– Простите, ваше величество, но меня беспокоит поведение господаря… в какой уж раз. Он выпускает со своей земли недовольных. Я понимаю его желание избавиться от ненадежного люда перед войной, но отчего он присылает их вам, ваше величество?
– Возможно, он думает, что Держава велика и все проглотит, – угрюмо сказал Лотарь.
– Эта земля не из тех, что будет глотать, государь. Там привыкли расправляться с чужаками по старинке. И если сейчас не вмешаться, этим они и займутся.
– Что ж, следует написать моему августейшему шурину…
Белта положил перед ним ноту. Лотарь просмотрел ее, кивнул и размашисто подписал.
Чашка с цикорием на подносе опустела. Лотарь откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой.
– Ваш совет, Белта?
– Мои соотечественники не звери, как утверждает посланник. Они примут детей и стариков во имя матери. Но если дражанцы нападают на их дома…
– Завяжется разбойничья война. Ваши местные князья, разумеется, поддержат своих.
– Сделав то, что любой бы сделал на их месте, ваше величество.
– Ваш совет? – утомленно повторил цесарь.
– Бегущих из Драгокраины принимают в приюте Святой Магды. Нужно бы им посодействовать. Я позволил себе направить туда моего помощника.
– В Пинской Планине только пограничный гарнизон, – будто себе сказал Лотарь. – Мы могли бы направить туда несколько отрядов…
– Это насторожит Дражанца, государь.
Цесарь хмыкнул.
– Вы хотите сказать – насторожит местных…
– Тогда стоит послать отряд капитана Гайоса. Свои войска всегда принимают благосклоннее…
– Отряд Гайоса? Это же охрана замка, там не все и оружие в руках держали…
Стефан знал это; отряд был создан лишь для того, чтоб в Швянте не так сильно ненавидели льетенанта.
– Вот поэтому господарю Николае нечего будет опасаться.
Лотарь поднял брови.
– Что ж, вам виднее…
– Благодарю вас, ваше величество. – Стефан выдохнул наконец и попросил разрешение на отправку двух молний: генералу Кереру и своему помощнику.
Стефан написал несколько строчек генералу Кереру и столько же – посланнику в Пинской Планине, отдал послания курьеру, снабдив его бумагой, и отправил в Академию. Башню Академии – из странного полупрозрачного камня с сиреневым отливом – можно было различить в ясный солнечный день, но обычно она растворялась в струях дождя, терялась в тумане, сливалась с фиолетовыми облаками. Одно из немногих зданий в Цесареграде, оставшихся от прежних жителей, о ком теперь не упоминали – и делали вид, что не помнят. Ученого совета в Остланде не признавали, хотя услугами его магов пользовались – а самих академиков побаивались. Может быть, потому эта башня и простояла так долго.
Дождавшись, пока курьер вернется, он уже собрался домой, когда в коридоре его окликнули:
– Князь Белта! Ваша светлость!
Стефан обернулся и удивился.
– Барон Кравец?
Тáйник поравнялся с ним и без обиняков спросил:
– Вы говорили с государем о Пинской Планине?
– Говорил. Возможно, мое беспокойство покажется вам излишним, но кто-то в Остланде должен об этом волноваться…
– Я боюсь, что это не единственный повод волноваться, который может подать нам господарь…
Стефан замедлил шаг.
– Вот как? Тревожные вести из Кирали?
Тáйник коротко взглянул исподлобья.
– А вы сами никаких вестей оттуда не получали?
– Думаю, благодаря усердию ваших подчиненных вы наверняка знаете, что и откуда я получаю…
Кравец улыбнулся одними губами.
– Могущество тайной службы сильно преувеличено, князь.
Возможно. Раньше тайная служба не вздумала бы просить у него помощи.
За обычным зеркальным фасадом Кравеца чувствовалась напряженность. Еще немного, и заискрит, как воздух перед грозой. Что-то в этой напряженности было знакомое, и Стефан угадал: тáйник был у Лотаря, и тот его не послушал.
– Я знаю лишь то, что доносят мои посланцы из Планины, – и, конечно же, благодарен вам за рапорт… Правильно ли я понимаю – Дражанец уже не видится таким надежным союзником Остланда…
Тот кивнул.
– И вы опасаетесь, что государь может разочароваться, слишком многого ожидая от этого союза?
– Я опасаюсь, что наш цесарь может слишком дорого его оценивать, – проговорил тáйник, глядя прямо перед собой. – Я бы хотел, если возможно, поговорить с вами, князь, – разумеется, когда не буду отвлекать вас от дел.
Выходило снова как с чезарским письмом. Неужто Кравец окончательно выбрал его на роль мыши, которую подсылают к коту с колокольчиком?
– Я помню, князь, вы жаловались, что я слишком поздно доношу до вас сведения, касающиеся вашего ведомства. – Кравец слегка понизил голос. – То, о чем я хотел бы говорить, касается вас ближе, чем вы можете подумать.
Что-то случилось. Кравец разузнал нечто, о чем неудобно говорить с Лотарем. Уж не истинное ли происхождение цесарины?
– Я с удовольствием выслушаю вас, – сказал Белта. – Почему бы, скажем, вам не отужинать у меня? Тогда нам точно не помешают…
– Я польщен, – сощурился Кравец. – Все знают, что вы не любите гостей.
– Мне приятно будет знать, что хоть на два часа с моего дома сняли купол.
Тáйник рассмеялся.
