ститут или из Лукаша информацию вытряс.
– Да, – признал Кеннет, – раз понадобилась формула накопителей, то любым способом добыл бы.
– Для чего она ему? Жаль, он не рассказал тебе почти ничего! «Поднять темную магию на новый уровень»… Это может означать что угодно.
– Я пытался вытянуть больше, не вышло. Ясно было только, что легальность подобных разработок его не волнует. Очевидно, если добьется успеха, то закон будет побоку. Поэтому и мамины обвинения не страшны.
– Мне последовательность действий Касиуса покоя не дает. – Я попробовала собрать мысли в кучу. – Сначала он, по всей видимости, намеревался заставить меня перерисовать руну на Эроновскую при перенастройке источника. А когда я потеряла дар, то явился к тебе за накопителями. Почему не сделал этого заранее?
– Последние разработки мы оформили накануне родительского дня, – объяснил Кеннет, – ему нужны были конкретно они и мой прототип для темной магии. Изначальный ритуал сохранения энергии многим известен, включая прорицателей. Добыть его – не сверхсложная задача. Думаю, Касиус просчитывал варианты, как поменять руну самостоятельно, используя лишь твое присутствие в Междумирье. Ну да, источник снова перезапускался бы две недели, вырубив всюду магию, но какое ему дело.
– Сохранение энергии… – Я собрала волосы в пучок, проткнула шпилькой. Ай! Она будто прямо в мозг вонзилась, внезапно осенило. – А с потусторонней это сработало бы? Он мог бы провести ритуал в бездне?
– Да…
– И теперь он в курсе, что дар ко мне вернулся. Прекрасно, у него целых два плана: старый и новый… Но что ему даст перенастройка источника? Неужели новая руна заточена под бездну? Для чего музыканту Эрону изобретать такое?!
– Выясним, и очень скоро. Открытие клуба с минуты на минуту.
Значит, пора! Я рассовала по карманам платок Дриады, пергамент с руной и заряженный с помощью магии телефон. Меня тщательно обвешали артефактами, как новогоднюю елку. Амулеты, кольца, браслеты, броши. Все защитное или около того, но симпатичное. Мешок от Дарва наверняка опустел наполовину. Правильно, что я на украшения из шкафа не зарилась. Не то передвигаться было бы тяжко, а уж передвигаться и не греметь… Это возмездие за колокольчик, не иначе! Однако бесславно помереть в клубе в планы не входило, поэтому я не сопротивлялась. Что могла, попрятала под одежду, остальное красиво пристроила поверх платья.
В ладонях Кеннета разгорелось сияние портала, я ухватилась за его локоть, погружаясь в теплые волны энергии. Вспышка света, короткое парение, и мы очутились перед аркой входа в клуб. Она переливалась всеми цветами радуги, по бокам ее мерцали очертания непонятных музыкальных инструментов. Если вон та штука – типа тромбон, то боюсь представить, в какую из трех дугообразных труб полагается дуть и как для этого надо изогнуться…
Очереди не было, в зале тоже ни малейшего аншлага. Видимо, легендарные старинные заведения не пользуются большим спросом, а зря. Внутри клуб представлял собой что-то из земных тридцатых годов, витала таинственная и вместе с тем невероятно теплая атмосфера. При этом он не напоминал музей или умелую стилизацию, реально ощущалось, будто нас перенесло машиной времени. Окутанный дымкой полумрак, уютная сцена, на которой музыканты упоенно играли нечто похожее на джаз. А в их «тромбон» трое одновременно дуют! Он огромный, как и рояль с двумя рядами клавиш… Звуки изливались приятные, хоть и непривычные уху. Зал был небольшим и каким-то домашним. Аромат еды, аккуратные столики между тонких колонн. Наш находился в углу, у завешенной раритетными экспонатами стены. Неужели…
– Это он, – Кеннет указал на пожелтевший лист в простой деревянной раме, – чудом сохранившийся оригинал из тетради Эрона Рауха.
– Предусмотрительно ты столик заказал, – ахнула я, всматриваясь в чуть расплывшиеся нотные символы. Затейливо их создатель из прошлого выводил, куда более витиевато, чем в «нагугленных» примерах.
Гостей было немного, только половина столиков занята. Сплошь музыкальные гурманы собрались – глядели на сцену с одухотворенными лицами, не обращая внимания на соседей. Это хорошо, просто замечательно. Прежде чем сесть, я не таясь сфотографировала листок на телефон.
– Отлично, – я проверила, что снимки вышли четкими, – теперь надо найти того, кто бы записанную мелодию сыграл…
– Зачем искать? – Кеннет развернулся к музыкантам. – С ними договорюсь, жди.
Я осталась наедине с экспонатом на стене. Лист висел совсем рядом, я дотронулась до стекла рукой, провела по раме. Не почувствовала ровным счетом ничего… Сколько ни пыталась представить, как Эрон в порыве озарения выводил эти самые ноты, не могла проникнуться воображаемым моментом. Надеюсь, его музыка мне поможет. Нельзя отчаиваться и терять настрой. Наоборот, надо набираться его! Обстановка располагает. В похожей он и жил. Творил, играл в таких клубах, растворялся в написанных им мелодиях. Эрон должен был быть очень крут, раз рабочую руну сумел придумать. Уловлю дух присутствия гения – все сработает, уверена.
Кеннет пропадал недолго, или я слишком залипла на нотный лист. Сел на второй стул и отчитался:
– Сыграют, как только завершат свою часовую программу. А еще я еды заказал, скоро принесут. Сам выбрал, тебе понравится.
