваш ОБХСС к оперуполномоченному Борисову. Ты, говорю, Борисов, перешли мне дело об ограблении склада консервного завода, не мусоль его понапрасну. Он мне дерзко отвечает, это, мол, дело — не твое дело. Мальчишка… Подозревает в ограблении заведующую складом Таисию Иванову, держит ее в КПЗ третьи сутки, а при чем Иванова, какая Иванова, когда я за три версты чую, что это дело банды. По всем признакам…
— Николай Евсеевич, что вы скажете?
Поднялся начальник ОБХСС окружного отдела младший лейтенант Криванчиков. Замялся:
— Я не в курсе, товарищ капитан. Борисов уверял меня, что это — симуляция ограбления и что завскладом — ловкая пройдоха.
— За то, что вы не в курсе — пять суток ареста с исполнением обязанностей. Повторится подобное — будете разжалованы. Произошло крупное ограбление, а он не в курсе. Так, товарищи, в двухнедельный срок мы явно не уложимся. Идите, Криванчиков, и выясняйте. Придете ко мне сегодня в 24.00 вместе с Борисовым.
Криванчиков вышел. Заварзин сказал Корсунову:
— Ефим Алексеевич, если выясню, что обвинения в адрес завскладом действительно беспочвенны, сегодня же дело будет переадресовано вам, а виновных строго накажу. Теперь ваше слово, Георгий Семенович, — обратился он к Авакумову.
Авакумов, в хорошо подогнанной форме, ладный, чисто выбритый, в меру пахнущий одеколоном аккуратист, говорить умел, и говорил чаще всего дельные вещи. Речь его была тщательно причесана, как и он сам, смотреть и слушать его было одно удовольствие, но иногда удовольствие длилось слишком долго… Памятуя это, Заварзин приготовился задавать вопросы, другого способа борьбы с гладкой речью Авакумова не было.
— Пятый день, — начал Авакумов, — в наших руках находится человек, который может вывести нас наикратчайшим путем к банде. Может, но не хочет, а мы бессильны повлиять на него. Но почему бессильны? Почему мы не можем заставить Клавдию Панкратову заговорить? Я не верю в это. Я думаю, тому причиной — неопытность младшего лейтенанта Тренкова. Отдавая должное боевому опыту этого офицера-фронтовика, мы не можем закрывать глаза на то, что этот опыт — не очень-то большой помощник в оперативно-розыскной работе. А учитывая жесткие сроки, которые нам даны для раскрытия дела, я бы предложил заменить младшего лейтенанта, потому что…
— Кем? — настала пора задать вполне уместный вопрос, и Заварзин задал его.
— Я предлагаю себя… Думаю, что сумею найти подход к Панкратовой.
— Что ж, предложение серьезное. Давайте-ка подумаем минуты две.
Думали. Тренков, бледный, безразлично смотрел в окно, собрав все силы, чтобы дышать неслышно. Оказывается, не тогда судьба его решалась, когда он допрашивал Панкратову, а сейчас. Если отстранят, думал он, я подохну, сгорю быстро и не нужно. А почему так важно ему остаться расследовать это дело, он не успел додумать: две минуты истекло.
Заварзин в эти две минуты думал не о том, заменять или не заменять Тренкова. Не заменять, ни в коем случае! О другом он думал… Он часто себя ловил на неприязни к Авакумову, а почему — не всегда мог отчетливо понять. Авакумов был способный офицер, хороший ему помощник. Заварзин сам же и сделал его своим заместителем. Клавдия Панкратова у него быстро заговорила бы, это ясно. Но Авакумов не предложил своих услуг раньше, а предложил только сейчас, после звонка секретаря окружкома партии. Теперь, когда внимание окружкома приковано к этому делу, Авакумов, человек очень честолюбивый, согласен поработать на полную отдачу, лишь бы отличиться. Честолюбие Авакумова очень часто Заварзин использовал в нужном русле, но сегодня — нет, не тот случай…
— Две минуты истекло. Мы обсуждаем предложение моего заместителя, сводящееся к тому, чтобы Тренкова заменить им. Каждый отвечает да или нет, без объяснения причин. Корсунов?
— Нет.
— Кононенко?
— Да.
— Горячев?
— Да.
— Терешин?
— Мнение присутствующих ясно… И все-таки мы не примем предложение товарища Авакумова. Срок ликвидации банды, без сомнения, жесткий, но горячку нам пороть не годится. Во-первых, учтем, что не один Тренков работает с Панкратовой, а под руководством опытного и всеми нами уважаемого следователя Корсунова, во-вторых, они работают с Панкратовой пять дней, знакомы со всеми деталями, со всеми мелочами, со всеми извивами ее жизни, а Авакумову с этим надо будет знакомиться заново. В-третьих, сейчас, на мой взгляд, Корсунов и Тренков уже кое-что имеют и в ближайшие дни иметь будут больше. Так, Ефим Алексеевич?
— Чтоб только не сглазить, Сергей Михалыч… Думаю, добьемся успеха.
— Младший лейтенант!
— Здесь! — Тренков вскочил, стараясь, чтобы у него получилось молодцевато.
— Младший лейтенант, вы неоправданно долго занимаетесь делом Панкратовой — это надо признать. Но вам присуще оперативное чутье, и это заставляет меня надеяться на лучшее. Вы доведите это дело до конца.
— Благодарю за доверие, товарищ капитан.
— Все свободны.
В дверях Тренков сжал локоть Корсунова.
— Ефим Алексеевич, спасибо, дорогой, за поддержку.
— Да что там, Алеша! Я маленький человек. Заварзину говори спасибо.
— И он тоже твоим учеником был?
— Он-то? — переспросил Корсунов. — Он не был. Авакумов, язви его, был. Ловкий парнишка, гонористый…