Наконец-то отстранилась, глаза ее стали темными, на бледных щеках выступил румянец.
– Нет-нет!.. мы не должны делать этого. Этого делать нельзя!
– Нельзя, – согласился я. – Но если очень хочется, то можно.
Ее тонкие, красиво очерченные брови взлетели, в глазах удивление непонятной логикой. Я снова обнял ее и поцеловал, стараясь не сжимать слишком сильно, поверхностное натяжение выдерживает пока совсем небольшие нагрузки. Она слегка отстранилась, выгнулась в спине, глядя с пугливой дикостью, но я не отпускал, целовал ее глаза, щеки, губы, и она наконец перестала дичиться, доверилась, только в глазах оставался непонятный страх.
Глава 4
Я снял наушники, сердце колотится бешено, а пальцы сжимаются, словно все еще подгребают к себе нежное трепещущее тело сказочно прекрасной эльфийки. Да что за чудовище мы сотворили, что так трясет всего с головы до ног? Наперебой уверяем друг друга, что это всего лишь байма, даже игра, всего лишь игра, но сами уже в том мире живем больше, чем в этом. Это мы, создатели, которые точно знают, что все это бегающее и рычащее – всего лишь набор пикселей!
– Уже не игра, – сказал я себе вслух. – Даже не байма…
Холодок прошел по коже, словно в раскрытое окно пахнуло декабрем. Технический прогресс набирает разбег, а мы не просто ведомы, как абсолютное большинство населения земного шара, мы – ведущие. Мы постоянно на острие прогресса, а это значит – зачастую на ощупь открываем двери в темной комнате в еще более темную и неизвестную.
– Бог мой, – вырвалось у меня, – и куда мы открыли эту дверь? Вернее, портал?
Поздно вечером ко мне в кабинет забрел Кирич. Последнее время он все реже бывает в команде, а огромные суммы, получаемые на его проценты от акций, тратит на литературные премии начинающих авторов, на выпуск толстых литературных журналов, которые не удается никому всобачить даже бесплатно, на создание аналога Литературного фонда, который был создан сто пятьдесят лет тому «…для помощи пьющим авторам», потом стал могучим аппаратом управления писателями при советской власти, а затем снова потерял значение. Кирич как-то ухитряется находить не просто пьющих, но и талантливых, одаривает их деньгами, после чего те вообще перестают писать, а уже только пьют и пьют.
– Я слышал, – сказал он, усаживаясь в кресло по ту сторону стола, – готовите очередной аддон.
– Да, – подтвердил я.
– И там будет что-то вообще необычное?
– Ничего подобного, – заверил я. – Просто будет аппаратная поддержка ускорителя интеллекта седьмого поколения. А все остальное по мелочи: новые мобы, локации, города, профессии…
Секретарша по моему сигналу внесла не кофе, а бутылку красного вина наполеоновских времен и два хрустальных бокала. Кирич приподнял бровь и наблюдал, как она умело наливает густое красное вино в фужеры. Я взял один, сказал «прозит» и сделал пару мелких глотков.
Выдержанное вино нежное и сладкое, как поцелуй Азалинды… хотя она еще не ответила на поцелуй, но ее губы нежные, сладкие и зовущие… Кирич тоже смаковал медленно, с удовольствием, даже веки опустил на какое-то время.
– Новые мобы… – проговорил он наконец, – это всего лишь мобы. А вот аппаратное ускорение интеллекта… что это?
– Не знаю, – признался я. – Понятно только, что таким образом НПСы становятся в сотни, а то и в тысячи раз умнее предыдущего поколения. Слово «умнее», как вы понимаете, надо брать в кавычки…
– Надо бы, – согласился он, – да только иногда что-то мешает взять. Как посмотрю на некоторых… они ж уже сейчас умнее нашей уборщицы! Да и нашего сантехника с электриком. А что дальше?
Я усмехнулся:
– Дальше будут умнее управдома. А те персонажи, которыми общаемся, станут почти неотличимыми от живых игроков.
Он смотрел прищурившись поверх фужера, по золотому ободку бежали веселые беспечные искорки.
– Вы кого-то имеете в виду определенного?
Я подивился его проницательности, хотел смолчать, но вино начало развязывать язык, и хотя я не из тех, кому оно развязать способно, но сам ощутил потребность поговорить, раскрыть хоть крохотный уголок своей мохнатой души.
– Вы можете не верить, – сказал я медленно, наблюдая за его лицом, – но только что я целовался с женщиной. Эльфийкой. Там, в нашем Реальном Мире. Теперь, когда мы усиливаем поверхностное натяжение, это вполне доступно. И я не чувствовал себя ни извращенцем, ни чудовищем, ни кем-то еще. Хотя я прекрасно понимаю, что это всего лишь горстка пикселей…
Он усмехнулся:
– Почему я должен не верить? Кто из нас не целовался во сне?.. Или наяву, но представляя достаточно ярко? Целоваться с виртуальной – что-то подобное. Нет, сам не пробовал, но полагаю, что нечто близко, близко…
Я кивнул:
– Рад, что вы не шокированы. Только что я покопался в ее коде и добавил непредсказуемость в небольших пределах, некоторые капризы, верность этическим нормам… даже если это противоречит ее интересам. Словом, ввел в ее кодекс поведения все законы Ноаха, плюс некоторые современные…
Он переспросил, и теперь я видел, что он в самом деле шокирован:
– Володя, вы добавили в ее код непредсказуемость? Капризы?
