мле.
Хорошо, скажет иной читатель, Достоевский создал выразительные образы своих современников. Какое отношение все это имеет к миру сегодняшнему? Прошло более ста лет. Иные времена, иные нравы, иные проблемы.
Россия пережила чудовищные потрясения, в ходе которых был почти полностью истреблен культурный слой нации, большой урон был нанесен производящим силам. И все же русский народ в середине XX века смог совершить великий подвиг (достигнув небывалых высот «всемирной отзывчивости»), который сегодня некоторые стремятся предать забвению, — одержать победу над фашизмом. «Современный мир» существует только благодаря этому подвигу. Это была не только военно-политическая, но и моральная победа. Победил народ, проявивший и защитивший в этой смертельной борьбе свою самобытность и спасший многие народы от физического истребления.
Помимо победы над фашизмом еще одну, незримую победу одержала русская самобытность, православие в первую очередь — победу над коммунизмом (задолго до Горбачева и компании). Русский народ, переболев «бесовщиной», медленно, в мучительных страданиях очищался от нее, возвращаясь к традиционным жизненным принципам.
Сегодня говорят, что Россия проиграла мир. Народ обнищал, и «средний европеец» представляется многим образцом для подражания. Но среди мерзостей запустения, смахивающих на оккупационный режим, пробивается свет духовности, стремление к традиционным ценностям усилилось, возрождение православия с его идеалами сострадания, отзывчивости и всеобщей любви обретает все более зримые черты. Люди сострадают друг другу в бедности, ищут утешения в семье и вере. И нигилистическая накипь рыночного беспредела не способна отравить родники народной душевности. Не случайно и «средний европеец» (если он мало-мальски культурен) проявляет ныне живой интерес к русскому духовному опыту. Он читает и чтит Достоевского, он верит в то, что тот «видел истину» и хочет приобщиться к ней.
Примечания
1 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 339. Вот уже не иронический пассаж об отношении Достоевского к философии: «Шваховат я в философии, но не в любви к ней, в любви к ней я силен» (Достоевский — Страхову, 28 мая 1870 года).
2 Там же. Т. 16. С. 175.
3 Манн Т. Достоевский, но в меру //Собр. соч.: В 10 т. М., 1961. Т. 10. С. 339. Против подобного подхода к Достоевскому и сопоставления его с Ницше решительно выступает Р. Лаут: «Таким путем постигнуть Достоевского нельзя. Нужно не только признать, но и увидеть «титаническое здоровье», употребляя выражение Т. Манна, нравственное здоровье Достоевского» (Lauth R. Die Philosophic Dostojewskis. München, 1951. S. 15). Книга Лаута — лучшее, что написано на Западе о философии Достоевского.
4 Белов С. В. К столетию со дня рождения Е. В. Тарле: Неопубликованные письма… к А. Г. Достоевской // Пути в незнаемое. М., 1976. Сб. 12. С. 403.
5 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 22. С. 172.
6 Там же. С. 308.
7 Бурсов Б. Личность Достоевского. Л., 1974. С. 351. Яркий образ Достоевского как морального человека создал Юрий Селезнев в биографии писателя, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей» (Москва, 1981).
8 Freud S. Studienausgabe. Frankfurt/M., 1969. Bd. 10. S. 279.
9 Манн T. Указ. соч. С. 333.
10 Freud S. Op. cit. S. 271.
11 Бахтин M. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 164. См. также: Хоружий С. С. Идея всеединства от Гераклита до Бахтина // После перерыва. Пути русской философии. М., 1994. С. 65–66. Вот почему нельзя видеть в Бахтине (а тем более в Достоевском) сторонника «диалога» культур. Диалог — это разговор на равных двух совершенно различных персон, здесь нет никакого всеединства. А полифоничность у Бахтина как раз выступает формой всеединства. Не исключена возможность того, что рассуждения о полифоничности имели целью дезориентировать советскую цензуру, дабы иметь возможность утвердить монологический христианский идеал Достоевского.
12 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 22. С. 49.
13 Там же.
14 Там же. С. 43.
15 Там же. С. 50.
16 Там же. Т. 25. С. 20.
17 Там же. С. 75. Подробнее об этом см.: Ingold F. Р. Dostojewskij und das Judentum. Frankfurt/M., 1981.
18 Достоевский Ф. M. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 86.
19 Там же. С. 87.
20 Там же. С. 100.
21 Мережковский Д. Толстой и Достоевский. СПб., 1899. С. 287.
22 Голосовкер Я. Э. Достоевский и Кант. М., 1963. С. 41.
