– Ой, Ника! – сказала она, заметив меня. – Вы уже позанимались?
Я опустила глаза в пол, почувствовав стеснение в груди и пряча свое разочарование. Мне хотелось поделиться с ней переживаниями, позволить ей прикоснуться к моим страхам и неуверенности, но я боялась стать ей в тягость. Меня учили, что слабости нужно скрывать и стыдиться их. Анна могла увидеть во мне сломанную и немного потрепанную куклу, а я хотела быть в ее глазах идеальной девушкой, полной света и достойной того, чтобы жить с ней рядом.
На мгновение мне захотелось, чтобы Анна обняла меня и развеяла все печали, добрая и нежная, как мама.
– У вас с Ригелем все в порядке?
Я не ответила, и Анна растерянно улыбнулась.
– Ты не умеешь скрывать эмоции, – подойдя ко мне, сказала она так ласково, будто это очень ценное качество. – Все переживания сразу читаются на твоем лице, как на поверхности чистого озера. Знаешь, как называют таких, как ты? Люди с честным сердцем.
Анна заправила прядь волос мне за ухо, и каждая частичка моей души отозвалась на этот жест. Она прикасалась ко мне с такой нежностью, словно я была одним из ее цветков.
– Мне кажется, я с каждым днем лучше вас узнаю. Ригель – сложный мальчик, правда? – Анна одарила меня горько-сладкой улыбкой. – Я ходила наверх и слышала, как вы занимаетесь. Молодцы! Благодаря тебе он наверняка во многом разобрался.
Как человеку неуверенному в себе, мне очень приятно слышать от Анны такие слова, хоть я этого и не показала.
Анна почувствовала мое унылое настроение, но ни словом не упрекнула за молчание, наоборот, она как будто принимала и уважала его.
– Хочешь мне помочь?
Она взяла меня за руку, и сердце снова дрогнуло. Маленькая девочка во мне сразу оживилась, смущенная сильными эмоциями. Анна подвела меня к вазе, в которой букет великолепных тюльпанов ждал, чтобы его украсили лентами.
Я была слишком подавлена, чтобы разговаривать. Следуя ее деликатным указаниям, я стебель к стеблю собирала цветы в компактные пучки, а Анна обвязывала их, потом завивала кончики ленты и заодно научила меня, как это делать. Я с восхищением наблюдала за ее осторожными, но четкими движениями рук.
Мы составили один большой букет и вместе залюбовались великолепной композицией из розовых и кремовых тюльпанов.
– Хорошо получилось! – констатировала я зачарованно, вновь обретая голос.
Потом у меня перед носом вдруг возник тюльпан. Только через секунду я поняла, что мне его с улыбкой протягивает Анна. Я взяла цветок и погладила нежный бутон свободным от пластыря пальцем.
– Нравится?
– Очень…
С шаловливым видом Анна взяла розовый тюльпан и уткнулась в него носом.
– Какой он?
Я непонимающе посмотрела на нее.
– То есть?
– Чем это пахнет?
Я удивленно подняла брови.
– Тюльпаном?
– Нет-нет, подумай еще… Цветы никогда не пахнут цветами! – Глаза у Анны игриво блестели. – Что напоминает его запах?
Я снова понюхала тюльпан. Его запах напоминал… Напоминал…
– Леденец! Малиновый леденец, – сказала я, и глаза Анны задорно сверкнули в ответ.
– А мой пахнет чайными пакетиками и… чистым бельем. Да, свежевыстиранным бельем!
Я спрятала улыбку внутри бутона. Бельем? Я лучше принюхалась, весело поглядывая на Анну.
– Мыльные пузыри.
Мы так и смотрели друг на друга, уткнувшись носами в лепестки.
– Детская присыпка, – добавила она.
– Варенье из лесных ягод.
– Пудра!
– Сахарная вата.
– Сахарная вата?
– Да, сахарная вата!
Анна посмотрела на меня, а потом расхохоталась. Ее смех застал меня врасплох: сердце подпрыгнуло от изумления, я несколько ошарашенно посмотрела на нее. Когда ее блестящие глаза встретились с моими и я поняла, что стала причиной ее внезапной радости, то почувствовала жгучую любовь к этой женщине. Мне хотелось снова ее рассмешить, хотелось, чтобы она смотрела на меня так каждый день, отчего мое сердце трепетало бы.
Смех Анны обещал сказку и счастливый конец нашей истории, который, казалось, уже не за горами. Ее смех вызывал во мне тоску по тому, чего у меня никогда не было.
– Ты права, – заключила она, – он пахнет сахарной ватой.
Я почувствовала, как тает моя душа, когда она погладила меня по голове. Ее доброта победила мою грусть, и мы стояли посреди кухни и смеялись, окутанные самыми разными запахами, но только не ароматом тюльпанов.
Какое-то время мы составляли другие букеты, а потом я пошла наверх.
На душе было легко и светло, ко мне вернулась беззаботность. Как ни крути, только волшебница Анна могла вернуть мне крылья.
В коридоре я встретила Клауса и решила с ним немного поиграть. Кончилось тем, что я бегала по второму этажу, пытаясь от него спастись. Этот котяра преследовал меня с боевым мяуканьем, кусая за пятки как одержимый, и в итоге я бросилась вниз по лестнице. Забежав в гостиную, я забралась на кресло, и его когти вонзились в подлокотник. Пытаясь дотянуться до меня, он несколько раз полоснул лапой воздух, но в конце концов решил, что я достаточно наказана, поэтому повернулся и вразвалочку удалился.
