Я гладила его волосы, плечи, руки и отвечала на поцелуй всем телом. Ригель обхватил меня за бедра и приподнял. Халат чуть сполз, оголив плечи. Ригель впился в изгиб моей шеи, пробуя на вкус кожу, словно это запретный плод, сладкий и сочный. За последние дни я отвыкла от его прикосновений и от своих прикосновений к нему и теперь дрожала под его руками. Я чувствовала себя слабой, горячей и наэлектризованной. Ригель снова нашел мой рот, и я тихо простонала, чувствуя, как его язык требовательно раздвигает мои губы, чтобы прорваться вглубь и устроить во мне пожар. От живота до кончиков пальцев на ногах пробежала горячая волна.
Непонятно, как он мог вбирать меня в себя, лишая сил и энергии, и в то же время заставлять меня чувствовать себя такой живой. Его дикая страсть и его аромат опьяняли меня. Внезапно руки Ригеля скользнули под халат, и на секунду я как будто окаменела. Я чуть отстранилась, его рот сейчас был на расстоянии одного вдоха от моего. Я смотрела на его губы сквозь полуопущенные веки, у меня кружилась голова от бешеного сердцебиения.
Ригель облизал распухшие губы. Волосы упали ему на лицо. Казалось, он почувствовал, что напугал меня, потому что прислонился щекой к моей щеке, как будто пытаясь успокоиться. В этот момент я почувствовала, как дрожит он, прижимая меня к себе. Его прикосновения были грубыми, порывистыми, дикими, но одновременно и бережными, потому что он знал меня как никто другой. Ригель не был жестоким или злым, нет, просто он был резким в проявлениях чувств. И таким он мне нравился.
Он нежно поцеловал меня в шею, рисуя кончиками пальцев замысловатые круги на моей коже, и я расслабилась, задышала глубоко и ровно, прислонилась головой к его голове, впав в сладкую истому.
Наши губы снова сомкнулись в спирали горячих и глубоких поцелуев. Движения его горячего языка теперь стали медленными, волнующими, а пальцы на моих бедрах сжимались, следуя ритму поцелуев. Его руки впивались в мое тело, ласкали его. Мои щеки снова покраснели, дыхание сбивалось. Внизу живота разлилось странное напряжение, сладкое и невыносимое.
Его язык воспламенял мой рот, и я медленно, робко посасывала его, чувствуя, как Ригель впивается пальцами в мои бедра.
Его руки скользнули вверх и коснулись кружева трусиков. Я обхватила ногами его бедра, Ригель отпустил мои губы, чтобы укусить за подбородок, затем за шею и плечо. Он казался потерянным и ненасытным. Его руки снова сжимали мои бедра, как будто он страстно желал почувствовать, как моя плоть дрожит под его пальцами. Я подавила стон боли и выгнулась, а Ригель обхватил меня за спину, лаская языком чувствительное место под ухом. Мои бедра напряглись, мышцы задрожали. Ригель прижал меня к стене и впился губами в мою грудь.
У меня перехватило дыхание. Закружилась голова. Я потеряла себя, забыла себя, взорвалась и снова задышала. Я жила!
Ригель уничтожал меня поцелуем и делал частью себя. Я позволяла ему это, потому что не хотела другого волка, кроме него. Ощущения, которые я испытывала, оказались настолько сильными, что я вся дрожала.
Мне так хотелось, чтобы когда-нибудь мы избавились от постоянного опасения, словно нас в любой момент могут растащить в разные стороны и у нас очень мало времени, нам не хватает слов, чтобы вместе пережить что-то очень важное. Вот бы заглянуть в его сердце и понять, хотел ли он того же, без чего все лишалось смысла.
Принадлежать друг другу. Быть вместе. Прильнуть друг к другу, как сейчас. Душа к душе и сердце к сердцу. Сложить в один рисунок наши трещины, чтобы больше ничего не бояться…
Щелчок дверной ручки донесся из далекой реальности. Очень далекой.
Дверь приоткрылась, и моя душа вздрогнула, я перестала дышать. Я вытянула руку и с силой захлопнула дверь. С другой стороны раздался голос Нормана:
– Ой… Эм, в ванной кто-то есть?
Я резко оторвалась от Ригеля и почувствовала, как он борется, пытаясь меня удержать.
– Ой, Норман, Ника принимала душ! – Подошла Анна, и меня охватил ужас. – Может, она еще не закончила… Ника? – Стук в дверь. – Ты еще сушишь волосы?
Я ахнула от ужаса, осознав, что я вся мокрая и растрепанная. А еще у меня на плече и груди следы укусов. Я потуже запахнула банный халат, с тревогой поглядывая на Ригеля, который ел меня глазами и, казалось, не замечал того, что творится вокруг.
Анна снова постучала.
– Ника?
– Дда?
Ригель облизнул нижнюю губу.
– Я… я еще не закончила.
– У тебя там все хорошо?
– Да!
– Ладно, тогда я вхожу.
– Нет! – закричала я в панике. – Анна, подожди! Я… я не одета!
– Не волнуйся, Норман ушел! У тебя там есть халат, верно? Я хотела тебе кое-что показать…
Я закусила губу и, уставившись на дверь, пыталась сообразить, что делать. Потом медленно опустила дверную ручку и открыла дверь ровно настолько, чтобы в щелку поместился глаз и нос.
