– Все зависит от того, – сказал он с притворной небрежностью, – какой именно момент этой захватывающей истории тебя интересует.
– Тот, где ты разбил нос Джейсону Гайлу на тренировке по бейсболу.
По слухам, Гайл имел несчастье оказаться на пути мяча, по которому ударил Ригель. Жаль, что именно Гайл бросил ему мяч. Ригель отбил не в ту сторону, врезав по мячу битой с такой силой, что тот полетел чуть ли не со скоростью звука и пришелся прямехонько Гайлу по носу.
«Ригель Уайльд не виноват, – возражали его поклонницы. – Случайность, он не нарочно».
Ригель щелкнул языком и сказал с усмешкой:
– Некоторым лучше не играть в такие игры, так как у них нет спортивного духа. Это просто досадный случай.
– У ребят другая версия, – заметила я.
В его глазах едва заметный огонек недоверчивости и озорства – так он часто смотрел на меня в детстве.
– И что тебе сказали?
– Что ты его спровоцировал.
На переменке я встретила Мики, и она поклялась, что видела, как Ригель еле сдерживал кривую улыбку после «досадного случая». А учитель рассказал, что Гайл, придя в себя, сразу же набросился на Ригеля как разъяренный зверь. Ригель наверняка специально пропустил удар по скуле, чтобы в ответ надавать бедному парню увесистых тумаков. Вот почему я пришла сюда. Мики подсказала, где его найти.
– Спровоцировал? Я? – насмешливо протянул Ригель и нарочито возмущенным тоном добавил: – Наглая клевета!
Я укоризненно покачала головой и подошла к нему. Его взгляд стал более настороженным.
– Не понимаю, почему ты постоянно ввязываешься в драки…
Ригель склонил лицо набок и хитро улыбнулся.
– Ты беспокоишься обо мне, Ника?
– Да, – прошептала я без колебаний, – ведь в результате страдаешь и ты тоже. И меньше всего мне хочется видеть очередную ссадину у тебя на лице.
Тон нашего разговора изменился. Мне было не до шуток. Ригель смотрел на меня спокойно и серьезно.
– Раны на теле всегда заживают в отличие от других ссадин, – сказал он без шутовства и притворства, отчего у меня застучало в голове.
– Сердце не обязано болеть вечно, Ригель, – сказала я. – Есть раны, которые можно исцелить. Они заживают медленно, со временем, но затягиваются, даже если это кажется невозможным. Пусть и не полностью, но сердце может исцелиться.
Ригель молча смотрел на меня. Моменты, когда у него было такое спокойное, внимательное лицо, случались крайне редко. Мне до дрожи захотелось прикоснуться к нему.
Я робко провела пальцами по его шее и подбородку.
– Что значит… «исцелиться»? – произнес он, не сводя с меня глаз.
В моих руках он напоминал покорного дикого зверя.
– Нежно прикасаться к тому, к чему раньше прикасался со страхом.
Я дотронулась до кровоподтека на его скуле, и мне показалось, что он вздрогнул. И тут прикосновение обожгло меня – его ладони юркнули мне под юбку и легли на бедра, чуть выше коленей, а потом заскользили вверх, оставляя горячие следы. Ригель привлек меня к себе.
– Ригель, – выдохнула я.
– На тебе те же колготки…
Он ласково гладил мои бедра, опускался к коленям и снова поднимался выше. Сердце часто забилось.
– Ригель, мы в школе.
– Я же предупреждал тебя, Ника, – глухо прорычал он. – когда ты говоришь тоном беспомощной овечки, становится только хуже.
Послышались шаги. Я замерла. Дверная ручка опустилась. Недолго думая, в панике я потащила Ригеля за собой к подсобке, похожей на встроенный шкаф, и мы спрятались там. И только тогда я поняла, в каком нелепом положении мы оказались и какую глупость я только что сделала. Ригелю-то не нужно было прятаться, в отличие от меня он находился в медкабинете на законных основаниях.
Дверь открылась, и через щелочку я увидела, как вошла медсестра.
– Уайльд? – позвала женщина.
Я перестала дышать, когда увидела, что следом за ней в кабинет вошла и директриса.
– Интересно, куда он подевался? – сказала медсестра, а потом они начали обсуждать случившееся.
Ригель тихо стоял позади меня. Если бы его грудь не упиралась мне в спину, я могла бы подумать, что нахожусь в подсобке одна, таким кротким и послушным он сейчас был. Я слышала лишь его размеренное дыхание.
Я снова посмотрела в щель и стала наблюдать за двумя женщинами. Надолго ли они здесь? Теплое дыхание Ригеля теперь ласкало мой затылок. Судя по влажному звуку, он приоткрыл губы, и по моему телу пробежала горячая дрожь. Я попробовала повернуться, но он уже наклонился и своим дыханием обжигал шею. Его шелковистые волосы касались моей щеки, я чувствовала его аромат.
– Ригель…
– Шшш… – прошептал он мне на ухо, и его руки заскользили по моим бедрам.
Прежде чем я успела что-либо сделать, Ригель слегка укусил меня за шею. Я схватила его за запястья и сжала их. Что он творил? Ригель прижал губы к тому месту, которое только что укусил. Кровь пульсировала в жилах, я дрожала, он прижался ко мне сильнее и обнял за живот.
– Перестань… – тихо прошептала я и в ответ получила только глубокий вдох.
