Творец государей — страница 19 из 60

сможешь отказаться.

Да, это звучит немного зловеще: «предложение, от которого нельзя отказаться», но прежде чем отказываться, надо его выслушать.

– Итак, – ответил я, – господин Серегин, я готов выслушать ваше предложение, но не обещаю, что не откажусь от него.

– А разве можно отказаться от второй молодости, – на столь же архаической латыни спросил меня мальчик, – от силы, здоровья, красоты и ясности ума?

В этот момент Жаклин, которая до сих пор сидела со мной в одном кресле, жарко прошептала мне на ухо:

– Соглашайтесь, сир, соглашайтесь. Мы с вами вместе, молодые и красивые, будем предаваться любовным забавам и утехам.

Ну, я подумал и согласился. В обмен на вторую молодость для меня будет парой пустяков сделать так, чтобы у папы и католических фанатиков во всех городах Европы наступила бы веселая жизнь, и им было не до далекой Московии.

Едва только я подтвердил свое согласие, как вдруг в воздухе что-то хлопнуло, и в гостиной появилась молоденькая девчонка в белом платьице. Она была примерно того же возраста, что и сидящий тут же мальчишка, но почему-то мне казалось, что она на много-много лет старше.

– Ну что, Серегин, – тоненьким голосом нараспев произнесла она на хорошей латыни, – ты хочешь дать этому человеку вторую молодость или же вечную жизнь?

– Ты же знаешь, Лилия, – ответил Сергий из рода Сергиев, – что жизнь вечную способен даровать только отец. А что касается якобы бессмертных из твоего семейства, то только на моей памяти были убиты три так называемых божества.

В ответ Лилия только возмущенно фыркнула и подошла к креслу, на котором сидели мы в Жаклин.

– Итак, ваше величество, – сказала она, облачаясь в белые одежды, – раздевайтесь, мне требуется вас осмотреть. Королевских путей нет не только в математике, но и в медицине тоже.

– Ты не стесняйся, Наварра, – сказал мне Сергий из рода Сергиев, – Лилия – это лучший лекарь во всех подлунных мирах, и именно она будет работать над восстановлением твоей молодости.

Ну что же, назвал первую букву – будь добр проговорить весь алфавит до конца. Жаклин, краснея будто роза, помогла мне раздеться, и я полностью отдался в руки девушки, почти девочки, которая, как мне кажется, вполне могла бы оказаться античной богиней. Она крутила меня перед собой, как повар крутит кусок мяса, а гончар – глину. Тыкала в меня в разных местах тонкими холодными пальцами, заставляла нагнуться или присесть, при этом время от времени прикладывая к моему телу странный металлический кругляшок, от которого к ее ушам отходили две гибкие трубочки. Наконец-то ей это надоело и, повелев мне одеваться, девочка Лилия повернулась к Сергию из рода Сергиев.

– Значит так, Серегин, – произнесла она, – у этого человека достаточно запущенная форма болезни, именуемой старостью. Необходим месяц стационарного лечения в Тридевятом царстве тридесятом государстве под наблюдением специалистов и с применением свежей воды Фонтана, два раза в день ванны и три раза в день внутрь. В противном случае результат не гарантируется и даже, наоборот, в домашних условиях пациент, скорее всего, загнется в ускоренном порядке от неправильного лечения.

Вот так – чудны дела твои, Господи – оказывается, старость – болезнь, и для излечения от нее необходимо ехать в какое-то тридевятое царство. Но, Господи, как мне хочется снова быть молодым, скакать на коне после бессонной ночи и с прежним юношеским пылом любить прекрасных девушек… То, что есть у меня сейчас, это все же совсем не то. Девушки любят меня не за то, что я такой красивый, галантный и обаятельный, а за то, что могу наделить их рентой, поместьями и титулами. А это неправильно. Совсем неправильно. Хочу снова быть молодым и красивым и очень хорошо, что для этого не потребуется собственной кровью подписывать договор с Сатаной.


25 октября 1605 года Р.Х., день сто сорок второй, Утро. Москва.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

В этот сырой и хмурый октябрьский день основная часть армии Михаила Скопина-Шуйского вернулась в Москву. Их мундиры, с надетыми поверх короткополые стеганными куртками, невзрачны, но видно, что три месяца назад навстречу врагу уходила набранная с бору по сосенке сборная солянка, а вернулась под частый барабанный бой закаленная в боях и походах русская армия. Пусть их пока немного, пусть их ярость изведали только польские жолнежи, и трубы славы еще не дудят им в уши, но все у них еще впереди. По крайней мере, московские мальчишки уже бегут плотными группками на флангах идущего в ногу строя, мечтая о том, что придет тот час, когда и они вот так же пройдут по главной улице с оркестром.