От нетерпения я потерла ладони, не зная, чего жду сильнее: музыкальных откровений из прошлого или нормального ужина. Принесли его действительно быстро – столько, что пришлось не есть, а понадкусывать, чтобы попробовать все до того, как наемся до отвала. Эсмирские блюда традиционно отличались кислинкой, которая давно мне полюбилась, а не заставляла досадливо морщиться. Особенно классными были макаронные пельмени с мясом неизвестной, но очень вкусной зверушки. Политые фирменным соусом, они таяли во рту. Я запила их вином для лучшего вдохновения и откинулась на спинку стула, растворяясь в льющихся со сцены звуках. Музыканты играли в таком запале, что даже смотреть на них было удовольствием. Искренне кайфовали от процесса, а слушатели – от того, что те вытворяли. Перед сценой скапливался танцующий народ, постепенно закрывая обзор. Чего им за столиками не сидится…
– Пойдем туда? – предложил Кеннет. – Пока еще есть где встать.
Я взялась за протянутую руку и пошла за ним в толпу, пританцовывая под бодрую композицию. Люди двигались ей в такт, по одному, парочками и тесными, выстроившимися полукругом компаниями. Дымка расползлась по всей сцене и за ее пределами, дивные звуки уносили куда-то далеко, вырывая из времени и пространства. Сердце екало, трепетало, подсказывало верный путь. Мелодия оборвалась резко. Сменилась на тягуче медленную и плавную, присутствующие разбились по парам и закружились. Подстава…
Кеннет осторожно меня обнял, вовлекая в неспешный танец. Его лицо оказалось близко, тянуло прижаться сильнее. Но одновременно что-то останавливало, вынуждая сохранять жалкие сантиметры расстояния. Глаза блуждали по сцене и людям на танцполе, лишь бы не встречаться с единственным взглядом, направленным на меня.
– Я понимаю, – сказал Кеннет спокойно, – тебе нужно время. Если оно вообще поможет.
– Скажешь тоже…
– Ни у кого нет волшебного переключателя. – Его прикосновения в танце стали легкими, почти невесомыми. – Лёна, я вижу, что все испортил. Постараюсь исправить. Но если ты решишь, что не получится, то останемся… ну… друзьями?..
– Выжить бы для начала, – ответила я, потому что нас «друзей» не представляла совершенно, да и думать о подобном исходе не хотелось. Ни о каком не хотелось. – Я люблю тебя, просто… Надо разобраться с твоим демоном раз и навсегда. Тогда мне перестанет быть страшно.
Он кивнул, наши взгляды встретились. Словно электрической искрой обожгло, я прикрыла глаза. Что делаю?.. Возможно, это наши последние дни! А я прячусь в раковину, замыкаясь. Чертов переключатель не нащупывался, растерянность поглощала другие чувства без шанса их осознать. Я мысленно себя одернула, расправила плечи. Не сметь предполагать плохое! Мы победим, перенастроим источник, а потом займемся… всем остальным. Да, только так.
Невыносимо долгий медляк завершился бурными овациями. Я разлепила веки, Кеннет меня отпустил. Музыканты поклонились, их распланированная программа подошла к концу. Уходить не спешили, торопливо разминали пальцы и пили водичку. Сейчас сыграют то, что их Кеннет попросил?..
Я затаила дыхание в предвкушении, неотрывно следя за тем, как они вновь берутся за инструменты. Народ продолжал оглушительно рукоплескать, зал тонул в улыбках и ароматной дымке. Царила особенная энергетика: живая, плотная, осязаемая, хоть руками трогай. Она соединяла всех нас в одно целое, во что-то необъяснимое. А потом старичок за роялем подмигнул Кеннету. С первым же аккордом публика стихла, по воздуху прокатились мощные вибрации. Впервые чувствовала их так отчетливо, казалось, даже дым расступается перед этими невидимыми волнами.
Я сосредоточилась на мелодии – пока едва слышной, завораживающе хрустальной. Ее нежные перезвоны успокаивали, переполняло счастливым томительным волнением. В этих звуках была настоящая умиротворенность, какая-то неспешная молитва. Музыка ускорялась, наполняясь новыми оттенками и смыслами. Переливалась через края, непредсказуемо и порывисто. Она качалась маятником, набирая обороты, развивалась, и вскоре в ней бушевала страсть. Вихрь эмоций и чувств! Я воспринимала не только слухом, я ощущала их всем телом, и оно тоже вибрировало – с ног до головы. У сцены словно прозрачная воронка образовалась, утягивая меня потоком воздуха куда-то вниз. Бешеное биение сердца и ритмов, слабость в коленях. Я вцепилась в Кеннета, сказав:
– Держи меня…
Реальность поплыла, меня уносило из нее прочь. На сей раз не в бездну, а туда, где вдохновение плескалось океаном. Уплывая, я достала из кармана пергамент с руной. Дорисованные Эроном завитки преобразились, заплясали, увлекая за собой в знакомый воображаемый мир. И я увидела.
Замысловатые, но такие простые линии. Их изломы, соприкосновения, выверенная закольцованность, которую не замечала раньше. Они заиграли красками и значениями, соединяясь в единое целое. Поток магии – он как поток музыки, прекрасный и неконтролируемый, пока не придаешь ему форму. Не загоняя в рамки, ласково направляя и следуя за ним. К источнику искристой энергии, чистой и податливой для тех, кто умеет слушать и слышать. Его руна не стремилась ставить рамки, а расширяла их. Эти завитки у Эсмира – снятие любых ограничений, бесконечная свобода. У Земли и Аулина – тоже. Никаких препятствий, открытая дорога для магии. Общие дорисовки в каждом мире убирали барьер между реальностью и бездной, точечно и аккуратно, устанавливая фильтр через Междумирье. Надежный, проточный. Он пропускал потустороннюю энергию, будто сквозь узкое горлышко.