Черным светится гранитом,
За оградой – бледный холмик,
Тусклый вереск да букетик
Незабудок – и до Бога
Близко, да непроходимо,
Как рукой подать – чрез пропасть.
Рябиновка горчила; на остальных Стефан глядел словно сквозь дым курительного салона. Вспоминал в который раз свой разговор с анджеевцем.
– В каком смысле – кроме вас? – спросил он тогда у Стацинского. – Вы хотите сказать, что за мной охотится еще один Орден? Сколько же их там?
Мальчишка покачал головой.
– Не Орден. Орден у нас один. А это… я не знаю.
Стацинский, как оказалось, успел купить бретцель в одном из ларьков, теснившихся у набережной. Теперь он вытащил лакомство из кармана эйреанки и принялся кормить чаек.
– Те люди, которые… С которыми я…
Прежде Стефан не поверил бы, что мальчишка может запинаться.
– С которыми вы так любезно встретили меня на дороге, – помог он. – Что с ними?
– Они… насколько я могу понять, они не из нашего Ордена. Меня ввели в заблуждение, князь.
– Их нашли?
Стефан смотрел на чаек, пикирующих за лакомством. Говорят, если долго глядеть на море, оно смоет память о плохом. Но воспоминания о раскромсанных телах на ночной дороге уходить не желали. Вестей об убитых анджеевцах так и не было, хоть Стефан и посылал специальный запрос. Он думал, дело это осело в долгом ящике деревенского следователя из местных, что злоупотребляет рябиновкой, знает истории о вурдалаках и после заката остается дома.
– Их нашли… те, кто должен был найти. Потому я и приехал.
Стацинский уронил кусок бретцеля. Неожиданно вместо чаек к его ногам слетел тощий воробей и вцепился в еду. Кусок был слишком большим для него, и воробей поднялся с усилием, тяжело паря на растопыренных крыльях.
Стацинский говорил угрюмо, как ребенок, вынужденный извиняться за проступок, в котором он не раскаивается.
– Когда я уехал от вас после дуэли, я был слишком слаб, чтоб добраться до Ордена, и послал письмо своему куратору. Он ответил, чтоб я оставался в том трактире и ждал братьев по Ордену.
– Вы их не знали?
Мальчишка помотал головой.
– Они сказали Слово, и их направил брат Георгий…
– Ваш куратор?
Стацинский кивнул.
– Наверное, я должен был сообразить, – сказал он кисло. – Зачем нам надо было нападать ночью, когда нечисть становится сильнее? Время Анджея – день, он действует при свете и избегает тьмы. Впрочем, ладно. Они сказали Слово… Я должен был рассказать им о проверке.
– Постойте. Что за проверка? И зачем им понадобились вы?
– Мы не имеем права убивать, если не уверены, что перед нами нечисть. Вот я и приехал – проверить. А потом показал вас братьям…
Анджеевец поморщился, тронул шрам у виска.
– После уже меня подобрали крестьяне. И нашли тела. Тогда приехал Старший брат, разбираться. Он мне и сказал…
Он швырнул оставшиеся крошки чайкам и долго, с остервенением отряхивал ладони.
– Он сказал мне, что брат Георгий больше не в Ордене, потому что он взял деньги за вашу голову.
– И что ж в этом дурного? – подивился Стефан. – За избавление от нечисти, если не ошибаюсь, всегда платили…
– Платили ведьмакам с большой дороги, – отчеканил мальчишка. – А детям Анджея Мать воздает после смерти. Орден Анджея никогда не брал за свои дела «пожертвований»! И я тоже, я не наемник! Я сражаюсь против нечисти, я не буду убивать за деньги, я не какой-нибудь! Мой отец…
– Тише, пан Стацинский. Я знаю, кем был ваш отец, вся Бяла Гура знает.
– Я не наемник, – уже тише повторил анджеевец. – А вы не понимаете. Брату Георгию заплатили заранее. Не за вампира, а за вас.
Они поднялись обратно на набережную по мокрым серым ступеням. Накатил гул голосов, такой же нестихающий и равномерный, как гул моря. Стефан и не прислушиваясь разбирал знакомые интонации, знакомые фразы.
– Если вы желаете моего мнения, так давно надо было…
– Я, право, не понимаю, чего ждет его величество…
– Мои двое уже дождаться не могут, генерал Редрик обещал им место у себя…
– …как будто бы все уже решено. А меж тем ничего не было сказано определенно.
– …некоторые советники. Но я верю, как бы они ни старались, наш государь не захочет отсиживаться за Стеной.
– …не трусы же, в самом деле.
– …преподать флорийцу урок…
– …Шестиугольник давно…
– …Чезария…
– …за Ледено…
Стацинский молчал, Стефан пытался думать, но выходило плохо. Зачем кому-то нанимать за деньги анджеевцев, чтобы только убрать его с дороги? Зачем возиться и отыскивать невесть где орден Анджея, отчего не нанять простых разбойников, благо он сглупил тогда и ехал без стражи.
Кому вообще такое могло прийти в голову?
– Вас прислал Старший брат? – спросил он Стацинского.
Тот вздернул подбородок.
– Меня прислал господин Грауб.
– Понятно. Значит, вы сами решили меня проведать и даже не взяли с собой медальон. Не боитесь?
Стацинский фыркнул.