Убедившись, что он действительно ушел, а не спрятался за углом в засаде, я спустила ноги на пол. Ну, по крайней мере, мне удалось привлечь его внимание.
В кармане джинсов прожужжал мобильный. Пришло сообщение от Билли: «Бабушка говорит, что ты давно к нам не приходила. Почему бы нам завтра вместе не позаниматься у меня?» Ниже, как обычно, было новое видео с козой. Я должна была уже привыкнуть к тому, что Билли считает меня подругой, но всякий раз испытывала благодарность к ней, как в первый день знакомства. Я начала писать ответ, через слово ставя восклицательные знаки, как вдруг услышала какой-то шорох.
Я оторвалась от телефона и на диване у стены увидела длинную, неподвижную человеческую фигуру.
Голова лежала на подлокотнике, темная рубашка сливалась с обивкой дивана. Когда я поняла, что это Ригель, мое сердце остановилось. Одну руку он положил на грудь, другую откинул назад, за голову; белые пальцы расслабленно повисли в воздухе. Он спал.
И как я его не заметила? Надо же, решил поспать посреди бела дня. Я сидела, уставившись на Ригеля, но совесть напомнила мне, что я чувствовала, и велела сейчас же уйти. Я не должна смотреть на него после того, что случилось. Одно его присутствие повергало меня в печаль.
Я встала и еще раз посмотрела на безмятежное лицо Ригеля. Я смотрела на его темные ресницы, изящные скулы, черные волосы, которые обрамляли лицо и растекались по подлокотнику, как жидкие чернила. Ригель казался беспомощным и… невыносимо красивым.
– И все-таки так нельзя, – прошептала я. – Ты притворяешься монстром, чтобы отгородиться от мира, а потом… потом лежишь здесь вот так, – упрекнула я Ригеля, обезоруженная его невинным видом. – Почему? Ну почему ты постоянно переворачиваешь все с ног на голову?
Лучше бы забыть жизнь в Склепе, наши с ним стычки, сказанные друг другу слова, но я не могла. В Ригеле спряталось что-то яркое и хрупкое, и теперь, когда я это осознала, сдаваться было нельзя. Хотелось вырвать его из мрачного тумана, вытащить на свет из глубин одиночества и увидеть, как он сияет в лучах жизни.
Да, я и правда бабочка, которая безрассудно летит на огонь…
И тут я застыла от ужаса, поняв, что могу сосчитать его ресницы и вижу малюсенькую родинку у губы. Я выпрямилась и быстро попятилась.
Когда я успела подойти к нему так близко?
От волнения я сильно сжала мобильник, который держала в руке, и случайно открыла видео Билли: коза заорала во все горло, и телефон чуть не выпал у меня из рук.
Спотыкаясь, я вылетела из гостиной за мгновение до того, как Ригель резко сел на диване, разбуженный блеяньем.
Я побежала к своей комнате, но на верхней площадке обо что-то споткнулась. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, ко мне подкатился пушистый шар и укусил меня за икру. Клаус все-таки устроил засаду.
Какой позор! Эта мысль мучила меня до самого вечера. Лучше бы мне провалиться под землю, чем сидеть за столом рядом с Ригелем. К счастью, он не спустился ужинать: разболелась голова. Неудивительно: от такого концерта любой проснулся бы с мигренью.
Я постоянно стремилась хотя бы немного побыть наедине с Норманом и Анной, но сейчас то и дело поглядывала на пустой стул рядом. Может, мне некомфортно в дружном треугольнике, и я бы предпочла привычный квадрат?
Я помогла Анне убрать со стола, а потом пошла в гостиную, чтобы немного почитать. Поискала в книжном шкафу что-нибудь, что помогло бы отвлечься, и нашла «Сказки, мифы и легенды народов мира». Название меня привлекло. Я погладила корешок книги и сняла ее с полки. Кожаный переплет, цветочный орнамент на обложке – она великолепна. Я села в кресло и начала ее листать. Интересно посмотреть, на каких сказках вырастают дети, живущие в других странах. Вдруг среди этих историй есть и легенда о Творце Слез? В содержании ее не оказалось, зато там было много других заманчивых названий, поэтому я принялась читать.
– Начинаю думать, что ты к этому пристрастилась.
Я вздрогнула. Возникло ощущение дежавю. Я сжала книгу, в которой уже прочитала приличное количество страниц, и мои глаза встретились с парой пристально глядящих глаз.
– К чему? – спросила я, потрясенная его появлением.
– Будить меня в самый неподходящий момент.
Новый укус. Мои щеки тут же вспыхнули, и я виновато посмотрела на Ригеля. Неужели он не поленился прийти сюда, чтобы попрекнуть меня?
– Так случайно получилось, – сказала я и опустила голову, пряча глаза, – я тебя не заметила.
– Странно. Мне казалось, что ты стояла очень близко.
– Я просто проходила мимо. Удивительно, что ты лег поспать здесь, да еще днем.
Сказав это, я сразу пожалела, что не нашла других слов. Испугалась, что он снова занервничает, расстроится или нахмурится. Больше всего я боялась, что он уйдет.
С каких это пор я стала такой противоречивой?