Наконец впереди покатились знакомые дороги, и Стефан с трудом смирял нетерпение. Вряд ли они доберутся до Белта раньше ночи, но попробовать стоило. Стефан собрался было перетерпеть закат, плотно занавесив окна и прикладываясь к эликсиру – последнему подарку чеговинца, – но его тут же сморило.
Разбудил его Лепа, спрашивая, не угодно ли князю остановиться на ночь. Но земли Белта были недалеко, а полная луна высвечивала каждую травинку на дороге, и Стефан решил, что ждать незачем. Лес – дремучий, непроглядный белогорский лес – остался позади, и теперь по обеим сторонам дороги высились темные платаны, и за придорожными оврагами спали тихие серебристые поля.
За эти дни Стефан привык к бесхитростной музыке – топоту копыт, монотонному поскрипыванию колес. И удивился, когда в эту наскучившую мелодию вплелся новый звук. Несколько конных. Жестом он подозвал к себе Лепу.
– За нами едут.
– Что вы, ваша светлость, дорога пуста… – Осекся. Теперь и он слышал, и на горизонте клубы пыли становились все четче.
Стефан нырнул обратно в карету, вытащил из сумки пистоли – по совету «дяди» он не убирал их слишком далеко и перед дорогой зарядил. Возможно, они не пригодятся. Рядом – поместье Лауданских, может, их крестьяне поехали в ночное. Или сами хозяева с приема возвращаются…
Он обернулся, вгляделся через заднее стекло. Сквозь клубы пыли ясно блеснул металл.
Стефан рванул окно вниз. Махнул рукой Лепе, заехавшему было за задник, – тот кивнул и чуть отдалился.
– У них оружие, – бросил ему Стефан.
– У нас тоже, ваша светлость. Не извольте беспокоиться.
Карета пошла быстрее. Вот теперь Стефан пожалел, что заупрямился и лошадям не дали отдохнуть: долгой погони они не выдержат, встанут.
Всадники приближались, все гуще и ближе становилось поднятое ими облако пыли. Стефан услышал несколько сухих щелчков, и землю несколько раз вспороли пули – довольно далеко от кареты.
«Рано вы стреляете, господа…»
У Ференца Лепы разумения было больше, он держал заряженный пистоль, но в дело его пока не пустил. Его товарищ скакал по другую сторону от кареты, тоже с оружием на изготовку.
– Сворачивай! Сворачивай, так тебя!
Кучер, срывая голос, кричал на лошадей, но те отказывались повиноваться. Сейчас и вовсе встанут…
Да и толку сворачивать – поля открытые, пуля нагонит там так же верно, как на дороге, а в карете по полю далеко не уедешь…
Конные стали ближе, Стефан присмотрелся, выстрелил – тряхнуло, и пуля ушла вбок. Ах ты ж пес… Лепа прицелился – и один из всадников дернулся, но не упал.
– А говорили, ваша светлость, охрана вам не нуж…
Лепа замолчал резко, повесил голову, выронил пистоль. Лошадь его бежала рядом с каретой, будто ничего и не почуяв.
Надо было все же заночевать на станции.
Стефан чуть подождал, подпуская всадников, и выстрелил; на сей раз одного удалось выбить из седла. Осталось двое. Второй стражник чуть придержал лошадь и выстрелил тоже, но промахнулся.
– Скачите прочь, – крикнул ему Стефан, – они за мной.
Но тот только покачал головой. Подъехал к бездыханному Лепе, протянул руку, чтоб ухватить его лошадь под уздцы, – и тут же обиженно распрямился в седле, прижал руку к груди. Грохнуло. Стефан выстрелил в преследователей, особо не целясь. Толкнул дверь кареты, ухватил незадачливого стражника, на ходу потянул на себя.
Грохот.
В плече заболело, но Стефану было не до этого – стражник застрял в стременах. Но тут карета вильнула, он едва не вывалился сам и выпустил чужую руку. Раненый полетел на землю, а карета ощутимо замедлила ход. Краем глаза Стефан увидел, как кучер, соскочив с козел, улепетывает вдаль по полю. Еще несколько мгновений – и карета встала.
Преследователи уже совсем близко, темные фигуры – накидки, капюшоны, можно и впрямь принять их за разбойников. Но слишком хорошее у них оружие…
Подскакали к карете, спешились осторожно. Первому Стефан выстрелил в ногу; тот упал с проклятьем и со злости выпалил в карету – полетели позолоченные щепки. Второй подкрался, выстрелом пробил окно и пустил еще несколько пуль внутрь. Стефан сжался, так что его едва задело – пуля чиркнула по правому предплечью. Неожиданно больно. Но карета уже пропиталась знакомым железистым запахом, и подушки, кажется, испачкались. Стефан прислушался к чужому трудному дыханию и, толкнув дверь кареты, вылетел и сбил человека с ног. Покатились в блестящую лунную пыль. Детина оказался на удивление сильным, попытался скинуть Стефана, потом на миг расслабился – но рука потянулась к кинжалу на боку, Стефан едва успел перехватить – и отнял ладонь, обжегшись.
Клятые браслеты!
Детина воспользовался заминкой, подмял Стефана под себя, вдавил лапищу в раненое предплечье; у Стефана в глазах помутилось, он стал хватать воздух ртом – барахтался, будто под тяжестью волны.
– Мегхол… Мегхол, юто!
Прямо у лица повис знак Разорванного, опаляя жаром. Белта вслепую нащупал крепкое горячее горло, сжал – но «разбойник» впечатал ему в щеку браслет, и Стефан невольно ослабил хватку. Детина снова потянулся за ножом.
Странная, будто бы сверхъестественная сила вдруг подняла «разбойника» вверх, отшвырнула в сторону. Стефан глотнул лунного света, закашлялся и тогда только осознал, что на грудь ему больше ничто не давит, волна схлынула. Он приподнялся – повело – и смотрел ошалело, как огромный волк, подрыкивая, рвет человеку горло. Когда удалось встать на ноги, преследователь был бесповоротно мертв. Зверь оторвался от добычи и поглядел Стефану прямо в глаза. Он был крупней обычного волка – хоть и на удивление худой, со свалявшейся шерстью. Они замерли так, друг напротив друга, – Стефан и зверь – посреди пустой дороги, под целительно-бледным светом луны.
Одна луна. Одна кровь.
– Уходи, – сказал Стефан наконец и шагнул к оборотню, не отрывая взгляда. – Я сказал тебе: не возвращайся на мои земли. Ты отдал мне долг – я благодарен. Теперь уходи.
Волк поднял морду и завыл.
«Если он сейчас бросится, мне его не одолеть…»
Но вой оборвался. Зверь рыкнул и одним скачком пропал в высокой траве, как не было.
«Кучера сожрет», – спохватился Стефан. Дай Мать, чтоб бедняга успел добраться до жилья. Он подобрал свой пистоль, склонился над телом – на шее у детины красовался теперь «платок Черроне», Корда рассказывал, что в Чезарии наемные убийцы так разрывали горла своим жертвам…
Крутнулся, заслышав беспомощное лязганье. Второй «разбойник», придя в себя, целился в Стефана из разряженного пистоля. Как-то умудрился подняться, с трудом удерживаясь на раненой ноге. На лице его был ужас, слишком острый, слишком откровенный даже для того, кто только что узрел оборотня.
– Ю… юто, – пробормотал он, когда Стефан шагнул к нему. Отбросил никчемное оружие, выхватил палаш. Нога его этого движения не выдержала, парень тяжело повалился на колено.
Стефан прыгнул, выбил палаш из ослабевшей руки. Упав рядом в пыль, схватил раненого за шиворот.
– А я д-думал, врали, – сказал тот по-дражански. Губы его мелко дрожали, зубы пританцовывали на каждом слове, Стефан едва его понимал. – А с т-тобой в‐волк. И л-луна. Т‐только недолго т-тебе под луной ходить, – он заскреб рукой по земле, пытаясь встать, – п-пулю я в тебя вогнал. С‐серебро убьет…
– Кто тебя послал?
Дражанец ярко и сладко пах кровью – запах перебивал тот, что шел от его собственной набрякшей куртки. Слишком сильно для одной раны в ноге. Стефан раскрыл полы темного плаща, провел ладонью – по животу расползалось теплое мокрое пятно. Видно, прощальный подарок Лепы. Стефан облизнул губы и зажал рану рукой.
– Кто тебя послал? – спросил он еще раз. – Ты сейчас умрешь. Не бери это с собой на Тот берег.
Губы «разбойника» раздвинулись в болезненной улыбке.
– Скажи правду и п-посрами В‐врага… Но разве т-ты сам не в‐враг?
Стефан рванул ворот на шее дражанца. И здесь шнур с рогаткой. Белту замутило, но вида он не подал.
– Скажи мне, или я не дам тебе умереть, – сказал он прямо в вытаращенные, округлившиеся глаза, – ты выйдешь из могилы и ночью придешь за женой и детьми – хочешь этого?
– Уйди. Из-зыди. Уйди…
– Кто вас нанял?
– Позови отца… – простонал разбойник. – Доброго отца позови. Не хочу так ум-мирать! Не могу!
– Вас наняли в Остланде?
– Д‐да…
– Кто?
– Д‐дражанец. Наш. Богатый. Позови отца… Н‐не хочу…
– Имя?
На губах неудавшегося убийцы выступила пена. Его кровь согревала Стефану пальцы. Всего пары глотков хватит, чтоб прояснился застилающий голову туман…
– Н‐не сказал… имени… Важный… Кто-то важный… Не надо… Не дай…
Замолчал.
Стефан отнял руку, жадно облизал ладонь. Перед глазами будто встала Стена: мир виделся нечетко, через толстую неприятную пелену. Повинуясь инстинкту, он разорвал рубашку, обнажая живот мертвеца. От вида темной раны и жирной крови на бледном у Стефана рот наполнился слюной.
Не стоит пить мертвое, это… не способствует пищеварению.
Несколько глотков… дурного не будет.
С детской нетерпеливой злостью он оттолкнул в сторону рогатку, склонился к ране.
В этот момент луна зашла за тучи, и на землю резко упала тьма. Наверное, это остановило Стефана. Не взгляд мельком на застывшие, глядящие в небо зрачки, и не память о тех словах Войцеховского. А то, что вдруг он представил себя со стороны. Белогорский князь, на коленях в пыли, готовый лакать кровь у мертвеца, будто зверь из тех, что любят падаль… Даже луна на него смотреть не желает.
Стефан отполз от тела на четвереньках. Шею нестерпимо жгло, и он схватился за шнур от ладанки, торопясь освободиться. Рванул так сильно, что тот лопнул и ладанка полетела на землю.
Нет.
Он зашарил по земле во внезапном страхе. Пелена на глазах не давала как следует всмотреться, но в конце концов он нащупал упавший образок и сжал в руке. Жжение в ладони привело его в чувство. Стефан поднялся – плечо сильно и резко налилось болью, так что он оступился и часто задышал.