29. Разрешение проблемы состоит в том, чтобы сочетать строй частной собственности с «социальным» настроением души, свободное хозяйство — с организованной братской справедливостью. При строгом соблюдении закона!
Ильин был не только правоведом и моралистом. Широкообразованный философ культуры, он не мог пройти мимо такой области духовной жизни, как художественное творчество. Известны его статьи о классической русской литературе — о Пушкине, Гоголе, Достоевском, Толстом. В 1937 году он выпускает книгу «Основы художества». Год спустя заканчивает работу «О тьме и просветлении. Книга литературной критики» (вышла посмертно). Много ярких страниц посвящено искусству в сборниках статей.
Ильин — адепт реализма, непримиримый противник формалистических «художеств». «…Будущее принадлежит не модернизму, этому выродившемуся мнимо-искусству, созданному, восхваленному и распространяемому беспочвенными людьми, лишенными духа и забывшими Бога. После великого блуждания, после тяжелых мучений и лишений — человек опомнится, выздоровеет и обратится снова к настоящему, органическому и глубокому искусству; и так легко понять, что и ныне уже глубокие и чуткие натуры предчувствуют это грядущее искусство, призывают его и предвидят его торжество»30.
О позиции Ильина наглядно свидетельствуют две схемы в книге «О тьме и просветлении» (Ильин вообще охотно иллюстрирует свои взгляды схемами). На одной схеме изображена структура реалистического произведения: широко раскрытый глаз читателя, непосредственно перед ним поверхностный слой — авторский текст. За этим слоем — созданные автором образы, фабула и т. д. Далее (третий слой) — художественный предмет, из которого у автора вырастают образы и слагается фабула. Иначе выглядит «нехудожественное» произведение. Художественный предмет (если таковой есть) остается незамеченным, эстетически неосуществленным. Вместо художественной ткани возникает хаос эмбриональных образов, таков «путь модернизма», изображенный Ильиным волнистыми бесформенными линиями. На поверхности подобного опуса — «бесконечный сквозняк ненужного текста». А глаз читателя? Он закрыт — «от скуки и отвращения»; не уверяйте, что это кому-то доставляет радость!
Чуткость Ильина к содержательной стороне искусства позволила ему обнаружить философию там, где иной сноб не стал бы ее искать — в народной сказке. Сказка не раз становилась у нас предметом сухого формального анализа. Не то у Ильина. Он находит удивительно проникновенные слова для ее содержательного анализа, рассматривает ее как живое мировоззренческое целое. Вывод: «Сказка есть дорелигиозная философия народа, его жизненная философия, изложенная в свободных мифических образах и художественной форме»31.
Почетное место в наследии Ильина занимает его последняя крупная работа, духовное завещание — книга «Наши задачи», создававшаяся в течение последних шести лет его жизни. Ильин писал ее и публиковал малыми выпусками (всего 215) под эгидой РОВС (Русский общевоинский союз). Выпуски печатались на правах рукописи и рассылались членам этой организации, объединившей бывших бойцов белой армии. Все выпуски были написаны Ильиным, но выходили без подписи. Анонимность была вынужденной: швейцарские власти не разрешали иностранцам заниматься политикой, а Ильин покидать Швейцарию не хотел. Наиболее существенные статьи из книги «Наши задачи» собраны в сборнике «О грядущей России», выпущенном Н. Полторацким.
В XX веке Россия пережила три мощных потока эмиграции. Нынешние, «колбасные» эмигранты покидают страну добровольно в поисках спокойной и сытой жизни; «вторая волна» — это невозвращенцы Отечественной войны; опасаясь сталинских репрессий, они почли за лучшее остаться за рубежом. Наиболее трагична судьба «первой волны», изгнанников, оставивших родину с белой армией.
Ильин — идейный вождь «первой волны» — еще в 1926 году опубликовал программную статью «Белая идея». «Пройдут определенные сроки, — писал он, — исчезнут коммунисты, революция отойдет в прошлое; а белое дело, возродившееся в этой борьбе, не исчезнет и не отойдет в прошлое; дух его сохранится и органически войдет в строительство новой России. Ибо возродившееся в отрицании и гражданской войне, белое дело отнюдь не исчерпывается отрицанием; собрав свои силы в гражданской войне, оно отнюдь не питается гражданской войной, не зовет к ней во что бы то ни стало и не угаснет вместе с ней; пробужденное революцией, оно отнюдь не сводится к «контрреволюции»; борясь против гибельной химеры коммунизма, оно совсем не выдыхается вместе с этой химерой; восставая против интернационализма и его предательства, оно имеет свой положительный идеал родины…
…Да, белое дело состоит в том, чтобы бороться за родину… Мы не верим в справедливость насильственного уравнения и имущественного передела, мы не верим в целесообразность общности имуществ, в правоту социализма, в спасительный коммунизм. Дело не в бедности, а в том, как справляется дух человека с его бедностью. Дело не в богатстве, а в том, что человек делает со своим богатством. Дело не в бедности и не в богатстве, а в том, чтобы каждый человек мог трудиться; трудясь, строить и приумножать; приумножая, творить новое и делиться с другими. Мы утверждаем естественность и необходимость частной собственности и общественное духовное задание. И потому наши девизы: собственность и творчество} изобилие и щедрость*32.