Я развел руками. Мы оба чувствуем себя неловко, он потому что должен ко мне относиться как к чокнутому, сейчас в мире их все больше, а я потому, что пытаюсь объяснить то, что считаю верным, хотя весь мир это считает неверным. Но весь мир ориентируется на ценности, заложенные Толстым и прочими гуманистами, во времена которых увидеть женскую лодыжку из-под платья до земли – считалось верхом, да, верхом. А сейчас в школах настойчиво советуют школьникам сосать друг у друга, или, говоря языком инструкции, «…заниматься оральным сексом, дабы избежать нежелательной беременности». И ничего, мир не рухнул.
Не рухнет, а только станет богаче, если вот, как я… да, но пока это только мои смутные убеждения, еще не оформившиеся в слова, в термины, определения. Даже не убеждения, а ощущения своей правоты. Это ощущения правоты постоянно приводили к смене формаций общества, к сексуальной революции, к общей переоценке ценностей. Но кто сказал, что переоценка закончилась?
– Значит, вы меняете ее, так сказать, характер?
Я улыбнулся, держа фужер в руке, вино цвета вишневого сока, свет красиво переламывается на гранях, там вспыхивают крохотные радуги.
– А разве мы не так делаем в реале?
– Простите…
Я сказал мягко:
– Близкие люди… А как они становятся близкими? Из огромного числа знакомых отсеиваются те, кто не нравится, кто противоположных с тобой взглядов, кто неудобен в общении. Остаются такие, которые «как я», то есть подогнанные под мои вкусы. Впрочем, идеальной подгонки не бывает, все в общении вынуждены смирять себя, делать не то, что желаем, а что нужно по жесткому алгоритму, именуемому этикетом и правилами поведения. И, несмотря на то что якобы принимаем своих близких такими, какие те есть, это все хрень. Мы все равно стараемся переделывать их под себя. Программируя вирта, я разве не делаю с ним того же, что и с живым человеком: подгоняю под себя? С кем общаемся редко, того подгоняем чуть-чуть, с кем часто – подгонка тщательнее, а полностью стараемся подогнать, хоть и говорим, что нет-нет, как вы могли такое подумать – жену и детей. А тещу за то и ненавидим, что и сама такой подгонке сопротивляется, и жену не дает обтесать так, как нам изволится. А то и детей портит, зараза. Сколько я ни встречался с женщинами… Некоторые полагали, что у нас что-то серьезное… или может быть серьезное. В некоторых случаях так и было. Однако все стараются сохранить свою жизнь такой, какую ведут. Не только в быту, но и вообще, понимаете?
Он спросил осторожно:
– В смысле свободы общения?
– Да, – согласился я, – свободы.
Он сказал еще осторожнее:
– Вообще-то это деликатная тема, но, насколько я понимаю, в наше время вопрос супружеской верности не стоит так остро, как в прошлые времена. Теперь за это не убивают. Большинство супругов вообще смотрят на шалости своей половины с улыбочкой. Но если раньше так смотрели женщины, то теперь и мужчины относятся терпимее. Если, конечно, женщина не зациклена на таком, а лишь время от времени…
Я отмахнулся:
– Да я не о частностях. Я беру проблему в целом. Мы всегда всех выстраиваем под себя. Чем ближе человек, тем он больше должен соответствовать нашим стандартам. Самый близкий человек – жена, потому должна как в той песне, «стать такой, как я хочу!». Разве не так? И даже если обещаем не нагибать друг друга, когда женимся, то потом все равно гнем и подминаем… Почему в конце концов супруги становятся похожи даже внешне? Для комфортной жизни человек должен быть «таким, как я хочу». А женщины, которые капризные, непредсказуемые, своевольные и пр. пр., хороши только для случайных встреч. Даже как любовницы начинают тяготить довольно скоро.
Он улыбнулся:
– Ну, они хороши еще как жены друзей. Я правильно вас понял, что для своего комфортного бытия вы жертвуете обществом реальной женщины, а предпочитаете виртуальную?
Я опустил пустой бокал на стол, но тут же спохватился и, я же русский, а русские никогда не оставляют бутылку недопитой, наполнил себе доверху и Киричу, хотя тот не допил, но нам Европа не указ с ее правилами этикета.
– Вообще, – сказал я, поднося бокал к губам, – вас вскоре будут обвинять в расизме.
– Что? Меня? На каком основании?
– Вы предубеждены против виртуальных женщин. А это вскоре будет объявлено ксенофобией.
Он фыркнул:
– Я и сейчас вообще-то против резиновых женщин. И ничего, врагом народа еще не объявили.
– Но против педерастов уже не рискуете? А по мне так резиновые бабы и то лучше. А уж виртуальные… Чувствую, Петр Васильевич, что однажды вы сами захотите узнать, что же это такое – женщина, которую хотелось бы встретить!
Глава 5
Все здание, которое я выкупил для нужд своей фирмы, уже не вмещает растущие коллективы разработчиков. Приходится снимать для них офисы в домах поближе, чтобы заскакивать туда для контроля.