[390]. Цезарь считал, что должен держаться за власть. Он не осознал приверженности других римлян традициям – и был убит.
Пределы силы
Цезарь был гениальным полководцем. Подобно Александру или Наполеону, он не прославился как великий военный реформатор и принял войско, уже подготовленное и обученное другими. Но все трое «оттачивали» свои армии, вдохновляли их, воодушевляли собственными амбициями и воображением, что в итоге обеспечивало невероятный успех. Кроме того, Цезарь, как и Наполеон, использовал свой военный успех, чтобы захватить высшую власть в государстве. В отличие от французского императора, правда, он не столь радикально перестроил государство под себя. Цезарь эффективно манипулировал выборами и сам считался высшим авторитетом над магистратами. Тем не менее магистраты по-прежнему служили, сенат и народные собрания продолжали собираться и голосовать, а суды функционировали приблизительно так же, как и до диктатуры. Заговорщики считали, что едва ли не единственным препятствием на пути возвращения республики является сам Цезарь.
Диктатор пал жертвой внутренних, а не внешних врагов, опять-таки в отличие от Наполеона. Военного успеха было недостаточно, чтобы Цезарь сумел создать стабильный режим; эту задачу осуществил Август. Он тоже захватил верховную власть с помощью военной силы. Потребовались десятилетия, чтобы создать новый режим и превратиться из жестокого триумвира, который выгрызает путь к вершине, в почитаемого «отца нации». Август позаботился о том, чтобы армия сохраняла верность ему одному. Более двух столетий длилась республиканская традиция сенаторского контроля за военной и гражданской властью. В любое время лишь несколько сенаторов были способны заменить императора. В Риме вновь вспыхивали гражданские войны – в 68–69 и 193–197 гг., зато было и гораздо больше стабильности, чем в последние десятилетия республики. Август и его преемники были военными диктаторами, но, жертвуя политической независимостью, одарили римский мир стабильностью. Сенаторы пользовались своим статусом и порой продолжали искать славы, но теперь уже как представители императора. Это и многое другое изменится в III в.
Цезарь стал диктатором силой оружия. Его исключительно долгое и успешное командование в Галлии позволило превратить тамошнюю армию в эффективное орудие и способствовало созданию крепких личных связей между солдатами и командиром. Без этого Цезарь не сумел бы захватить и удержать власть. Тем не менее его победа в гражданской войне не была предопределена. Помпей обладал огромными ресурсами и уже давно был признан величайшим полководцем Рима. Сомнительность людской славы – auctoritas, как выражались римляне – отражает легкость, с какой новые достижения Цезаря сначала соперничали, а затем превзошли былые заслуги Помпея в коллективном сознании. Немногие политики усомнятся в необходимости «оставаться в заголовках» и в том, что былые заслуги быстро забываются и вытесняются новыми событиями. Во всяком случае, темп жизни современного мира и современные СМИ существенно ускорили этот процесс. (Для некоторых, возможно, приятно, что ошибки и скандалы забываются тоже быстрее.)
Многое изменилось, и лишь немногие современные лидеры, по крайней мере на Западе, способны поспорить с ратной славой Цезаря. Это не значит, что даже в нашем обществе воинскую славу (даже если не использовать это слово) нельзя трансформировать в политический капитал. Однако, как и прежде, слава мимолетна. Военная неудача, будь то реальная или раздутая пропагандой, может моментально разрушить репутацию. Такие лидеры, как Наполеон и Цезарь, которые обеспечили свое возвышение воинской славой, должны постоянно «подновлять» эту славу крупными победами, если хотят сохранить популярность и власть. Цезарь был военным диктатором, но правил умеренно сурово. Один из наиболее удручающих уроков истории этого периода заключается в том, что гораздо более безжалостный Август смог удерживать власть более сорока лет и в конечном счете умер в своей постели.
Основными источниками по карьере Цезаря и военным кампаниям являются его собственные «Записки» о событиях в Галлии и годах гражданской войны. Дополнительные книги (восьмая книга «Галльской войны», «Александрийская война», «Африканская война» и «Война в Испании», финал «Гражданской войны») предлагают несколько отличный взгляд на его поведение. В обширном литературном наследии Цицерона Цезарю и его достижениям отводится немало места. Жизнеописания, составленные Плутархом и Светонием, содержат много фактов, не упоминаемых в других текстах, а сочинения Диона и Аппиана дополняют эти труды. Все перечисленные источники, впрочем, следует использовать с осторожностью, так как Цезарь оставался весьма спорной фигурой – и при жизни, и после смерти.
