– Однако вам понадобилось во что бы то ни стало вывалять нас в грязи. – Цесарь нервно рассмеялся; у него стучали зубы.
Наверное, это и в самом деле глупо, но сейчас Стефану было все равно. Его трясло от облегчения, как в тот день, когда все-таки удалось снять Марека с яблони.
– Вот они! Мы их поймали! Поймали, ваше величество!
Толпа заволновалась, всколыхнулась; выплюнула двух стражей, схвативших бомбиста. Заговорщику заломили руки за спину. Он не вырывался, стоял спокойно и прямо, подняв голову; но по какому-то судорожному напряжению шеи, по тому, как он сосредоточенно вглядывался в догорающую карету, было ясно: он изо всех сил пытается не обернуться.
Бомбист перевел взгляд с кареты на Лотаря, плотно окруженного солдатами, с него – на Стефана – и вздрогнул. Стиснутые губы раскрылись, выражение лица стало глуповатым. Он тут же опустил глаза и стал смотреть в землю, будто Стефан был тем сообщником, кого он боялся выдать. Белта отстраненно подумал, что мог и не узнать Янека Ковальского – если б не залатанные локти старого сюртука.
Значит, вот о чем хотел говорить Ладислас…
«А я ведь хотел снова пригласить их на ужин. Только не успел…»
Он еще не успел испытать гнев – тот придет позже, как бывает со страхом, – но теперь с удивлением понял, что молится о том же, что и незадачливый убийца: чтобы не нашли второго.
Глава 14
Часы тикали раздражающе громко. Стефан давно привык к их пощелкивающему ходу, но теперь каждая секунда отдавалась в висках – словно капля, падающая на пол тюремной камеры.
Эти часы Стефану подарили, когда Лотарь назначил его на должность советника. Огромные, упирающиеся в пол четырьмя позолоченными лапами. На крышке – две бронзовые фигуры: прекрасная девушка в воздушном одеянии подает руку другой – простоволосой, в бесхитростном платье. Бедняжка поскользнулась, упала и ухватилась за протянутую руку, чтоб подняться с колен. Держава и Белогория. «Сестры» – выгравировано вокруг циферблата.
Письмо в руке слегка дрожало.
Мне жаль, что ты далеко. Здесь, в Читте, сейчас какой-то необычный подъем, что ни день, то открытие. О большинстве из них писать я не смею, так как не хочу найти у своих ворот обезглавленную сельдь. За что мне нравятся чезарцы, так это за то, как педантично они относятся к традициям. То рассказывали, что в Луриччи изобрели повозку, способную двигаться без лошади, одной силой магии. То утверждают, что в Ученом совете маги научились летать и теперь летать будут все, а потому цены на экипажи упадут… Другие говорят, что видели големов, созданных нарочно для войны с Остландом; одним словом, ты представляешь, что здесь творится…
Стефан машинально слизнул кровь со ссадины на ладони и потянулся за третьим бокалом подогретого вина. Взгляд секретаря стал слегка удивленным.
В другое время послание от Корды Стефан не стал бы разворачивать в кабинете, унес бы с собой, растягивая удовольствие. Читал бы дома, в одиночестве, по строчке; пытался бы представить чуть кособокие постройки, похожие на замки из тяжелого, мокрого песка, которым дети тщательно выравнивают стены, фонтаны, брызжущие бриллиантами, лавки, брызжущие товарами. Но сейчас письмом он пытался отвлечься, и не выходило: произошедшее возвращалось отзвуками и отблесками, проступало сквозь строчки, возникало само собой под сомкнутыми веками.
– Князь, вы готовы ехать дальше?
Улица вокруг была странно пустой и тихой: гарды разогнали толпу. Остатки кареты потушили, теперь от почерневшего остова тошнотворно несло горелым. Тело кучера быстро унесли, оттащили лошадиную тушу; по знаку Лотаря увели бомбистов. Второй «студент» – Лобода его звали, верно, Мирко Лобода – убежать не успел. Выскочил в переулок, видно, проглотил яд, но тот оказался негодным. Когда гарды подтащили его к цесарю, еле отбив у толпы, бомбист повис у них на руках, по подбородку стекали буро-рыжие капли рвоты.
Лотарь все это время стоял на мостовой; кто-то хотел набросить ему на плечи теплый плащ, но цесарь только покачал головой. Вокруг него виновато и втройне бестолково суетились, пытались уговорить сесть в карету, но он отсылал и слуг, и гардов усталым движением руки.
– Готовы? – сказал он наконец.
Стефан кивнул.
– Так едем!
Будто гул поднялся: наперебой заговорили слуги и гарды, упрашивая Лотаря поездку не продолжать, вернуться от лиха подальше. Стефан молчал, видя, как его цесарь сжимает кулаки. Ему непременно надо доехать до матери, доказать ей, что в этот раз она проиграла.
Шум; по онемевшей площади разлетаются приказы; кого-то спешно послали за цветами.
Стефан забрался вслед за Лотарем в другую карету, тут же окруженную частоколом гардов. Тут подушки не пахли лавандой, и можно было вдохнуть полной грудью.
И представить ведь не мог. Промелькнула мысль тогда – не иначе, приехали остландских собратьев к бунту подстрекать. Так ведь студенты вечные бузотеры, что здешние, что наши, что хоть флорийские…
А дальше и не думал. Вовсе из головы выбросил, не до того было.
