Сказать, что я не боролся, не пытался пересмотреть свои пристрастия, освободиться от «этого наркотика», – ничего не сказать. Я одно время усиленно попытался думать об Азалинде как о неком приспособлении, облегчающем жизнь. Это же просто неодушевленный предмет, созданный нами. Даже вот сперма, столь щедро выплеснутая мною, заботливо собирается в ее емкостях, хранится при надлежащей температуре, а потом эльфийка выберет момент, когда я не буду в ней нуждаться, деловито сдаст туда, куда надо… но думать так не получалось.
Сейчас вот Азалинда шебуршится в постели, забрасывает на меня ноги, сопит в спину, а то вдруг начинает чистить мне уши, как-то понимая, что именно в этот момент мне хочется, чтобы покопалась маленькими пальцами в моих оттопыренных раковинах. Ну никак я не могу настроить себя на то, что это механизм и что с ним надо обращаться как с механизмом или вообще неодушевленным предметом.
Впрочем, мелькнула мысль, а как обращаются с неодушевленными? Вот Кулиев отдал лучшие места в квартире под личную библиотеку. У него все стены в полках с книгами. Каждую книгу чуть ли не обцеловывает, периодически переставляет с места на место, чтобы корешки не слиплись, чистит и пылесосит. Я сам видел, как он, бережно вытащив один безобразно толстый фолиант с рассыпающимися страницами, гладил его кончиками пальцев и приговаривал всякие нежные слова. Настолько нежные, что даже сомневаюсь, чтобы он когда-то говорил их женщине!
А Лилюшка с ее «серебряночкой»? Так она зовет свою легковую машину, уже изрядно поношенную. Та время от времени выходит из строя, и какие только слова Лилюшка ей не говорит!.. Вот вчера она рассказывала нам с восторгом, что серебряночка заглохла посреди дороги, и что ей ни делала, не давало толку, «серебряночка» упрямо отказывалась ехать. Тогда Лилюшка, совсем отчаявшись, вылезла и тщательно протерла лобовое стекло… и «серебряночка» тут же завелась, пошла бодро, как ни в чем не бывало, и вообще весь день была на диво послушная, отзывчивая и ласковая.
Нападок много, обвинения со всех сторон и во всех грехах и преступлениях, но, если задуматься, все эти люди недовольны, что создаем мир и людей в нем лучше, чем мы сами.
Ведь на самом деле ничего принципиально нового не делаем: все религии, литература, музыка, философия и даже законы направлены на то, чтобы создать из того дерьма, из которого лепил нас Бог, нечто более высокое и одухотворенное.
Так что и мы, творя этих существ, как бы мы ни считали себя суперреволюционерами, на самом деле идем в русле общей человеческой культуры. Если покопаться, то доставалось Иисусу и Мухаммаду, закладывающим основы новой морали, Бруно, Галилею и Гусу, Сервету и Спинозе, доставалось всем, кто слишком опережал или кто вообще опережал медленно ползущую массу.
Да она вообще не ползла бы, если бы не тянули ее такие, как мы. Но они тянули тогда, а мы тянем сейчас.
Я, конечно, понимаю страхи и сомнения «нормальных людей», на которых опирается общество. Я понимаю и церковь, что постоянно запрещала луки и арбалеты, как убивающие на расстоянии, потом запрещала порох и пушки… Понимаю Эйнштейна и прочих, что требовали запрета атомной бомбы, понимаю нынешних, что требуют запрета клонирования, пересадки органов, операций на генах, трансгенной пищи…
Увы, невозможно запретить то, что облегчает жизнь. Сексуальная революция была неизбежной, так как облегчила жизнь всем. Неизбежно и широкое внедрение виртуальных женщин. По той же причине.
Сегодня мне пришло семьсот тысяч писем, прога быстро проверила все, отсеяла спам и выделила две тысячи, как любопытные. Я отмахнулся, писем сразу стало четыреста, я фыркнул, программка услужливо убрала еще двести пятьдесят. На оставшиеся я посмотрел лениво, готовясь щелчком отправить все в виртуальную корзину, как вдруг один портрет привлек внимание. Под ним номер телефона и короткая подпись: «Володя, позвони мне!»
Криво усмехаясь, это же сколько времени прошло, я назвал номер и повернулся к стене-экрану. Вспыхнул мягкий серебристый свет, затем появилось огромное безукоризненно правильное лицо. Золотые волосы взбиты в затейливую прическу, губы полные и чувственные, чуть капризные, глаза удлиненные по последней моде.
– Привет, Кларисса, – сказал я. – Ты все хорошеешь!
Она счастливо завизжала, я видел по ней, что не притворяется, в самом деле счастлива меня видеть.
– Володька!..
– Он самый, – согласился я. – Получил твое письмо.
– Классно я придумала? – спросила она хвастливо. – Тебе приходит много писем, но ты можешь заметить мою фотку.
– Это придумала классно, – снова согласился я. – Ну, как жисть?
– Ой, мне так много нужно тебе рассказать! Давай я к тебе приеду? Ты сейчас где?
Я усмехнулся:
– Ты знаешь. Сейчас все знают, где я живу. Хорошо, приезжай. Я предупрежу охрану.
– Все, еду!
Экран погас, я в задумчивости потер подбородок.
На мониторе видно, как к воротам поселка подкатил элегантный серебристый автомобиль, двое охранников подошли с обеих сторон, в то время как многочисленные сенсоры проверяют машину на предмет наркотиков и оружия, женщину за рулем почти не видно, я успел заметить только ослепительный блеск руки, когда она показывала документы.
Затем ворота распахнулись, автомобильчик весело понесся по дорожке. Я выждал еще, отдал кое-какие распоряжение кухонному агрегату, Азалинда сегодня в эльфийском городе принимает присягу молодых эльфийских рыцарей, так что я сам, все сам.
На том же экране я видел, как к воротам уже моей усадьбы подъехал автомобиль, а когда вышел на крыльцо, автомобиль уже весело катил по широкой дорожке, вымощенной какими-то безумно дорогими плитами.
Кларисса выскочила, хлопнув дверцей, сразу бросилась на шею. От нее пахнет хорошими духами и свежестью, как от ребенка, хотя прошло уже несколько лет с нашей последней встречи, а она, как я понимаю, должна бы малость постареть.
– Володька, как я рада тебя видеть!
– И я, – ответил я искренне.
– Я правда рада, – заверила она, отстранилась, однако не убирая руки с моей шеи, всматривалась в мое лицо. – Понимаешь, только с тобой я и разговаривала всегда откровенно. Веришь?
– Верю, – ответил я так же искренне.
– Со всеми как-то по-другому, – сказала она. – Ой, этот дворец… это твой?.. Ох, прости, я все забываю, что теперь ты – самый богатый человек планеты!
Я отмахнулся:
– Да ерунда все это. Пойдем в дом.
Она расхохоталась.
– Конечно, ерунда, когда у тебя восемьсот миллиардов долларов!..
– Все еще? – спросил я рассеянно. – А, это данные прошлого года…
На пороге особняка она остановилась в восторге, я видел, как загорелись глаза, хотя ничего вроде бы особенного и нет, но тут не мне судить, мне по фигу обстановка, дизайнеры сами мудрили, а я только пользуюсь бассейнами, кухней, спальней да залом с тренажерами. Художественные изыски оставляют меня равнодушным, как и сообщение, что мрамор привезли с каких-то далеких островов специально для моей виллы.
– Здорово, – произнесла она. – Змей, что ж ты молчал, что так быстро идешь в гору?
– Да ты была так занята, – напомнил я, – решая, кого предпочесть, Стивена или Вольдемара… что сама ничего больше не видела.
В гостиной она красиво опустилась в кресло, изумительно стройные длинные ноги изысканно скрестила, словно стесняясь, прекрасный жест, я щелкнул пальцами, кухня замигала сенсорными огоньками.
– Чем угостить? – спросил я.
Она засмеялась, дразня:
– Угощать будешь сам?
– Да. Здесь у меня нет слуг. Электроника делает все необходимое.
Она посмотрела на дальнюю стену комнаты.
– Это все экран?
– Да.
– Ну, ты можешь себе позволить, понятно… Покажи тот мир? А то я, стыдно признаться, слишком собой занималась, отстала…
Я включил, затем с высоты драконьего полета дал общую панораму долины между горных кряжей, опустил камеру и направил взор на разрастающийся эльфийский город. Уже двадцать седьмой, так что эльфийская раса не погибла, не погибла. Кларисса смотрела с великим интересом на грандиозные здания, не утерпела и, красиво вскочив с грацией молодого зверька, прошлась, покачивая бедрами, вдоль стены, наконец повернулась ко мне с сияющей улыбкой на лице.
– Круто!
– Понравилось?
– Грандиозно, – согласилась она. – Теперь вижу, почему деньги гребешь лопатой.
– Почему?
– Там все красиво. И люди красивые… в смысле, эльфы. Все началось, как пишут, с того, что ты сам завел для себя прекрасную эльфийку?
Я усмехнулся:
– На этот раз не врут.
Она повернулась ко мне, ясные глаза смерили меня с головы до ног.
– А где же она?
– Принимает послов, – ответил я. – Или клятву верных рыцарей, не помню. Да, кажется, сегодня обряд посвящения.
Кларисса засмеялась сочным таинственным смехом, глаза ее сияют дивным светом. Я молча любовался ее лицом, цветущим телом, а она приблизилась ко мне легкой танцующей походкой.
– Значит, ты вызываешь ее только на ночь?
Я смолчал. То, что Азалинду полагают только удобным секс-партнером, – это не новость, но, конечно же, ерунда. Сейчас все женщины – идеальные секс-партнеры. Это раньше, когда «секса в СССР не было», да и в прочем мире он был чем-то стыдным и запретным, порядочные девушки им заниматься стеснялись, можно было выделиться на фоне сдержанных или неграмотных в этом деле. Потом все больше женщин раскрепощалось, конкуренция на этом поле усиливалась, наконец все усвоили все виды техники секса, все женщины знают, что ничего в этом деле не стыдно, все допустимо и все хорошо, если это нравится партнеру, и с этого момента они, женщины, стали неотличимы.
Вон даже Габриэлла и Кларисса, при всей разности положения и воспитания, все же, чувствуется, учились они по одним учебникам. Даже слова говорят абсолютно одинаковые, движения одинаковые, а когда ложатся в постель, я вижу этот одинаково оценивающий взгляд: что нужно сделать, чтобы этот получил максимум удовольствия, предпочитает ли анал или орал, главное – предложить это самой, как будто это ее желание, так мужчины стесняются меньше…