Пальцы Ригеля пробежали по моим ребрам, по ложбинке между грудями, наслаждаясь бешеным стуком моего сердца, затем обхватили мой подбородок. Я чуть не задохнулась, когда его горячие губы сомкнулись на изгибе шеи. Ноги подкашивались, не хватало воздуха. Губы Ригеля ласкали с томной медлительностью, словно ему нравилось пробовать меня на вкус.
Ригель нащупал дырочку на моих колготках и сунул в нее палец. Я чувствовала только стук своего сердца, его горячее дыхание, его тело, плотно прижатое к моему, его палец, который хозяйничал под юбкой, а затем…
Две женщины вышли из кабинета, и я тут же выскочила из тесного шкафа-подсобки. Сразу стало легче дышать. С вытаращенными глазами я повернулась к Ригелю, который все еще стоял там, облизывая губы и глядя на меня из полумрака как на вкусный десерт, уплывший у него из-под носа.
Я пробормотала что-то бессвязное и тут вспомнила про колготки. Там, где когда-то была маленькая дырочка, теперь красовалась дырища со стрелками, бегущими вверх и вниз. От удивления я открыла рот.
– Ну вот, теперь точно пора надевать новые, – сказал Ригель, еле сдерживая хитрую улыбочку.
Глупо было так рисковать. Никто не должен догадаться, что` между нами происходит, иначе мы все потеряем. А я не могла потерять Анну с Норманом теперь, когда они стали мне очень дороги.
Да, меня разрывали противоречия, но в глубине души я никогда не хотела разрушать то, что мы построили. А Ригель, казалось, не осознавал, насколько серьезной была ситуация, и это меня беспокоило. В глазах окружающих мы скоро станем семьей. Для некоторых мы уже ею были.
Нам следовало вести себя очень осторожно. И в то же время я не могла не думать о его горячих руках и губах. Я перестала узнавать себя. Прикосновения Ригеля сводили меня с ума. Чем шире я открывала для него свое сердце, тем больше места он в нем занимал. Как мне справиться с этим?
– Ника, к тебе гости! – В комнату заглянул Норман, прервав мои мысли.
Я спустилась вниз и, увидев, кто пришел, улыбнулась.
– Аделина!
Ее глаза, две незабудки, просияли, как только она меня увидела.
– Привет!
На Аделине была вязаная шапочка и резиновые сапоги, которые защищали ее от дождя. Она напоминала луч солнца посреди бури.
– Я вообще-то к вам не собиралась, но увидела в городе новую кондитерскую и сразу подумала о тебе, – сказала Аделина смущенно. – Они только что испекли тарталетки, а я знаю, как ты любишь сладкое…
Аделина протянула мне пакет, и я уловила исходящий от него теплый медово-сладкий аромат. У меня потекли слюнки.
– Аделина, ты не должна была. – Я взяла пакет и посмотрела на нее с улыбкой. – Снимай сапоги, съедим тарталетки вместе! Не отказывайся, – предупредила я ее возражения, – у нас есть твой любимый чай, к тому же на улице сейчас сильный дождь. Проходи.
Она сняла сапоги и благодарно улыбнулась Норману, когда он взял у нее куртку.
– Проходи в гостиную, – пригласила я. – Сейчас приготовлю чай и приду к тебе.
Вскоре я вошла в гостиную с подносом в руках и дымящимся чайником. Аделина стояла у рояля. Я уже собиралась ее окликнуть, когда поняла, что она очень пристально на кого-то смотрит. Облаченный в тишину, в кресле сидел Ригель и, не обращая внимания на происходящее вокруг, читал книгу. На его красивое лицо падал свет из окна.
В этот момент мир остановился, и я поняла кое-что, что, возможно, не хотела видеть. Аделина… Аделина смотрела на него так, словно в доме больше никого не было. Ее глаза звали его, а губы молчали. Этот взгляд говорил о разбитом сердце и тоске по чему-то недосягаемому.
Аделина смотрела на Ригеля… точно так же, как я.
Глава 28. Одна на двоих мелодия
Когда ты не увидишь света, мы вместе посмотрим на звезды.
– Аделина, как ты относишься к Ригелю?
Аделина опустила чашку. В ее глазах промелькнул знакомый огонек удивления.
– Почему ты спрашиваешь?
Может, Анна права насчет меня: я не умею скрывать эмоций и притворяться. По крайней мере, когда пытаюсь, у меня это плохо получается.
– Ника, – тихо сказала Аделина, – если ты имеешь в виду тот поцелуй…
– Я хотела бы знать, – перебила я, – мне нужно знать, Аделина. У тебя к нему чувства?
Я понимала, что никому не могу рассказать о нас с Ригелем, даже Аделине, которая знала нас с детства. Если о наших отношениях узнают, последствия будут катастрофические. И все же я не могла не задать ей этот вопрос. Она опустила глаза.
– Мы трое выросли вместе, – прошептала она, – Ригель – часть моего детства. И хотя я никогда не могла его понять, но научилась не судить о нем по его поступкам и жестам.
Неужели я чего-то не знала? Слова Аделины звучали для меня странно, потому что в Склепе я никогда не видела их вместе. Однако складывалось ощущение, что она хорошо знает и понимает Ригеля.
– Ригель многому меня научил. Не разговорами, а своим молчанием, потому что оно порой мудрее любых слов. Он научил меня, что некоторыми ситуациями нужно воспользоваться, а в других случаях лучше просто отойти в сторону. Научил, что мы не в силах изменить природу вещей, но можем проявить любовь к тем, кто нам дорог, пожертвовав собой и заботясь о них издалека. Любовь к чему-то или кому-то измеряется нашей способностью отказаться от притязаний и активных действий.