У стрельцов слева висят на плече стволами вниз тяжелые фитильные штуцера, а справа вздеты на плечо устрашающего вида бердыши. Бердыш для стрельца – и подставка под огнестрел для ведения огня из положения стоя, и оружие ближнего боя, которым стрельцы владеют мастерски. На поясе у них – традиционная сабля и короткий кинжал-бебут, а на головах – штампованные стальные шлемы советского образца и тевтонского производства с вязаными подшлемниками. А яркие цветастые кафтаны, положенные их полкам ранее, они будут носить только по команде «форма одежды парадная». Посмотришь на этот камуфлировано-обмундированный строй прищуренным глазом – и видишь, что не стрельцы это будто вовсе, а самые настоящие стрелки. И идут они бодро, ибо за этот поход, вдобавок к обычному жалованию, им обещаны «боевые» и «походные», а в стрелецком хозяйстве никакая денежка не бывает лишней. Но все же стрельцы – это по большей части гарнизонные войска, для которых командировки в горячие точки скорее исключение, а не правило. Хочешь воевать по-настоящему – обзаводись регулярной армией.

А вот и они, первые регулярные солдаты русской державы – идут следом за стрельцами. Спитцеры, которых среди регуляров больше всего, экипированы почти так же как и стрельцы, только вместо штуцеров и бердышей на правом плече они несут длинные, окованные железом граненые копья-списы. Именно об такой железный частокол, из-за которого гремят частые залпы мушкетов, и споткнется яростное польское вторжение. Уходили в поход необученные и неумелые ратники-посохи, кое-как одетые и вооруженные, а возвращаются уверенные в себе профессионалы военного дела. Пусть они не столько участвовали в битве при Березне, сколько были ее свидетелями, но и это свидетельство тоже стоит очень дорогого. Коробки спитцеров перемежаются подразделениями сверхметких стрелков-егерей. На их вооружении такие же штуцера как и у стрельцов, только вместо тяжелого бердыша им положена легкая двурогая подставка. Стреляют они не залпом, а на выбор, что при наличии нарезного ствола и пули Минье в нем означает верную смерть тому, кто попался им на прицел, причем боевая дистанция прицельной стрельбы у такого штуцера достаточно приличная – до пятисот метров.

Первый пехотный батальон был с нами в бою при Кирхгольме, прикрывая пушкарей, и все солдаты в нем поголовно были пожалованы Карлом серебряным талером (по-русски ефимком) за храбрость и мною – артанской бронзовой медалью «За отвагу», к которой в качестве наградных прилагалось ДВА талера. Два, Карл, два, а не один, как у тебя.

Следом за пехотой крепкие трофейный кони тянут бронзовые казнозарядные пушки малого наряда. Вразрез с местными обычаями, бронза этих пушек не начищена до солнечного блеска – так, чтобы солнечные зайчики резали глаз – а крашена светло-зеленой краской с темными камуфлирующими разводами, чтобы бронзовый блеск не выдал артиллерийскую засаду. Рядом с пушками едут зарядные повозки и идут их расчеты – настоящие герои битв при Березне и Кирхгольме. Это именно они частыми картечными залпами вбили в смертное поле атакующую польскую кавалерию, нагромоздив перед своими позициями огромные горы людских и конских трупов и вселив, ну уж по крайней мере в польское панство, смертный ужас перед русской артиллерией.

Следом за артиллерией, замыкая процессию, сомкнутыми рядами по четыре, побрякивая амуницией, едет первая русская регулярная кавалерия. Бывшие боевые холопы, разорившиеся мелкопоместные дворяне северской земли и боярские дети – теперь они стали первыми драгунами русской регулярной армии. Без сильной регулярной кавалерии невозможна мобильная война с окрестными разбойными народами, которых даже после ликвидации Крымского ханства на границах российской державы осталось еще хоть отбавляй. Буджакские татары, недовыбитые ногаи, различные немирные кавказцы, ну и конечно же, еще неумиротворенные до конца башкиры, мордва, черемисы и прочие тамошние народы, которых собирательно называют киргизами. Начавшаяся смута дала было степным разбойникам волю, и теперь задача будущего царя – привести их в чувство, а еще лучше полностью примучить или уничтожить.

Мы с Михаилом едем впереди всех на крупных тевтонских дестрие, и путь наш лежит на Красную площадь, где победоносное войско ждет уже целая толпа народу, желающего почествовать своих героев или хотя бы взглянуть на них одним глазком. Военный поход этой кампании завершен успешно. Теперь самое время заняться политическими вопросами – то есть женить Мишу на Ксюше и выдать их обоих замуж за русскую державу. На Красной площади действительно яблоку упасть было негде, а на ступенях казанского собора нас ждали те, на кого мы, уходя на войну, возложили заботу о русском государстве – то есть митрополит Гермоген и патриарх Иов с братией, а также чернобровая царевна Ксения со свитой.

Бояре, пусть и разгромленные, но до конца непобежденные, выказывали тихое недовольство правительством Гермогена. Этим ворам и мздоимцам самим хотелось порулить казной, а священники в отношении финансовой чистоплотности на порядок порядочнее самых порядочных бояр. Но даже будучи обиженными, бояре гундели тихо, то есть в тряпочку. В голос никто никаких претензий не высказывал, ибо все знали, что такие порядки завел Великий князь Артанский, то есть я, и бунтовать против моих установлений будет себе дороже. Проще пойти и сразу повеситься или с камнем на шее броситься в омут, потому что (по слухам) я могу выдумать такую казнь, что будет страшнее смерти. Да, я такой. Как закину голышом вместе с такими же голыми женой и детьми в первобытные джунгли, так и все пишите письма – оттуда еще никто не возвращался.