Билли закатила глаза, потом взяла в руки мобильный.
– Хорошо… А за это ты накормишь нас чем-нибудь вкусненьким.
– Договорились, – сказала она, воинственно хлопнув скалкой по ладони.
Билли начала яростно двигать пальцем по экрану телефона.
– Тогда я пошлю это кое-кому… О, Ника, заодно и тебе отправлю!
Я вжала голову в плечи, когда взгляд бабушки остановился на мне.
– Мне?
– Да, почему бы и нет? Чтобы нам точно ничего не угрожало!
– Но я…
– Ты должна переслать его пятнадцати человекам, – объяснила Билли, и я сглотнула, потому что бабушка все еще держала меня под прицелом.
Пятнадцать человек? У меня нет столько знакомых!
– Готово! – заключила Билли, и тут же наши с Мики мобильники завибрировали.
Бабушка бросила на нас гордый взгляд, ее фартук развевался на ходу.
– Пойду дальше готовить вам вкусненькое, – сказала она, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом, но потом, кажется, передумала. – Кстати, ты до них дозвонилась?
Билли бросила на бабушку грустный взгляд.
– Звонок снова прервался, – пробормотала она, и я поняла, что она имела в виду своих родителей. – Но мне кажется, я слышала верблюжий рев. Значит, они все еще в пустыне Гоби.
Бабушка кивнула и ушла в дом. А на нас опустилась тишина, неприятная, как дорожная пыль.
– От них есть какие-нибудь новости?
Я удивилась, услышав эти слова. Возможно, потому, что их произнесла Мики, всегда такая незаинтересованная и отстраненная.
– Нет. – Билли не подняла лица от тетради, продолжая скручивать в трубочку уголок страницы. – Они снова перенесли дату приезда и в конце месяца не вернутся.
В этот момент я увидела перед собой другую Билли: со сгорбленной спиной, с повисшими вдоль лица прядями. Свет, который всегда излучали ее глаза, теперь превратился в маленькое светлое пятнышко, едва проглядывающее в печальном взгляде.
– Но… Папа сказал, что мы вместе пойдем на одну классную фотовыставку. Он мне обещал. А обещание есть обещание, верно?
Билли подняла лицо и посмотрела на меня.
– Верно, – уверенно выдохнула я.
Билли слабо улыбнулась, и, похоже, это стоило ей больших усилий. Затем она захлопала глазами, когда Мики сунула ей под нос свою тетрадь и пробормотала:
– Давай за работу! Я за тебя списывать не буду.
Билли удивленно посмотрела на нее и улыбнулась, на этот раз искренне.
Позже Билли опять пробовала дозвониться до родителей. Когда она уже почти потеряла надежду, в телефоне послышался далекий голос отца. Такой радостной я ее никогда еще не видела. К сожалению, разговор быстро оборвался, но Билли не впала в уныние, как я опасалась: с блаженной улыбкой на лице она плюхнулась спиной на кровать, видимо, представляя экзотические чудеса, о которых ей только что рассказали родители.
– Потрясающе, – пробормотала она, закрывая глаза, – какие красивые места. Вот увидите, однажды я тоже туда попаду! Буду любоваться закатами, дюнами, пальмами вместе с ними. Буду фотографировать мир, – ее голос медленно перешел на шепот, затем она только шевелила губами, а потом и вовсе затихла. Билли заснула посреди дня с телефоном в руке и надеждой в душе. Я вынула у нее из руки мобильник и положил на тумбочку, наблюдая, как она спит. Ее локоны красиво раскинулись на подушке.
– Они кажутся хорошими людьми, – сказала я, имея в виду ее родителей.
Билли включала громкую связь, и они весело поприветствовали нас с Мики. Теперь понятно, от кого Билли унаследовала жизнелюбие.
– Да, они такие.
Мики смотрела на спящую подругу. Ее взгляд был таким же непроницаемым, как всегда, но я уловила в нем оттенок печали.
– Она скучает по ним больше, чем говорит. Признается в этом открыто только по ночам.
– По ночам?
– Когда звонит мне, – прошептала Мики. – Ей снится, что они возвращаются… Потом она просыпается, а их нет. Она, конечно, понимает, что они работают и с ними все в порядке, но сильно по ним скучает. Кстати, их командировка и правда сильно затянулась, они очень давно уехали.
«Мики может быть очень милой, – вспомнила я слова Билли, – она суперчувствительная». До сих пор я в этом сомневалась и только сейчас поняла, что Билли права. Теперь мне нетрудно представить, как вечно хмурая замкнутая Мики ложится спать, положив мобильник у подушки, чтобы, если засветится экран, сразу ответить на звонок и стать единственной свидетельницей моментов, когда у Билли нет сил улыбаться.
Мики… была ее семьей.
– Она никогда не останется одна, – прошептала я, встретившись с ней взглядом и улыбнувшись, – у нее есть ты.
Мики смотрела, как я поправляю плед на плече Билли.
– Пойду попью воды. – Я встала и на цыпочках вышла за дверь.
Подумала, что без труда найду на кухне стакан, вспомнив, что бабушка ушла играть в бридж с подругами. Однако, прежде чем спуститься вниз, я вернулась и открыла дверь в комнату Билли.
– Мики, я не спросила, тебе принести во…
Я не закончила фразу, слова застряли во рту.
Широко раскрытыми глазами я смотрела на волну черных волос, накрывшую светлые локоны. И на нее, наклонившуюся и припавшую к лицу Билли.
Время остановилось.