Ильин понимал, что вопрос о собственности — центральный для будущего национального возрождения. Сторонники «социалистического выбора» пугают нас возвратом к капитализму, иные рассуждают о «третьем пути». Ильин напоминает, какой выбор сделал русский крестьянин: к началу Столыпинской реформы Россия насчитывала двенадцать миллионов крестьянских дворов. Из них четыре миллиона уже вели самостоятельное хозяйство. Вскоре еще шесть миллионов заявили о желании иметь свою землю и полную хозяйственную самостоятельность. Они уже получали ее и получили бы ее до конца, если бы не революция. Революция погасила идею законной собственности на землю, коллективизация означала государственное крепостное право.
Далее, вопрос о власти. Как Платон и Кант, Ильин — противник демократии. В принципе народовластие хорошо, но на практике неосуществимо. Правят всегда немногие, весь вопрос в том, — лучшие или худшие. «Лучших людей могут найти только те, которые… страдали, а не те, которые пытали страдальцев. Иначе Россия опять будет отдана во власть политической черни, которая из красной черни перекрасится в черную чернь, чтобы создать новый тоталитаризм…»33
«Черная чернь», повторяя измышления «красной черни», твердит в наши дни о тоталитаризме, якобы присущем русской истории. Это ложь: тоталитаризм пришел в Россию с Октябрем. Что такое тоталитаризм — задает вопрос Ильин. Его ответ: «Это есть политический строй, беспредельно расширяющий свое вмешательство в жизнь граждан, включивший всю их деятельность в объем своего управления и принудительного регулирования… Обычное правосознание исходит из предпосылки: все незапрещенное — позволено, тоталитарный режим внушает совсем иное: все непредписанное запрещено. Обычное государство говорит: у тебя есть сфера частного интереса, ты в ней свободен; тоталитарное государство заявляет: есть только государственный интерес, и ты им связан»34. Ильин испытал на себе как «левый» тоталитаризм (в советской России), так и «правый» (в нацистской Германии). «Мы имели возможность изучить оба режима до дна и относимся с нескрываемым нравственным и политическим отвращением к обоим»35.
Не менее, чем тоталитаризм, опасна анархия. Именно анархией (и гражданскими войнами) чреваты все попытки расчленить Россию на «суверенные» государства. «Что сулит миру расчленение России?» Этой теме в «Наших задачах» посвящено пять выпусков. Мысль разворачивается следующим образом. Россия — не случайное нагромождение территорий, а живой организм. Расчленить организм — значит убить его, останки начнут гнить. Дело закончится гражданской войной, которая превратится в мировую войну. Такое перерастание неизбежно, ибо мировые державы начнут вкладывать капиталы и отстаивать силой оружия свои интересы. Расчлененная Россия станет язвой всего мира.
Совершенно несостоятелен довод о «национальной свободе». Никогда и нигде племенное деление не совпадало с государственным. Малые народы зачастую спасались тем, что прибегали к покровительству и помощи большого народа. Русские всегда были толерантны в отношении других культур — более полутораста языков и тридцати религий насчитывает Россия. Это не Северная Америка, где туземцы были согнаны со своих земель и истреблены.
Расчленение России представляет собой задачу территориально неразрешимую. Императорская Россия не смотрела на свои племена, как на дрова, подлежащие перебросу с места на место, она никогда не гоняла их по стране произвольно (на такое мог решиться только Сталин). Расселение их в России было делом истории и свободного оседания. Взгляните на этнографическую карту страны: все обозначения на ней условны, они указывают не на исключительную, а преимущественную племенную заселенность. Все эти племена столетиями вступали в кровное смешение. Происходило и постепенное непринудительное обрусение населения, что передается южной поговоркой: «Папа турок, мама грек, а я русский человек». Большевикам не удалось разумно и бесконфликтно размежевать страну на национальные вотчины. Отсюда современные кровавые столкновения на окраинах России.
«…Когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг: «Народы бывшей России, расчленяйтесь!», то откроются две возможности:
или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои крепкие руки «бразды правления», погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские движения в стране;
или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия»