– Да! Я твой сын! – заорал я, безнадежно пытаясь вырваться из пут. – Как ты можешь творить такое с собственным сыном?! Почему ты не…
Я осекся. На миг я словно бы снова перенесся в домик Мере-сан и услышал ее слова: «Не задавай вопросы, на которые и так знаешь ответ».
Жизнь разваливалась на куски, дробилась и рассыпалась осколками, которые уже не собрать и не склеить. Сколько раз я сидел в этой комнате, пока родители творили надо мной заклинания, уверяя, что спасут мою магию! Сколько раз мать проводила кончиком пальца вокруг моей левой глазницы – всегда левой, – ободряюще глядя на меня и словно говоря: «Все будет в порядке».
– Вы знали, – сказал я. – Знали, что однажды мной завладеет Черной Тенью. Вы говорили, будто пытаетесь мне помочь, развить мои магические способности… Но это было не так, да? Вы ослабляли их.
Мать попыталась удержать мою руку. Я стиснул кулак.
– Это из-за твоей бабушки, – сказала она.
– Я унаследовал от нее болезнь? Но почему я? Почему не…
– Нет, не унаследовал, – проговорил отец. – Когда ты был ребенком, мы застали мою мать в этой комнате. С тобой. Она взяла одну из моих игл, погружала ее в отметины возле своего глаза и рисовала знаки пустоты. Она…
Отец замолчал, не в силах произнести слова, которые легко дались мне:
– Бабушка привязала ко мне тень.
Никто не возразил.
– Она, наверное, ненавидела меня.
– Серентия любила тебя, Келлен, – сказала мать. – Но она потеряла рассудок. Отец увидел, как она стоит над тобой, нанося на твою кожу краску тени…
Отец покачал головой.
– Я думал, что вовремя остановил ее. Думал, что успел тебя спасти.
Мать нежно коснулась его руки. Увидев этот ласковый жест, я почувствовал себя еще более слабым и одиноким.
– Были признаки, – сказала она мне. – Даже в твоем детстве я иногда видела, как вокруг твоего глаза проступают отметины. Мы думали, что магия тени подпитывается остальными шестью. И надеялись, что подавляя твою силу, мы сумеем уморить болезнь. Сперва вроде бы это действовало. Мы не понимали…
– Что ошибаемся, – докончил отец. Его голос был таким же спокойным и уверенным, как и всегда.
– Вы просто замаскировали симптомы, да? – спросил я, не ожидая, впрочем, ответа. – Ослабляя мою магию, вы позволили болезни развиться гораздо быстрее. Вы забирали мою жизнь, мало-помалу, а теперь…
– У нас не было выбора! – рявкнул отец. Впервые хладнокровие изменило ему. Впрочем, он не перестал втыкать в меня иглы. – Мы не знали, может ли болезнь перейти на других. Если бы Шелла…
Вот оно. Ну конечно! Шелла. Надежда семьи. Самый многообещающий маг нашего рода. Разумеется, ее следовало защитить.
– Вы любите ее… – сказал я.
Отец окончательно разъярился.
– Я делаю то, что правильно для семьи! Для дома! Для джен-теп! Если Черная Тень заберет тебя целиком, а твоя магия восстановится, ты станешь угрозой для клана, как моя мать. Я не могу допустить, чтобы это случилось! Я не позволю этому случиться… – Он влил очередную каплю краски мне под кожу. Даже сейчас, когда отец был в ярости, его движения оставались осторожными и точными. Все под контролем.
Мне в голову пришла мысль. Слабый проблеск надежды. Идея, за которую хватаешься в исступлении – когда разум не желает понимать, что все уже кончено.
– Ты же поклялся, – сказал я. – Ты обещал Фериус Перфекс, что простишь меня. Ты дал слово.
Отец на миг остановился и посмотрел на меня. Его взгляд был виноватым и печальным. Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
– Я простил, Келлен. За то, что позорил нашу семью. За то, что принес тьму в наш дом. – Отец отвернулся и снова обмакнул иглу в краску. – Теперь твой черед простить меня.
Глава 27Истина
Нужно шесть ночей, чтобы нанести ребенку джен-теп татуировки – по одной для каждой из магических дисциплин. Огонь, железо, песок, шелк, кровь, дыхание.
Сперва требуется добыть руды из шахт, расположенных глубоко под Оазисом. Близость к шахтам ослабляет магов, так что эта задача возложена на ше-теп. При помощи химикатов и огня руды расплавляются, и из них делаются металлические краски. Это сложный процесс, для каждой краски он иной, и каждый сопряжен со своими трудностями и опасностями. Маг, готовящий краски, должен действовать медленно, методично, аккуратно. Без колебаний. И без угрызений совести.
Днями я лежал привязанный к столу. Мозг был затуманен зельями, которыми пичкала меня мать. Я знал, что родители ослабляют путы, чтобы вымыть меня: стол подо мной оставался чистым, хотя я был уверен, что несколько раз обделался.
По ночам, едва лишь в окно заглядывала луна, отец и мать принимались за дело. А я принимался за свое: каждую ночь я кричал, умоляя о милосердии. Родители старались убедить меня, что так будет лучше для всех – для семьи, для клана, для джен-теп. Я называл их лжецами и чудовищами и клялся жестоко отомстить. Я был в такой ярости, что казалось: демон уже завладевает моей душой.
Разумеется, у меня ничего не вышло. Отец и мать работали, как отлаженные часы. Медленно, но уверенно, отец разделался с одной моей татуировкой, затем со второй. Золотая татуировка магии песка была мертва. Никогда я не сотворю заклинаний, позволяющих заглядывать в неведомое и обретать тайные знания. Погибла и магия железа. Мне не будет подвластно заклятие щита, я не сумею защитить ни себя, ни других… Родители двигались все дальше и дальше, от одной полосы к другой, связывая все формы магии. Скоро отец расправится и с серебряной татуировкой магии дыхания, которая на несколько бесценных минут оказалась мне доступна.
Уставая кричать, я просто лежал, слушая, как трещит пламя на жаровнях и постукивают отцовские иглы, погружаясь в крохотные котелки. Иногда я слышал плач матери. Один раз мне померещилось, что плачет отец.
Мне хотелось спросить о Шелле – вернулись ли они с Фериус? Впрочем, я догадывался, что нет. Если бы только Фериус оказалась здесь и узнала, что со мной делают, она бы вышибла дверь и подожгла этот дом. Ворвалась бы сюда с неизменной курительной соломинкой в зубах и колодой стальных карт в руке.
«Выбьет дверь и надерет задницы – вот что сделает женщина, когда пытают ребенка», – сказала бы Фериус.
Посему, услышав вежливый, почти робкий стук в дверь, я понял, что пришла не она.
– Не тревожь нас, – сказал отец.
Стук повторился. Потом задергалась дверная ручка.
– Вон! – приказал отец. – Дверь заперта не просто так.
Из коридора раздался голос, но слова были неразборчивыми. Отец и мать проигнорировали их. И тогда случилась странная вещь. Раздались звуки ударов, словно по двери колотили чем-то тяжелым. Отец поднял взгляд, его глаза сузились. Звук повторился. Потом раздался третий удар. Дверные петли крякнули, и отец поднялся на ноги. С четвертым ударом дверь поддалась и распахнулась.
– Во имя предков! Так это правда! – сказал дядя Абидос. – Ты лишаешь магии собственного сына.
– Убирайся, Абидос, – приказал отец. – То, что здесь происходит, не касается ше-теп.
Отец намеренно подчеркнул статус дяди. Напомнил, что если он и член семьи, то лишь по крови, но никак не по рангу.
– Остановись, Кио, – умоляюще сказал Абидос. – Ты ведь не знаешь, правда ли это Черная Тень. Можно провести проверку, которая…
Отец аккуратно положил иглу на стол.
– Уже очень давно никто не зовет меня Кио.
Он подошел к дяде и встал перед ним. Никогда прежде я не видел, чтобы они стояли рядом, вот так, словно равные.
– Теперь я Ке-хеопс, маг джен-теп и глава дома. Советую тебе об этом вспомнить. А потом, заодно – вспомнить, где твое место.
Мать поднялась на ноги.
– Прошу, прекратите, вы оба. Не усложняйте дело.
Когда ше-теп обращаются к своему начальству джен-теп, они почти всегда отводят взгляд. Кажется, я никогда не видел цвета глаз своего дяди. Разговаривая с кем-нибудь из нас, он смотрел в пол или в сторону. Но теперь все было иначе.
– Келлен – мой племянник, Бене-маат. И я не позволю…
Отец вскинул руку – движение слишком быстрое, чтобы быть заклинанием. Он резко, с размаха ударил брата по лицу.
– Ты не позволишь? Здесь не то место, где ты вправе что-нибудь позволять или не позволять. Ты принадлежишь этому дому, Абидос. Но не семье.
– Ке-хеопс, прошу, ты устал, – начала мать. – Это… это тяжело для всех нас. Может, если бы ты объяснил Абидосу, почему…
Отец снова взмахнул рукой, пресекая дискуссию.
– Глава дома джен-теп не объясняет свои поступки слугам ше-теп.
– Ударь меня еще раз, Кеио, – сказал дядя. – Так даже лучше. Отложи в сторону свою великую и могучую магию. Ударь, как бил прежде, пока наши пути не разошлись. Покажи мне, что ты за человек, когда не прячешься под мантией чародея.
Отец стиснул кулаки. Абидос не шевельнулся. Впервые в жизни я задумался, каков был отец в детстве. Был ли он, как я, маленьким и тщедушным? Боролся ли, как я, за место под солнцем, ожидая, когда к нему придет сила? Трудно было такое представить, и все же здесь и сейчас он показался мне меньше Абидоса.
Мать подошла ближе. Тихо зашелестели шелковые рукава ее платья, когда она подняла руки, и я понял, что мать готовит заклинание.
– А со мной ты тоже будешь драться, Абидос? – спросила она. – Мне тоже отложить магию в сторону, чтобы ты мог избить меня и выместить на мне свою ярость?
Абидос ошеломленно взглянул на мать. Так, словно она ударила его – сильнее, чем отец.
– Бене-маат… Келлен ведь твой сын. Должен быть другой способ…
– Другой способ? – Отец глянул на меня. – Я создам контр-сигиллы, уничтожив магию Келлена, чтобы Черная Тень не могла питаться ею. А потом мне придется отослать сына отсюда. Он останется один, будет жить вдали ото всех, кто может распознать признаки болезни. Но есть и другой способ, да. Я могу убить сына собственными руками, чтобы защитить наш народ.
Он обернулся к Абидосу.
– Что ты предпочитаешь, брат?
Абидос заколебался. Вся его воинственность исчезла. Он снова уставился в пол и, не поднимая взгляда, проговорил: