Тихая любовь не слышна, но внутри себя она заключает необъятный сияющий мир.
Мальчик изо всей силы сжимал кулак. Ригелю было не очень больно. Ногти впивались в его нежную кожу, но он не ослаблял хватку.
– Говорю же, отдай мне ее! – снова прошипел он устрашающим тоном.
– Нет! Это мое!
Мальчик извивался, как дикая собака, царапался и толкался. Тогда Ригель яростно дернул его за волосы, и мальчик завопил от боли. Ригель вывернул его руку со всей жестокостью, на какую был способен.
– Отдай! – прорычал он, яростно впиваясь ногтями в пальцы мальчика. – Сейчас же!
Тот наконец разжал кулак, и что-то упало на землю. Как только вещица оказалась у его ног, Ригель оттолкнул мальчика, который кувыркнулся на земле, испуганно посмотрел на него, потом быстро поднялся и убежал.
Ригель стоял, тяжело дыша и глядя ему вслед. Потом наклонился, чтобы поднять то, за что дрался. Царапины болели, но добыча того стоила. Ему достаточно увидеть ее издалека, чтобы больше не чувствовать жжения в разбитых коленках.
Вечером она действительно появилась на пороге спальной комнаты. Она прижимала ладошки к глазам, вытирая слезы, которые лились уже несколько дней.
Ника посмотрела на свою кроватку в глубине комнаты, и ее личико озарилось улыбкой, отчего весь мир вокруг тоже стал ярче. Ригель смотрел, как она пробегает вдоль окон и бросается на подушку.
Он видел, как она берет в руки маленькую игрушку-гусеницу, единственную памятную вещь, оставшуюся от родителей. Только в тот момент Ригель понял, как сильно она испачкалась и потрепалась во время драки: швы разошлись, и из них, как белая пена, вылезла ватная набивка.
Ника зажмурилась от счастья и прижала эту тряпичную калеку к груди, как будто это самая дорогая вещь в мире.
Ригель молча наблюдал за тем, как она баюкает свое маленькое сокровище. Он затаился, спрятавшись в дальнем углу сада, и почувствовал, как из его шипов прорастают почки.
– Ты нормально себя чувствуешь? – произнесла Анна мягким голосом, подойдя к Ригелю.
Сидевший за кухонным столом Ригель лишь кивнул, не поднимая глаз от тарелки. Из-за температуры он уже два дня не ходил в школу.
– Точно? – спросила Анна еще мягче и откинула в сторону прядь волос с его лба. – Ох, Ригель… – вздохнула она, заметив ссадины. – Откуда у тебя эти синяки?
Ригель отвернулся и ничего не сказал. Мне показалось странным, что Анна не настаивала на ответе. Разве его молчание не было подозрительным?
Анна относилась к нам очень хорошо, по-матерински, и от этого мое сердце ликовало, она очаровала меня, однако каждый раз, когда я присутствовала при их разговорах с Ригелем, у меня возникало впечатление, что за их словами кроется что-то, чего я не улавливаю.
– Не нравится мне этот порез у тебя на брови, – сказала Анна. – Похоже, он воспалился. Ты, наверное, его не продезинфицировал, да? А надо бы… Ой, Ника!
Я встрепенулась, когда она меня заметила. И сразу же стало стыдно, что я наблюдала за ними исподтишка, как воришка.
– Ника, в ванной наверху есть дезинфицирующее средство и вата. Не могла бы ты принести?
Я кивнула, избегая взгляда Ригеля. Я не разговаривала с ним второй день и с ужасом ловила себя на том, что слишком часто смотрю на него исподтишка.
Казалось, между нами что-то происходило, и я не могла избавиться от этого ощущения.
Через пару минут я вернулась с перекисью и ватным тампоном и увидела, что Анна приложила к ранке Ригеля салфетку. Предвосхищая ее просьбу, я смочила и протянула тампон. Продолжая изучать порез, Анна отошла на шаг, уступая мне место.
Она хотела, чтобы я промокнула ранку? Нерешительно я подошла к Ригелю. Несколько секунд его взгляд бешено метался по моим рукам, волосам, лицу, плечам, потом с той же молниеносной скоростью отскочил в сторону.
Я случайно задела коленку Ригеля и заметила, как у него на скулах заходили желваки.
– Вот здесь, – указала Анна на ссадину и, чтобы мне было удобнее, чуть наклонила голову Ригеля, обхватив его лицо руками.
Ригелю, казалось, стоило неимоверных усилий стерпеть мое прикосновение. Он не уклонялся, однако я чувствовала, как напряглись его шея и плечи. Если бы не Анна, Ригель не позволил бы мне водить ваткой по лбу.
Что до меня, то и я напряглась, отчасти потому, что боялась сделать Ригелю больно, отчасти потому, что стояла ближе дозволенного. Ригель упрямо смотрел в сторону, положив руки на колени. Костяшки на кулаках, казалось, вот-вот порвут кожу.
Все наши хлопоты вокруг его ссадин раздражали Ригеля, уж я-то знала. Он не терпел заботы о себе. Дети в Склепе, в том числе и я, постоянно жаждали доброго слова, хоть какой-нибудь ласки, но не Ригель, он никогда не выпрашивал у взрослых любовь.
В гостиной зазвонил телефон. Анна резко повернулась на звук, и я тоже вздрогнула.
– Вы продолжайте, я скоро вернусь.