Я словно приросла к порогу и не могла пошевелиться.
Мики медленно выпрямилась и в следующую секунду заметила меня. Изумление в ее глазах сменилось яростью. Ее губы превратились в узкую полоску.
– Я… – промямлила я, подбирая слова и задыхаясь, но так и не успела договорить, потому что ко мне подлетела Мики и вытолкнула меня в коридор.
Она закрыла дверь в комнату, и ее мрачные глаза сверкнули, как раскаленные угли. Казалось, они хотели пронзить меня насквозь.
– Ты, – прошипела она сквозь зубы, тыча в меня пальцем. Таким голосом можно запросто поцарапать себе горло, подумала я. – Ты ничего не видела.
Я молчала, от напряжения сжав челюсти и уставившись ей в лицо. Затем я пожала плечами и тихо сказала:
– О’кей.
У Мики дернулось веко.
– То есть?
– О’кей, – просто повторила я.
– О’кей?
– Да.
Ярость в глазах Мики поутихла, теперь она смотрела на меня с недоверием.
– Как это – о’кей?
– Это значит – все в порядке…
– Нет, не все в порядке!
– Я ничего не видела.
– Нет, ты видела!
– Видела что?
– Сама знаешь что!
– Нет, ничего, правда.
– Не… – процедила Мики, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться, опять тыча в меня пальцем и краснея. – Ты… Ты не… Ты видела… – прорычала Мики сквозь зубы, гневно сжав кулаки.
Мгновение, казалось, растянулось до бесконечности, в коридоре было слышно только наше дыхание. Я на самом деле собиралась сделать вид, что все о’кей. Я действительно решила не придавать значения тому, что только что увидела, но Мики, судя по выражению ее лица, этого было мало: она хотела во что бы то ни стало стереть случившееся из моей и своей памяти, из реальной действительности. Если она этого хочет, я постараюсь выполнить ее желание.
Тем не менее впервые за время нашего знакомства Мики не спешила отделаться от меня и уйти. Но я понимала, что она стоит в коридоре не из-за меня. В этот момент Мики боролась сама с собой, вот почему она все еще здесь. И я не могла оставить ее одну, хотя ей наверняка хотелось бы этого, и, может, она сейчас меня немного ненавидела за то, что я торчу перед ней.
– Мики… Тебе нравится Билли? – Мой голос звучал мягко и чисто, как вода в ручье. Глупый вопрос, но я задала его, желая свести на нет драматичность момента. Мики не ответила. Наверное, от переживаний у нее перехватило горло.
– В этом нет ничего плохого, – я говорила тихо, очень тихо и как можно ласковее, пытаясь взглянуть ей в глаза.
– Ты не понимаешь, – раздраженно выпалила Мики. Из ее глаз изливалось отчаяние, кулаки по-прежнему сжимались в безмолвной мольбе.
Я промолчала, потому что, может быть, я правда чего-то не понимала.
Но Мики была здесь, и никогда прежде мне так не хотелось заглянуть в ее глаза под капюшоном и почувствовать, как они отвечают мне, возвращают частичку тепла, о которой до сих пор я не осмеливалась просить.
– Ну может быть, и нет, – пробормотала я, опуская лицо. – Но если бы ты мне объяснила и мы поговорили, то, может, все оказалось проще, чем ты думаешь. И, может, ты поняла бы, что в этом нет ничего плохого, стыдного или неправильного. Иногда лучше поделиться с кем-то, чем промолчать. Некоторые вещи перестают нас мучить, когда мы с кем-нибудь о них поговорим.
Мики поджала губы, а я просительно смотрела на нее, соединив ладони в умоляющем жесте, так что пластыри на моих пальцах сложились в разноцветную картинку.
– Если ты со мной поговоришь, клянусь, я постараюсь тебя понять. Если б только ты попробовала. Обещаю помочь, чтобы ты сделала это легко, словно выпила стакан воды.
Лицо Мики дрогнуло.
– Мики, – мягко прошептала я, – хочешь выпить стакан воды?
Мы с Мики, наверное, больше часа просидели на полу у стеклянной двери, ведущей из кухни на задний двор. У стола стояла пара стульев, расположиться на которых, конечно, было бы удобнее, но мы не двинулись с места, так и сидели со стаканами воды и смотрели, как солнечный свет льется сквозь листву.
Мики говорила мало. Дружеская, доверительная атмосфера не помогла ей выплеснуть то, что хранилось внутри. Мы просто сидели рядом, дыша одним воздухом.
– Она от тебя, – сказала я, – та белая роза каждый год в День сада. Это ты.
Мики промолчала.
– Почему бы тебе не признаться ей?
– Она не ответит мне взаимностью. – Мики запрокинула голову и смотрела в потолок.
– Ну как знать…
– Мне и не нужно знать, – сказала Мики, – ей не нравятся… девушки.
Мики сидела в напряженной позе.
– Представляю, как после этого она на меня посмотрит.
– Наверняка Билли посмотрит на тебя с любовью. Она тебя обожает.
Но Мики покачала головой, грустными глазами уставившись в пространство.
– В том-то и дело, что я ее лучшая подруга, – пробормотала она, и ее слова прозвучали как приговор, которому, с другой стороны, можно и радоваться. – Наши отношения очень ценная, надежная штука. Мы с ней знаем, что всегда можем друга на друга рассчитывать. А если я признаюсь, то все рухнет. И вернуться к тому, что было раньше, станет невозможно. Я не хочу ее терять. Даже думать об этом боюсь. Не могу отказаться от нее.