А ведь чуть меньше года назад мы вели здесь жестокие бой с аварами – кажется, вон возле того сухого оврага мои лилитки зажали в угол и в капусту искрошили тысячу аварских всадников, отбившихся от основного войска. И поделом. Раньше из-за вечной угрозы разбойных набегов на этих землях почти никто не селился. Неподалеку от берега Днепра в долинах ручьев и небольших речек скрывалось несколько весей, жители которых больше занимались рыболовством, чем возделыванием каких-то полей и огородов. Правильно – скрываясь от захватчиков в камышах, можно прихватить с собой челн, сеть и острогу, можно взять даже свинью и собаку, но никак нельзя унести с собой поле или огород. Теперь эти люди думают, что в их жизни наконец-то настало мирное, украсно украшенное, время, и им осталось только жить-поживать да добра наживать. Ан нет. На горизонте снова громыхает гроза, и грозу эту зовут тюркоты.
Прошлый раз до Поднепровья эти тюркоты не дошли, ограничились грабежом долины Кубани и византийских колоний по побережью Черного и Азовского морей. Но раз на раз не приходится. Во-первых – тогда анты были разгромлены и до нитки ограблены аварами, так что брать с них было нечего, а во-вторых – сейчас все наоборот и вся степь полнится слухами о том, как невиданно обогатились анты под руководством князя-колдуна. И в то же время по степи идет слух, что сам князь-колдун вместе со всем своим войском куда-то задевался и бережет сейчас богатые антские земли малая дружина во главе со старым воеводой, который сам и на коня уже, наверное, не садится…
Ни за что не поверю, чтобы в ответ на такую замануху не приперлась бы из степи банда грабителей снимать долю и имать дань. Патронов у меня теперь неограниченно, так что такой дурью, как с аварами, я с тюркотами маяться не буду. Впрочем, прямо сейчас, то есть через год-два, ждать вторжения тюркотов не стоит. Если в степях ничего не изменилось, то, как говорит наш библиотекарь любезная Ольга Васильевна, тюркоты еще три года будут воевать с таким же рыхлым раннефеодальным государством эфталитов, и только потом у них окажутся развязаны руки для дальнейшей экспансии, которая может оказаться направленной против Ирана, а может и против нас. Но это еще надо будет посмотреть, три года срок длинный. Если пройдет слушок, что князь-колдун Серегин регулярно наезжает в свою столицу (а где он, там и войско), то и в степях тоже призадумаются, стоит ли ради пригоршни серебра ставить на кон последнюю голову. В принципе, этим вопросом стоит озадачить Нарзеса, пусть взвешивает плюсы и минусы и дает свое заключение, а уж мы с Велизарием исполним все по полной программе.
Ну вот опять, хотел же культурно отдохнуть на природе – и опять думаю о делах. Кстати, для тех же Велизария и Нарзеса последняя фраза – это настоящий оксюморон. Они просто не представляют себе, как можно культурно отдыхать на природе. На природе отдыхают варвары – германцы там, кельты или славяне. А культурные люди должны отдыхать, возлежа на ложах в пиршественных залах, или в театрах, или на стадионах, наблюдая за скачками квадриг. Хорошо хоть из перечня культурных развлечений убрали гладиаторские бои. Добрыня с Ратибором в этом отношении куда приятней. Пока Ув и Михаил (как самые младшие по возрасту) раскидывали по земле плат, на который выставили холодные закуски, Ратибор распаковывал привезенные с собой сосуды со столетними медами и греческими винами. Добрыня отъехал чуть в сторону на коне и через некоторое время вернулся, имея у седла связку из полудюжины упитанных степных зайцев. Тут этих вредителей садов, полей и огородов скачет просто видимо-невидимо, а Добрыня – знатный стрелок из лука. Шкурка у летнего зайца дерьмо, не годится ни на что, зато тушка мясистая и упитанная, ибо как раз сейчас для косых самое благоприятное время.
Прошло еще немного времени – и вот уже рядом с нами пылает костер из сушняка, который приволокли пригнанные герром Паулем селяне, а мы, ожидая пока будут готовы угли, в которых можно будет приготовить знаменитого зайца на вертеле и не менее знаменитую печеную картошку, пока потихоньку дегустируем еще более знаменитые столетние меды, которые «по усам текут, а в рот не попадают». Вслед за селянами, таскающими дрова, появляются селянки, у которых в руках глечики* с молоком, сметанкой и свежесбитым коровьим маслицем. С детства ненавижу брать что-нибудь на халяву или отнимать у слабых, поэтому оделяю каждую селянок несколькими медными византийскими монетами. Покупательской способности у них здесь никакой, но зато они прекрасно сгодятся на мониста.
Примечание авторов: * глечик – небольшой керамический кувшинчик с ручкой
– Обижаешь людей, князь, – наставительно гудит Ратибор, – от души они тебя угощают, а не ради злата-серебра.
– Так и я от души одариваю, – отвечаю я, – и не златом-серебром, а медью на мониста. Нельзя брать что-то и не давать ничего взамен. За то, что мы их защищаем, они уже дают нам с плодов полей своих и садов, с рыбных ловов и с прочего. Брать даром у них что-то сверх того – это грех.
Сперва пристыженный Ратибор, а потом и остальные, кряхтя, лезут в свои калиты, похожие на табачные кисеты, и извлекают оттуда мелкие медные монеты, которые – кому две, кому и три – вручают селянкам. А те цветут и пахнут. А то как же, князь, несмотря на то, что хозяин их жизни и смерти, и сам монетками на мониста одарил, и приближенных своих пристыдил. Поэтому отойдя чуть в сторону, они организуют музыкальное сопровождение в виде медленных и протяжных мелодий, которые они выводят чистыми и прозрачными голосами.
И вот, солнце почти опустилось за горизонт, над углями шкворчат истекающие сладким соком зайцы и аромат жареного на углях мяса смешивается с дымком и специфическим запашком печеной картошки. Хорошо вот так сидеть в чисто мужской компании, когда никто не пьян до безобразия, но и никто не трезв, когда всем хорошо, и никто не ищет пятый угол. Потихоньку потягивая медовуху, я объясняю Михаилу Скопину-Шуйскому родство антов и современных ему русских людей. Получается не так уж близко, но и не так уж далеко.
Встаем и уходим, собрав только полотняный плат, уже тогда, когда ночь полностью вступила в свои права и на западе угас последний отблеск зари. Ну вот и все, теперь я полностью отдохнувший, и заодно увидевший в мире Славян все, что было необходимо, проверивший работу моих совхозов и убедившийся, что люди в селах-совхозах живут более-менее сыто и счастливо, а также что продовольствие в полки моих лилиток поступит своевременно. Теперь можно и нужно возвращаться в мир Смуты и снова начинать заниматься текущими делами. А там еще много чего предстоит совершить, прежде чем мятущаяся прежде страна окончательно успокоится.
12 ноября 1605 года Р.Х., день сто пятьдесят третий, Утро. Москва, Кремль.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Успенский собор Кремля, главный собор России – сегодня в нем состоится венчание царевны Ксении Борисовны Годуновой и Князя-Кесаря (князя-правителя) Михаила Скопина-Шуйского, моего соправителя и наследника. Ну хоть вы меня убейте, не чувствую я себя русским царем. Нет чувства какой-то великой сопричастности, которая возникает, когда я вижу мое построенное к бою войско лилиток или когда я прибываю в Великую Артанию. В первом случае меня охватывает пьянящее возбуждение грядущей кавалерийской атаки, а во втором – то умиротворение и покой, которые я принес на несчастные и страдающие от ударов врагов земли антов. Анты отдались мне всей своей языческой душой, и я их тоже люблю, а если кто-то из соседей попытается причинить им зло, то я сотру такую вражину в порошок.
Но при взгляде на жителей нынешнего Русского царства, а в особенности на москвичей, никакого чувства сопричастности у меня отнюдь не возникает, и все, что я для них делаю – делаю по обязанности, а не от души. Да и они выбрали меня в цари не по велению сердца, как анты, испытывающие безмерную благодарность к тому, кто спас их от жестокого врага, а лишь потому, что за таким царем можно сладко спать, вкусно есть и ни о чем не беспокоиться, а Сам все сделает – и спасет и убережет… Наверное, поэтому я чувствую в последнее время какое-то свербление души и смутное желания убраться из этого мира куда подальше.
Дима-Колдун уже докладывал, что после разгрома ляхов под Ригой и запугивания шведов уже обозначились «двери» в следующие миры. Их аж целых пять штук, выстроенных последовательно; и только последняя из этих «дверей» – проходная, а остальные тупиковые, что означает, что выполнив в них задание, мы должны будем возвращаться сюда, в мир Смуты, который становится миром царя Михаила Васильевича. Наверное, лучше будет не показываться на местной Москве, а ограничиться пребыванием в нашем Крымском анклаве, где у меня все-таки не возникает этого тягостного чувства. Или это Отец наш Небесный таким образом гонит меня дальше, чтобы я не закис и не застрял в этом болоте.
Но вернемся к главному событию сегодняшнего дня. Прошедшая еще до нашей поездки в Артанию церемония выбора царской невесты была чистой формальностью. Представленные на конкурс боярышни, несмотря на богатые наряды и надменное выражение лиц их отцов, отдувающихся под богато расшитыми шубами, были всего лишь статистками. Главную роль в этом спектакле играла относительно скромно одетая Ксения Борисовна Годунова, роль опекунов которой играли мы с Анной Сергеевной, ибо моя благоверная Елизавета Дмитриевна счастливо дорвалась до космоса, и теперь не вылезает из полетов. Мы с Анной Сергеевной одеты просто, но со вкусом, по местным понятиям, почти невзрачно, но любой знает, что за этой невзрачностью стоит огромное богатство и безмерная сила.
Кстати, Анна Сергеевна ради борьбы со скукой предложила провести этот конкурс «в купальниках», но я ответил, что тогда ни одна из этих боярышень никогда не выйдет замуж, ибо конкурс «в купальниках» сразу обнажит и кривые волосатые ноги, и целюллит, и оттопыренные коровьи пуза вместо втянутых животиков, и висячие, как уши у спаниеля, сиськи. А что вы хотите – боярышни жрут в три горла сладкое и мучное, а потом весь день сидят у окошка светлицы за вышиванием. Требовать в таких условиях от них идеальных фигур просто нереально. Одним словом, конкурс в купальниках в этих условиях, как говорится, «не прокатит», и выигрывать в нем будут исключительно крестьянские дочки, которые и в огороде с сапкой, и в доме с половой тряпкой, и на сенокосе с граблями, и на сеновале с вилами – а оттого сильные, гладкие и мускулистые. Ну точно как мои пейзанки-артанки, купание которых в жаркий полдень в прохладном ручье мы с Михаилом наблюдали пару дней назад.