Белта заставил себя вчитаться.
…Здесь все охвачены жаждой деятельности, которую трудно представить у нас с тобой на родине. И все больше говорят о том, что магия должна служить не малому кругу избранных, а обычным людям. Кроме того, возобновлен их вечный спор с Флорией: кто сильнее в колдовстве, и если желаешь моего мнения, то выигрывает в нем Чезария…
Корда – настоящий друг. Ответил на вопрос, который Стефан и задать не успел. Все это перевозбуждение в Чезарии – затянувшееся предчувствие войны. И ясно, зачем капо было склонять Лотаря к союзу. Выманить за Ледено – а потом ударить по преступившему границу соседу новым оружием. И волки сыты, и овцы целы, и договор не нарушен. Да и Флории показано, кто в Шестиугольнике «носит штаны». Нынешний капо явно знал, что делает.
Вряд ли Тристан мог одобрить этот план.
Стефан опустил бумагу и велел слуге открыть окна. Кажется, от него до сих пор пахнет крепостью…
– Мне бы хотелось, чтоб вы присутствовали на этом допросе. Я боюсь, что Клетт проявит чрезмерное рвение, чтоб подтвердить свою историю.
Лотарь говорил абсолютно нормально. Когда они вернулись из поездки, он уже не выглядел человеком, на которого напали посреди площади – и который до сих пор боится покойной матери.
– Ваше величество, насколько это будет… уместно? Может быть, назначить кого-нибудь другого?
Полдвора будут рады присмотреть за Клеттом.
– Вы говорите по-белогорски. – Тон стал железным, тем, что не допускает отказа. – Может быть, вы поймете то, чего не поймут остальные.
– Как вам угодно, мой цесарь, – сдался Стефан. – К тому же я чувствую за них некоторую ответственность…
– Ответственность? Разве вы позвали их в Остланд? Или, может быть, вы вручили им бомбу? Я чего-то не знаю, Стефан?
– Одного вы определенно не знаете, – проговорил он медленно. – Я не так давно пригласил их к себе ужинать.
– Зачем? – В голосе Лотаря – неподдельная, почти детская обида.
Стефан на миг прикрыл глаза:
– Я не мог знать, ваше величество. Этих юнцов мне представил граф Назари, они показались мне во весьма плачевном состоянии, и я решил хоть раз накормить их приличным ужином. Они мои соотечественники…
– Я и не заметил, как вы сделались хранителем всея Бялой Гуры… И о чем же вы говорили?
– Ни о чем особенно, ваше величество. Я, кажется, рассказывал им о своей молодости…
– О вашей повстанческой молодости, – уточнил цесарь.
Стефан опустил голову. Все равно. Пусть узнает так, а не от Клетта.
Лотарь молчал.
– Что ж, постарайтесь, чтобы я получил от них правду, а не наскоро выбитое признание.
Бомбистов допрашивали в крепости, построенной на выдававшемся глубоко в море отрезке земли, вдалеке от высочайшего соседства. Здесь при цесарине держали повстанцев, и здесь холодный желтоватый камень стен источал вместе с неизбывной влагой въевшийся страх.
Комната для допросов была достаточно светлой – хоть свет и перечеркивался решетками – и на первый взгляд не страшной. Скорее всего, ничего по-настоящему пугающего здесь и не происходило, для этого были казе- маты.
Совершенно обыденная комната, едва не до скуки обыденный допрос. Даже синяки на лицах мальчишек выглядели буднично. Словно не цесаря они пытались убить, а квартирную хозяйку обокрали. И Клетт сперва задавал вопросы нарочито скучающим тоном. Прохаживался: четыре шага сюда, четыре шага туда.
– Кто подал вам идею этого покушения?
– Никто. Мы сами все решили. После Планины, – ответил Ковальский. В голосе его звучала такая гордость, что Стефан понял: не врет. Не выгораживает. Действительно рад, что и придумали все, и сделали – сами.
– Нам показалось, когда мы услышали про Планину, что это судьба. Ну что мы не просто так здесь. Раз уж Мать захотела, чтоб мы приехали в Остланд… Мы решили, что должны что-то сделать.
На столе перед писарем лежали несколько закопченных черепков: все, что осталось от бомб.
Просто до наглости: они несколько раз брали в трактире еду навынос – в глиняных горшках. В горшки эти засыпали дымный порох и запечатали, продев в дно в том же порохе вывалянные нити. Оставалось только дождаться момента – и поджечь.
– Вот как. Откуда же вы взяли средства на поездку в Остланд?
– Так это тетя, – сказал Мирко. – Она нам устроила протекцию в Университет. Но она понятия не имела, что мы… что мы натворим.
– Значит, тетя, – кивнул Клетт. – Интересно, где живет эта… тетя. В Чеговине? В Чезарии? Во Флории?
– В имении Вода Жрудлана подле Чарнопсов, – сказал Мирко, глядя на Клетта большими чистыми глазами. – Только она старенькая и правда ничего не знает.
– Положим, – сказал Клетт. – Но как же вы собирались уехать обратно?
– Да не собирались мы. – Мирко казался пристыженным. – Просто яд не подействовал…
Стефан в первый раз посочувствовал новому тáйнику.