23 Неизданный Достоевский //Литературное наследство. 1971. Т. 83. С. 404.
24 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 116.
25 Там же. С. 79.
26 Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. Париж, 1968. С. 52.
27 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 230. Брехт провозглашает: «Сперва жратва, потом мораль» («Опера нищих»).
28 Там же. С. 232. «Мы исправили подвиг твой, — говорит далее инквизитор, — и основали его на чуде, тайне и авторитете, и люди обрадовались, что их снова повели, как стадо, и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки… О, мы убедим их, что они тогда только станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. И что же, правы мы будем или солжем? Они сами убедятся, что правы, ибо вспомнят, до каких ужасов рабства и смятения доводила свобода твоя» (Там же. С. 235).
29 Там же. Т. 15. С. 71.
30 Там же. Т. 14. С. 52.
31 Там же. С. 53.
32 Там же. С. 236.
33 Там же. Т. 13. С. 44.
34 Там же. С. 70.
35 Там же. Т. 15. С. 186.
36 Там же. Т. 26. С. 139.
37 Там же. Т. 10. С. 203.
38 Там же. Т. 26. С. 144.
39 Там же.
40 Там же. Т. 13. С. 376.
41 Там же. С. 377. Ср. в черновиках: «…Жить для себя у великоруса значит жить для других» (Неизданный Достоевский. С. 419).
42 Там же. Т. 16. С. 430.
43 Там же. Т. 22. С. 89.
44 Там же. Т. 24. С. 194.
45 Там же. С. 127.
46 Неизданный Достоевский. С. 173.
47 Lauth R. Op. cit. С. 518.
48 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 112.
49 Там же. С. 116.
50 Там же. С. 118.
51 Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 188.
Глава пятаяСМЫСЛ ЛЮБВИ(ВЛ. СОЛОВЬЕВ)
Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900) — первый русский профессиональный философ, значение которого вышло за пределы России. Два полных собрания сочинений, изданных в Германии, множество монографий о нем на основных языках Европы — веское тому свидетельство. До него философствовали в салонах, на страницах литературных журналов, Соловьев — университетский преподаватель. Он защитил две диссертации (магистерскую и докторскую), профессором, правда, не стал — так сложились обстоятельства, — но именно он положил начало академической философской традиции в России со своим неповторимым лицом.
Он появился на свет в семье знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьева, автора монументальной «Истории России с древнейших времен». Старший брат Всеволод (всего в семье было двенадцать детей) стал известным в свое время историческим романистом. Одна из младших сестер Поликсена — поэтесса, публиковавшаяся под псевдонимом Allegro. Племянник Владимира Соловьева (и его биограф) — поэт и религиозный деятель Сергей Михайлович Соловьев-младший. Семья Соловьевых оставила заметный след в русской культуре двух последних веков. По материнской линии Соловьев приходился родственником Григорию Сковороде. Философ гордился своим пращуром, считал, что унаследовал от него свою духовность.
Из современников ему ближе всего духовно был Достоевский. Писатель говорил, что он «видел истину», философ должен был ее изложить и обосновать, чем он и занимался. И если это ему не удалось полностью, то объяснялось это краткостью отпущенных ему дней. Соловьев был увлечен русской идеей Достоевского. Он посвятил ей специальную брошюру. Более того, вся жизнь его, все его творчество были устремлены к углубленному пониманию различных сторон этой идеи.
В юные годы ничто не выдавало в нем будущего религиозного мыслителя. Скорее, ему можно было предсказать естественнонаучную карьеру. «Я никогда потом не встречал материалиста столь страстно убежденного. Это был типический нигилист 60-х годов»1, — свидетельствует приятель.
В 1869 году Соловьев поступает в Московский университет; по желанию отца — на историко-филологический факультет, но в том же году переходит на физико-математический. «Я поступил в Университет, — пишет Соловьев в автобиографии, — с вполне отрицательным отношением к религии и с потребностью нового положительного содержания для ума. В естественных науках, которым я думал себя посвятить, меня интересовали не специальные подробности, а общие результаты, философская сторона естествознания. Поэтому я серьезно занимался только двумя естественными науками: морфологией растений и сравнительной анатомией»2.
Способностями и интересом к физике и математике будущий философ не обладал, поэтому вскоре возникли трудности с экзаменами. Постепенно накапливалось разочарование в естественных науках вообще. «…Это знание, — писал он в октябре 1871 года своей кузине Кате Романовой, в которую был влюблен, — само по себе совершенно пустое и призрачное. Достойны изучения сами по себе только