– Кто бы пропустил меня с ним через Стену? Но уж коли вы спросили – нет, не боюсь. И не думайте, будто что-то изменилось. – Анджеевец разгорячился, щеки запылали, в глаза вернулась прежняя ненависть. – Я все равно знаю, что вы есть. И сделаю то, что должен.
Что ж, пора было увидеть, как будут тебя воспринимать обычные люди, не «братья по крови» и не семья, называющая это «недугом».
– Правильно ли я понимаю, что вы решили не убивать меня, пока не убедитесь, что это убийство не выгодно никому, кроме Матери?
– Именно так, – солидно сказал мальчишка.
– Что ж. В этом, по меньшей мере, есть логика… в отличие от прежних ваших поступков.
Стацинский вертел на запястье серебряный браслет. Тот раздражающе блестел и слепил, пришлось смотреть в сторону.
– Если они желали убить не вампира, а князя Белту, то, значит, хотели вреда Бялой Гуре…
– Вы бы уж решили, пан Стацинский, кто вы прежде всего: белогорец или анджеевец…
– Разве нельзя быть и тем и другим? У вас получается быть и белогорцем, и другом остландского цесаря, а у меня – не должно?
Он замолк; им навстречу шагал Голубчик. Он держал под руку одну из фрейлин цесарины, чуть выставляя ее вперед, как трофей.
– Какая чудесная погода, – прощебетала фрейлина. Светленькая, вся в чем-то пастельном, воздушном, легком, как этот вечер. Стефан позволил себе позавидовать генералу.
– Действительно, – сказал он сурово.
Князю Белте не до погоды, князь озабочен происходящим на родине и даже взял на прогулку курьера, желая, видимо, вытрясти из него мельчайшие детали…
Голубчик торопливо раскланялся.
– Пытаться убить меня почти у границы – это, без сомнения, было весьма полезно для Бялой Гуры…
Стацинский насупился.
– Вашими стараниями у меня было время подумать. Я долго пролежал с ранением. Вы же видите – теперь я здесь…
Здесь. Приехал за ним, не испугался. Если только сам приехал, а не подослали.
Хоть иди к тáйнику да проси: приглядите, мол, за моим курьером.
Нет тáйника, сгинул Кравец, вампиры попутали.
– Опять вы, голубчик, задумались. – Генерал тронул его за рукав. Одет он был чуть ярче, чем принято на таких вечерах, и говорил чуть громче. – Ну сколько ж можно о том печалиться. Да, в конце концов, неужто вашему батюшке не случалось разгонять крестьянских бунтов?
Хороший вопрос.
– Наверняка случалось, – кивнул Стефан, – впрочем, не батюшке, а деду.
Только это было на их земле и не грозило пожаром всему Пристенью…
Вести – то ли о Пинской Планине, то ли о выволочке, которую цесарь устроил своему любимчику, – уже наверняка разошлись по двору. С ним разговаривали осторожно, едва не понижая голос, в словах проскальзывало то сочувствие, то злорадство. Их можно понять. «Ничего не предпринимайте и ни с кем не списывайтесь…» Это означало почти опалу.
Дома тоже все знали о Планине, и Стефана пугало, как быстро и жестко там отреагировали. Несколько дней назад пришла молния из Швянта: какой-то сумасшедший кинул бомбу в генерала Керера во время парадного выезда. Прикрывший Керера офицер был тяжело ранен, сумасшедшего же застрелили от лиха подальше. Кем он был – в молнии не говорилось, но Клетт наверняка уже знал. В кулуарах смаковали словечко «бомбист», повторяя его испуганно-восхищенным шепотом, и гадали, как белогорский варвар дорвался до черного порошка.
– Пойдемте лучше, – не унимался Голубчик, – попробуем узнать судьбу. Или вы боитесь таких гаданий?
Если б только можно было – не гадать. Если б хоть что-то знать наверняка…
Дамы успели получить свои предсказания, и кавалеры теперь по одному отходили от стола под шутки и подбадривания остальных.
– Что же вам напророчили, граф?
– Счастливую женитьбу, цесарь убереги.
– А мне – дальнее путешествие…
– …на Хутора.
– Типун вам на язык, советник, ну и шуточки у вас…
– Князь Белта, а вы не желаете узнать будущее?
– Полно вам, князь знает будущее лучше любого из нас. Нам такие высокие сферы недоступны…
– Чего не бывает, а вдруг она напророчит вам автономию?
– В самом деле, голубчик, – генерал, кажется, решил взять его под свое крыло, – отчего бы и не развлечься…
Стефан поставил бокал на стол и подошел к камину. Гадалка кого-то ему напоминала, но он не мог понять – кого. Она молча бросила в огонь щепоть порошка и проговорила, пока осыпались искры:
– Третьего дня у вас случится свидание с дамой, которого вы с нетерпением ожидаете. Она встретит вас тогда же и там же, где в прошлый раз.
Вот теперь Стефан вспомнил, кто она: Анна, служанка из дома на Саравской.
– Ну и что же она вам пообещала?
– Свидание, – ответил Белта. – С дамой.
– Эх, я бы с вами поменялся, – вздохнул тот, кому напророчили женитьбу.
– Может быть, князь, в конце концов вы и забудете об автономии…
– Зная князя Белту – вряд ли…
Остаток вечера Стефан изо всех сил старался не глядеть на цесарину. Кажется, ему это удалось.