Солнечные лучи не проникали в его мрак, только она золотила обломки надежды в его душе. Она излучала свечение, которое не давало ему спать по ночам, сияла во всех его воспоминаниях, как пульсирующая звезда, которая озаряла светом его опустошительное одиночество и приносила утешение.
И сейчас в нем засиял ее теплый свет… Ригель хотел бы погасить этот маяк во тьме, освободиться от беспощадной любви. Он сделал бы это, если мог, но, как и всегда, был не в силах причинить вред теплому нежному свету, в котором жило его чувство к ней. И в конце концов он ухватился за него всем своим существом, его отчаявшаяся душа не могла закрыться от этого света.
– Когда ты отвалишь от нее…
– Да-да, – едко прервал Ригель, пряча подальше образ Ники, – жди и надейся.
Первый удар пришелся ему по губе. Ригель почувствовал, как кровь смешивается с дождевыми каплями, и подумал, что физическая боль лучше отчаяния, из которого он выбрался минуту назад. Второй удар прошел мимо, и Ригель накинулся на Лайонела как разъяренный зверь. Костяшки пальцев хрустнули, когда попали в нижнюю челюсть парня, но Ригель не остановился, даже когда из его брови потекла кровь, даже когда мокрые волосы начали колоть глаза, как булавки. Он не останавливался до тех пор, пока Лайонел, корчась от боли, не упал на землю.
Ригель сплюнул на тротуар. Черный океан над его головой прорезали корявые молнии.
Он не хотел сейчас представлять, что бы она на это сказала.
– Увидимся, Леонард, – процедил Ригель сквозь зубы, уходя.
И еще не придя домой, он уже видел укор в ее лучистых глазах.
Он знал, что увидит черное пятно в искренней и прекрасной чистоте, знал, какая яростная волна захлестнет ее, когда она поднимет лицо от мобильного и вперит в него осуждающий взгляд.
Тот миг, когда он чувствовал себя на грани гибели, он запомнит на всю жизнь. Ригель смотрел в ее глаза Творца Слез и понимал, что не сможет ей лгать. Куда спрятать ссадины и царапины на костяшках? Да и Лайонел точно уже обо всем сообщил. Ригель только сейчас понял, что разочарование на ее лице – расплата за каждую его ложь. За то, что молчал и прятался, за то, что посточянно отталкивал ее.
Ригель улыбнулся колючей улыбкой, но чувствовал, что силы у него закончились. Внутри царила пустота. Он показал ей только то, что она ожидала увидеть, – маску конченого мерзавца. Другим она его себе и не представляла.
– А… овечка прокричала: «Волк!»
Что было дальше, Ригель помнил смутно, произошедшее распалось на спутанные, размытые фрагменты: ее глаза, ее свет, ее руки повсюду, волосы и аромат духов, и губы, которые шевелились, что-то говоря, а он не слышал, потому что его опалил жар, который исходил от нее как от солнца, и надо было как-то от него укрыться.
Ее пальцы в пластырях на его рукаве, точильщик метался и зудел, и она близко, очень близко, такая рассерженная и близкая, что по телу бежала дрожь.
Ригель был на грани фола, он отбивался равнодушно и грубо, но и тогда он не мог не заметить, что даже в ярости и презрении Ника удивительно прекрасна. Даже с пластырями и цыпками на руках Ника чертовски красива. Даже когда она пыталась причинить ему боль, исцарапать его, отомстить за все, что он ей сделал, Ника оставалась самым прекрасным существом, которого когда-либо касался взгляд Ригеля.
И это была только его вина, Ника тут ни при чем, она не знала своей силы, а он поддался и не сумел вовремя остановиться. Она оказалась слишком близко, и, когда Ригель отпихнул ее к стене, неистовый точильщик толкнул его вперед, к ее губам.
И впервые… впервые в жизни он растворился в красоте и боли. Бросился в бездну, летел в свободном падении, чуть не умер от восторга и приземлился на лепестки роз – после всех лет, проведенных среди шипов.
Как сладостно отдаться теплу, пока блаженство не сменилось другим чувством. Или просто сдаться на волю победителя-света, который мирно пульсировал в ее груди, освещая от края до края их поле битвы.
Я шагнула, пошатываясь. Комната кружилась перед глазами, я уронила телефон, неловко попятившись. Не хватало воздуха. Я вздрогнула, когда коснулась своих губ дрожащими пальцами. Я смотрела в растерянные глаза напротив, чувствовала вкус крови, его крови, на своих саднящих губах. Я нащупала маленький порез на губе.
Он укусил меня! На этот раз Ригель по-настоящему меня укусил.
Я смотрела, как порывисто он дышит, смотрела на его блестящие красные губы, на то, как он стирает с них кровь. В его сумрачных глазах, кажется, промелькнула раскаленная искра.
Он так на меня посмотрел, что на мгновение я увидела в его глазах отражение своего воспоминания.
Я увидела тот же обвиняющий взгляд, которым одарила его однажды вечером много дней назад.
– Однажды все поймут, кто ты есть на самом деле.
– Да ну? И кто же я?
– Творец Слез.
Ригель сжал губы, а потом твердо сказал:
– Творец Слез это ты.
Казалось, эти слова вырвались у него помимо воли, Ригель как будто их не удержал, они выплеснулись наружу, как яд, который слишком долго держали в склянке.
Я онемела от изумления, а он быстро повернулся и исчез.
Глава 14. Обезоруживающий
Некоторые виды любви невозможно культивировать. Они как дикие розы: редко цветут и больно колются.
Я помнила маму. Вьющиеся волосы и аромат фиалок, серые, как зимнее море, глаза. У нее были теплые пальцы и добрая улыбка, она часто давала мне подержать изучаемые ею экземпляры.
«Не торопись, – шептала она в воспоминании, и из ее рук мне на ладонь скользнула красивая голубая бабочка. – Осторожнее, – говорила она мне, – обращайся с ними бережно и нежно, Ника. Не забывай, они очень хрупкие».
Хотелось сказать ей, что никогда об этом не забываю. Я храню воспоминание о ней как кирпичик, на котором держится мое сердце. Как же хочется сказать маме, что я всегда помнила эти слова, даже когда тепло ее рук исчезло, а мои покрылись цветными пластырями, и это были единственные яркие краски в моей жизни, даже когда мои кошмары стали сопровождаться скрипом кожи.
Но тогда я хотела сказать маме, что иногда нежности недостаточно – не все люди как бабочки, что я могла сколько угодно быть вежливой и деликатной, но они никогда не позволили бы себя трогать. Я всегда искусана и исцарапана и в итоге могу покрыться незаживающими ранами. Вот какой была правда.
В темноте своей комнаты я чувствовала себя забытой куклой. Сидела на кровати с пустым взглядом, обхватив колени руками. На столе снова засветился телефон, но я не встала, чтобы ответить. Я не решалась читать очередное сообщение от Лайонела, к тому же оно вряд ли отличалось бы от предыдущих:
Посмотри, что он сделал.
Я просил его остановиться.
Он первый начал.
Это его вина.
Он ударил меня без причины.
Я не раз видела, как Ригель дрался, поэтому не сомневалась, что Лайонел говорит правду. В конце концов, Ригель всегда был таким – злым и жестоким, как говорил Питер. И как бы я ни старалась вписать его в страницы новой реальности, он туда никогда не впишется. Задача явно мне не по плечу, и если я продолжу, то в конце концов сойду с ума.
Как было бы хорошо, если бы Анна с Норманом никуда не уезжали. Будь Анна сейчас рядом, она сказала бы мне, что все в этой жизни поправимо…
Это все равно случилось бы, нашептывали мне мои мысли, уехали бы они или нет, рано или поздно все равно что-нибудь сломалось бы.
Я сглотнула и поняла, что очень хочу пить. Встала с кровати, на которой просидела несколько часов. Сейчас уже глубокая ночь.
Высунув голову за дверь, я убедилась, что коридор пуст: встречаться с Ригелем не хотелось. Я спустилась вниз в темноте, дождь прекратился, сияющая из-за туч луна заглядывала в дом, поэтому очертания мебели были хорошо видны.
Добравшись до первого этажа, я пошла на кухню и вдруг обо что-то споткнулась и чуть не упала. Я схватилась за стену и посмотрела на пол.
Что это тут?..
Быстро нащупала выключатель. Свет ударил в глаза. В следующее мгновение я резко выдохнула и невольно попятилась.
На полу лежал Ригель, его волосы разметались по паркету. Бледная рука выделялась на фоне коричневого дерева, на лице веером лежали черные пряди. Он не двигался.
Я так испугалась, глядя на его неподвижное тело, что отступила на шаг и замерла. В голове не было ни одной мысли – полная пустота. Ступор. Все мои представления о сильном, свирепом, властном Ригеле в этот момент рухнули. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах издать ни звука.
Это был он – на полу, неподвижный.
– Ригель… – дрожащим шепотом позвала я.
Внезапно мое сердце заколотилось о ребра, и на меня обрушилась реальность. Дрожь вывела меня из ступора. Я глубоко вздохнула и опустилась на колени.
– Ригель, – выдохнула я и в тот же миг осознала, что передо мной на полу лежит человек. Я бегала по нему глазами, протянула к нему руки, но не знала, к какому месту на его теле надо их приложить.
Господи, что с ним случилось?
Меня охватила паника, стало трудно дышать. В голове закрутились беспорядочные мысли. Я сидела и смотрела на него лихорадочными глазами.
Что я должна делать? Что?
Я дотронулась пальцем до его виска – и подпрыгнула. Через пластырь я почувствовала, какой Ригель горячий. Посмотрела на его лицо еще раз, прежде чем побежать в гостиную. Я была неспособна иным способом справиться с паникой, поэтому трясущимися руками стала набирать номер единственного человека, о котором вспомнила в трудную минуту и на кого я могла рассчитывать, о ком я, никогда в жизни не имевшая точки опоры, успела подумать.
– Анна! – Я затараторила в трубку еще до того, как она что-то ответила: – Случилось… случилось так, что… Ригель! – Я сжала трубку. – Я звоню из-за Ригеля!
Послышался шорох ткани.
– Ника, – ответила Анна сонным голосом, – что случилось?..