– Ваша светлость, в самом деле! За вашим домом уже лет пять никто не наблюдает…
Что-то странное было в его облике, и Белта не мог понять – что.
Смех его звенел тем же напряжением. Будто опасаясь разбудить грозу, Стефан сказал мирно:
– Я уж скоро собирался домой. Приезжайте, как закончите свои дела. Я привез из дома настоящего белогорского меда, вы, верно, такого не пробовали.
– Благодарю вас, ваша светлость…
– Его величество всегда огорчается нашим распрям, – проговорил Стефан. – Думаю, он будет рад, узнав о нашем… единодушии.
Кравец открыл рот, но ничего не сказал. Однако в самом его замешательстве ясно читалось: «Не будет».
На сей раз Белта успел спросить:
– Вы нашли того, кто пытался… повлиять на государя?
– Так точно.
Только сейчас Стефан понял, что не так. На шее у Кравеца появилась рогатка, знак Разорванного бога, а на запястье болтался серебряный браслет.
Глава 12
Слуги удивились, когда, возвратившись домой, Стефан опять велел им накрыть в «парадной» столовой и откупорить бутылку старого казинского меда.
«Так вот и заделаюсь окончательно светским человеком…» – подумал Стефан.
Кажется, все они понемногу меняют привычки. Вот и начальник тайной службы вдруг решил поделиться с ним заботами – и воспылал любовью к серебряным украшениям… Да и «рогаток» при дворе не носили. Здесь считалось хорошим тоном полагаться не на бога, а на цесаря. И на Стефанову ладанку косились, но что возьмешь с белогорца…
Цесарь отмел тогда мысль о вампирах, а тáйник мог к ней и прислушаться. Кравец привык ничего не упускать, оттого и продержался столько лет при дворе. Возможно, он и эту нить смог вплести в свою паутину. И тогда он знает о цесарине и наследнике.
Было уже поздно, в столовой свечи разгоняли белесые сумерки, прозрачные отблески трепетали на графине с медом, на начищенных столовых приборах. Кто-то из слуг то и дело просовывал голову в двери столовой, проверяя, не пора ли уж подавать. Кравеца не было.
Ужинали в Цесареграде поздно, и, только увидев, что дело идет к полуночи, Стефан забеспокоился. Отправил слугу во дворец – напомнить радетелю за благо Державы, что его ждут.
Слуга вернулся ни с чем: кабинеты давно опустели, а Кравец, как ему объяснили, закончил свои дела и отбыл еще в начале вечера. Дома его тоже не оказалось. Семьи у Кравеца не было, а челядь не видела хозяина с утра.
На кухне подсыхал жареный цыпленок. Белта подождал еще немного и отправил прислугу спать. Сам он встал у открытого окна, отодвинув вечную портьеру, прислушался к затихшему городу. Только по тишине и догадаешься, что ночь, небо не темнее предгрозового. Но и не будь так светло, Стефан без труда различил бы каждую выбоину в камне, каждую медную монетку, улетевшую в канаву. В последнее время зрение у него становилось все острее.
Чтобы не явиться, у тáйника должна быть причина. И Стефан, кажется, эту причину знал и знал адрес, по которому следовало бы Кравеца искать. Карету с вечера распрягли, но можно бы взять коня и отправиться на Саравскую – поглядеть, не горят ли окна в доме с серыми ставнями.
А дальше что – дожидаться у двери? Или вломиться и потребовать у Донаты, чтоб вернула Кравеца целым и невредимым?
Да и нужно ли?
Поехать все же – но Кравец солгал, купол с дома так и не сняли, магический покров по-прежнему покалывает затылок всякий раз, как выходишь из ворот. И если это ловушка, если тáйник не знает ничего наверняка, но желает узнать, то Стефан может привести его прямо к цесарине…Утром слуги поглядывали с сочувствием: решили, видно, что князь дожидался даму.
Нынешняя тайная служба и сейчас называлась «особой цесарской охраной». Оттого и помещения ее, обставленные с нездешней скромностью и строгостью, почти примыкали к покоям Лотаря. Стефан почувствовал неладное, увидев, как из дверей приемной выходит человек в мантии Ученого совета. Мэтр… Леопольд. Тот самый, кто рассказал цесарю о магии крови.
Воздух в приемной знакомо искрил: так же посверкивал в пасмурные дни купол над домом Стефана. Ходили слухи, что особо чувствительным персонам в кабинетах становилось плохо от избытка магии. Рассказывали и многое другое, хоть вряд ли что-то знали наверняка: мало кому из простых смертных удавалось пройти дальше кабинета Кравеца.
Но царившее здесь странное возбуждение не имело отношения к магии – а искрило не меньше. Прежде Стефана тотчас же проводили бы к Кравецу, но сейчас всем было не до него. Его усадили в кресло под огромным портретом Лотаря и послали за секретарем. Стефан прислушался: за закрытыми дверями голоса гудели и вдруг смолкали. Раз двери растворились, выпуская курьера; тот миновал приемную в два шага, Стефана даже не заметив.
Приемная была будто нарочно лишена всякого уюта, вошедшему сюда казалось, будто он попал на остландский флаг. Красным обтянуты стены – хорошо, что винным, а не бьющим по глазам алым, – черные львы выбиты на медальонах в простенках, львы из чугуна охраняют камин. И портрет Лотаря выбрали самый безликий, если можно так сказать о портрете. Стефан всматривался в холодное, почти незнакомое лицо своего цесаря, пытаясь заглушить дурное предчувствие, которое – он знал уже – оправдалось.