Современная литература по Цезарю весьма обширна; см., например: Маттиас Гельцер «Цезарь» (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968); Кристиан Майер «Цезарь» (New York:
Basic Books, 1996) и А. Голдсуорти «Цезарь: жизнь колосса» (New Haven, CT: Yale University Press, 2006). Работа Т. Райса Холмса «Завоевание Цезарем Галлии», пусть прошло сто лет после ее публикации, по-прежнему остается неоценимым источником сведений о Галльской войне.
«Становление римской армии» Лоуренса Дж. Кеппи (London: Batsford; Totowa, NJ: Rowman & Littlefeld, 1984) представляет собой одно из лучших исследований римского военного искусства. Интересны также: Эмилио Габба «Римская республика, армия и союзники» (Berkeley & LA: University of California Press, 1976); Жак Арман «Армия и солдаты Рима, 107-50 гг. до н. э.» (Paris: А. et J. Picard, 1967); Ричард Эдвин Смит «Служба в постмарианской римской армии» (Manchester, UK: University of Manchester Press, 1958). Работа Натана С. Розенштейна «Imperatores Victi: военное поражение и аристократическая конкуренция в средней и поздней республике» (Berkeley & LA: University of California Press, 1993) показывает, какое поведение ожидалось от римского полководца в бою; см. также мою книгу «Римская армия в войне 100 г. до н. э. – 200 г. н. э.» (Oxford: Clarendon, 1996). Сборник статей «Юлий Цезарь как искусный репортер: записки Цезаря как политический инструмент» (London: Duckworth, 1998) содержит различные точки зрения на «Записки» Цезаря.
10. Держать рубежи: оборона границ и поздняя Римская империяПитер Дж. Хизер
Согласно теории, впервые предложенной Эдвардом Луттваком в середине 1970-х гг., Римская империя сознательно перешла от пограничной политики, основанной на экспансии, к глубоко эшелонированной обороне; это случилось в правление императора Септимия Севера, в начале III в. н. э. С этого момента военные усилия империи направлялись на стратегическое планирование строительства «укрепленных поясов», призванных отражать мелкие угрозы; в резерве находилась мобильная региональная армия, которой вменялось противостоять крупномасштабным вторжениям[391]. Летом 370 г., например, налетчики-саксы на кораблях обошли пограничные укрепления северного Рейна и высадились на севере Франции. Начались разбои и грабежи, но со временем местный римский полководец собрал достаточно тяжелой конницы и пехоты, чтобы разгромить ничего не подозревавших саксов, усыпленных ложным чувством безопасности – ведь заключенное ранее перемирие обещало им жизнь и свободу[392]. Это хрестоматийный пример пограничной стратегии, обозначенной Луттваком; но при ближайшем рассмотрении – и вопреки влиятельности его работы, опубликованной более тридцати лет назад, – выясняется, что этот анализ в значительной степени ошибочен.
С одной стороны, археологические раскопки подтверждают активную миграцию вдоль имперской границы, причем на расстоянии многих тысяч километров, от устья Рейна до устья Дуная, но нередко возведение крепостей и военные походы предпринимались из-за внутренних политических неурядиц, а вовсе не по причине рационального военного планирования. «Удержание варваров» служило фундаментальным обоснованием необходимости сурового налогообложения сельскохозяйственного производства, которое обеспечивало существование империи. Неудивительно, что императоры любили показывать помещикам, которые и выплачивали, и взимали эти сравнительно крупные суммы ежегодно возобновляемых богатств, что государство не церемонится с варварами и заботится о подданных. В 360 г., например, братья-императоры Валентиниан и Валент взялись энергично строить крепости по Рейну и Дунаю, демонстрируя, что надлежащим образом следят за обороной империи, пусть даже строительство привело к разрыву ряда соглашений с приграничными племенами, прежде вполне миролюбивыми[393]. Валентиниан также единоличным решением снизил размер ежегодных «субсидий», что выплачивались некоторым алеманнским вождям Верхнего Рейна, – дабы иметь возможность утверждать, что он не покупает миролюбие варваров[394]. Оба направления политики были весьма иррациональными с позиций поддержания безопасности границ, поскольку фактически они провоцировали беспорядки; но для императоров первостепенное значение имели внутриполитические факторы[395].
Наступательные войны, разумеется, тоже не прекратились к концу III в., вопреки использованию тактики тщательно спланированных, стратегически обоснованных решений с опорой на рациональный анализ экономических возможностей империи по поддержанию регулярной армии для защиты существующих активов. Скорее, дальнейшие попытки завоеваний постепенно выдыхались на всех границах Рима, особенно когда стало слишком очевидно, что плоды завоеваний – обычно измеряемые личной славой, а не стратегическими и экономическими выгодами – более не заслуживают стараний