Я бросила на Анну умоляющий взгляд, от которого не было никакого толку, она ушла, оставив меня наедине с Ригелем. Стараясь не выдать смятение, я сосредоточенно смазывала перекисью багровую ссадину, но увидела, как Ригель вцепился в свое колено, как будто еле сдерживался, чтобы не отшвырнуть меня в другой конец кухни.
Мое сердце забилось медленнее. Неужели он физически не выносит меня рядом с собой? Я до такой степени ему противна? Почему?
Мне стало грустно. Я надеялась, что все может измениться, но между нами разверзлась пропасть, которую невозможно заполнить. Бесконечная бездна.
Пусть для меня теперь все иначе, но я не могла пробить стену, которая по-прежнему стояла между нами. Ригель прогонял меня. Душил во мне всякую надежду. Был далеким и неприступным.
Я снова посмотрела на руку Ригеля – его ногти, вонзившиеся в колено, вонзаются и в мою надежду, пытаясь уничтожить ее, заставить меня сдаться, отпустить ситуацию. Наверное, только утратив надежду, я могла смириться с таким положением вещей.
Но тут мое сердце екнуло. Я заметила, что Ригель расслабил плечи. Пальцы на его колене выпрямились и теперь лежали спокойно, будто долго вели невидимую борьбу с кем-то или чем-то и проиграли. Глаза смотрели в сторону уже не с упрямством, а со смирением. В его взгляде была печаль, которая, казалось, приносила ему успокоение.
Измученным, поникшим, обессиленным – вот каким он мне сейчас виделся. Ригель был настолько непохож на себя, что казался другим человеком. Я внутренне содрогнулась при виде этого хрупкого и печального незнакомца. Сердце заколотилось так сильно, что стало больно в груди.
Ригель вздохнул, не размыкая губ, словно не хотел слышать самого себя, и я почувствовала, что разбиваюсь на части. Сколько горечи было в его вздохе… Мне хотелось шепнуть ему, что так не должно быть, что мы могли бы сочинить другую сказку, если б он только захотел.
Я смотрела на Ригеля широко раскрытыми глазами, онемевшими от желания его понять. И как-то вышло, что мой палец сам собой скользнул по его лбу и медленно погладил ему висок. Я не осознавала, что делаю.
Ригель подпрыгнул. Он взглянул мне в глаза и замер, когда увидел, что я смотрю на него, когда понял, что я все это время смотрела на него.
Он вцепился мне в рукав и вскочил, нависнув надо мной всем телом. Я смотрела на него снизу вверх, затаив дыхание, и видела в его распахнутых глазах вспышки неуловимых эмоций. Его теплое дыхание щекотало кожу на моих щеках.
– Ригель… – наконец испуганно выдохнула я.
Сквозь ткань рукава я чувствовала его пальцы. Теперь Ригель смотрел на мои губы. В горле пересохло. Вся моя энергия как будто перетекла в Ригеля, я почувствовала слабость. Вибрирующая тишина разбила этот миг на множество пульсирующих частичек, а мое сердце гулко трепетало, требуя хотя бы одного вдоха.
Потом Ригель отпустил меня, да так неожиданно, что на мгновение я перестала чувствовать пол под ногами. В оглушительной тишине я услышала шаги.
– Это друзья звонили. Хотели узнать, не собираемся ли мы… – Анна не договорила, потому что Ригель прошел мимо нее и вышел из кухни.
– Все в порядке? – спросила она, повернувшись ко мне.
Я не сразу нашла слова для ответа.
Мысли не давали сосредоточиться на домашней работе, роем кружили вокруг Ригеля, словно пчелы. Я трясла головой, пытаясь их отогнать, но они тут же возвращались на свою орбиту.
Отвлек меня мобильный телефон, возвестивший о новом сообщении. Я отложила карандаш и посмотрела, от кого пришла весточка. От Билли.
Новое видео про козочек. Билли меня ими буквально завалила, но каждый раз, когда я открывала очередное видео, я не могла оторваться от экрана. Вчера она прислала мне радостно скачущую ламу, которой я любовалась, наверное, около часа, вместо того чтобы читать учебник.
Я вздохнула с легкой улыбкой. Смотреть такие видео было детской забавой, но они меня успокаивали. Я ценила внимание Билли как сокровище: в моей жизни есть кто-то, кто помнил обо мне, кому не нужен особый повод, чтобы послать мне сообщение, кто доверился мне и принял в круг друзей.
Мобильный вдруг зазвонил. Я уставилась на мигающий экран и помедлила, прежде чем ответить.
– Алло! Привет, Лайонел!
В последние дни мы часто общались – он звонил, подходил ко мне в школе на переменках, но наши встречи вызывали у меня странное, почти тревожное чувство. Мне не хотелось отталкивать Лайонела, но на его лице я всякий раз как будто видела следы драки с Ригелем. Я старалась забыть тот случай, отмахнуться от него и сделать вид, что вообще ничего не было…
С тех пор как я стала увиливать от встреч, Лайонел принялся писать мне более настойчиво. Помню, спросил, пытался ли Ригель оправдаться, осыпая его оскорблениями и лживыми обвинениями. Я сказала «нет», и Лайонел успокоился.
– Посмотри в окно!
Я глянула и с удивлением обнаружила его за нашим заборчиком. Лайонел помахал мне, и я робко помахала в ответ.
– Проходил мимо, – объяснил он с улыбкой. – Не хочешь выйти? Мы можем погулять.