– Ой, Ника, но ты еще вся мокрая, – заметила Анна, – и у тебя лицо красное. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Я сглотнула, пытаясь придумать, как отвлечь от себя внимание Анны. В этот момент я увидела у нее в руках платье.
– Его сшила Далма! – радостно сообщила Анна. – Специально для тебя. В качестве извинения за то, что произошло… Я знаю, как сильно ты любишь цветные вещи, но она подумала, что темное лучше оттенит твое светлое личико. Так что платье…
Оно было черное. Струящаяся мягкая ткань блестела на свету, как чернила. Я не видела его полностью, но и кусочка достаточно, чтобы понять, что платье прекрасно.
– Ну как, оно тебе нравится?
– Очень красивое, – прошептала я. – Я… я просто не знаю, что сказать. Далма невероятная… Ай!
Я покраснела и закрыла рот рукой. Ригель ущипнул меня за бедро. Анна посмотрела на меня растерянно и обеспокоенно, когда я выскочила из ванной и, взяв ее под локоть, повела по коридору к своей комнате.
– Хочу примерить его прямо сейчас! Далма будет рада, если я его надену сегодня… Когда они приезжают? Уже ведь много времени…
Я тащила ее к комнате и продолжала говорить и говорить, заглядывая Анне в лицо, чтобы она даже не подумала обернуться и увидеть… его.
Платье, сшитое Далмой, сидело на мне идеально, облегая меня, как перчатка или как вторая кожа, и обрисовывая все изгибы тела. Рукава доходили до пальцев, но оставляли плечи открытыми. Потрясенная своим видом, я разгладила ткань на бедрах и снова посмотрелась в зеркало. Черный цвет и правда подчеркивал бледное лицо, которое теперь сияло, и этот контраст придавал мне шарма, я чувствовала себя звездой в ночном небе.
Платье действительно великолепное.
Наверное, я никогда не привыкну к себе такой: всегда хорошо пахнущей, в чистой одежде. Так странно иметь возможность принимать душ когда захочу, стоять под ним сколько хочу, смотреть на себя в зеркало без трещин. Ощущать чистоту на своей коже как что-то прекрасное, чем стоит восхищаться. Внутри я все еще была маленькой девочкой, которая натирала одежду цветочными бутонами и ставила на нее заплатки. Это чувство невозможно с себя смыть.
Я расчесала волосы и впервые за все время заметила, что они стали очень длинными. Когда я была маленькой, они колыхались на ветру, и я мечтала летать в небе, как стрекоза; я была ребенком, но это не мешало мне мечтать по-крупному.
Я попробовала заплести волосы, но пряди путались, поэтому пришлось отпустить их на волю, позволив свободно рассыпаться по плечам и спине.
Когда я спустилась, Оттеры уже были в гостиной. Норман в веселом красном свитере разливал по бокалам вино и смешно рассказывал о колонии мышей, которую обнаружил на чердаке у одной дамы. Я поздоровалась с Джорджем, который улыбнулся мне из-под своих больших усов. Далма была на кухне с Анной. Увидев меня, она сложила руки на груди и радостно воскликнула, как будто я преподнесла ей подарок:
– Ты его надела! О Ника… Ты обворожительна!
Далма окончательно растрогалась, когда я подошла, чтобы поцеловать ее в щеку.
– Сегодня особый случай, – ответила я, глядя на Анну, которая благодарно мне улыбнулась. – Спасибо, Далма… Нет слов, мне так нравится это платье!
Она покраснела, довольная. Только тогда я заметила позади нее знакомую фигуру.
– Привет, Асия!
Асия, как всегда, выглядела элегантно и утонченно, как принцесса. В ответ последовало неловкое молчание, она опустила глаза и пробормотала:
– Привет.
Впервые Асия казалась не гордой, а… смущенной.
– Отнесу их в машину, – сказала она, кивая на пакеты с сушеными цветами лаванды и жасмина, от которых исходил вкусный аромат. Конечно, подарок от Анны.
– Тебе помочь? – спросила я, шагнув за ней из кухни, и сразу остановилась, услышав сухое «нет».
Изящно переставляя стройные ноги, она дошла до прихожей, на ходу вытаскивая из кармана ключи от машины. И тут что-то привлекло ее внимание. Асия замерла, и я поняла почему: на столике в рамке под стеклом поблескивала фотография Алана. Стекло нужно было заменить: оно треснуло внизу, и взгляд Асии задержался именно на этой трещинке, закрытой тонким голубым пластырем. Голубым, как глаза Алана. Асия медленно повернулась ко мне. Она посмотрела на мои пальцы в цветных пластырях, затем подняла глаза и встретилась со мной взглядом. И в это мгновение я увидела в нем что-то нежное и хрупкое, что-то, чего она никогда раньше мне не показывала. Что-то похожее на раскаяние и боль, но и… на смирение.
Асия вышла, а я вернулась на кухню.
Я наполняла соусник, когда раздался звонок в дверь, кто-то пошел открывать.
– Ну вот и готово! – раскрасневшаяся от жара духовки, Анна приложила ладонь ко лбу; пирог выглядел великолепно. – Ника, сбегаешь проверить стол? Мы ничего не забыли?
В гостиной царил полный порядок. Возвращаясь в кухню, я замерла.
В дверь звонила не Асия, а Аделина. Мягкие светлые волосы выделялись на фоне стены, должно быть, она только что сняла пальто, но из-за угла мне не удавалось хорошенько ее разглядеть.
– Ты постоянно смотришь на меня так.