– Признаюсь, от вас я не ожидал такого рискованного поступка. Как вам только удалось проникнуть на это судно?
Теперь никто не принял бы Кравеца за чиновника: лицо его обветрилось, руки огрубели, он выглядел как человек, которому много пришлось скитаться.
– Боюсь, я поступил не слишком честно, ваша светлость. Мне пришлось неоднократно ссылаться на дружбу с вами и приводить некоторые интимные детали…
– Которые вы почерпнули из моей личной переписки, полагаю.
Кравец опустил глаза. Жест вышел почти искренним.
– Поймите меня правильно, князь… Когда я очнулся в Чеговине, то не понял сперва, что со мной произошло, я был словно оглушен… Оказаться в чужой… во вражеской стране, без памяти, почти без денег – такого я никому бы не пожелал. Более того, я скоро понял, что и в собственной отчизне стал парией. Я долго искал путь обратно на родину. Вы ведь сами понимаете, через Стену меня сейчас не пропустят. Князю Самборскому я рассказал, что был выслан из Остланда за крамолу, что водил дружбу с вами и желал бы в рядах белогорцев сражаться против тирана. Очевидно, я был достаточно убедителен, потому что князь оказал мне протекцию. Благодаря ему я и смог войти в некие круги, где и узнал о готовящейся экспедиции…
– И угодили прямиком в медвежье логово, – сухо закончил Стефан. – А теперь вы хотели бы отправиться к цесарю и доложить ему об оружии. Вы ведь понимаете, что я не смогу вас отпустить?
Кравец вскочил. Несмотря на очевидную усталость, он принялся ходить взад-вперед по библиотеке, как совсем недавно Стефан.
– Ваши игры с оружием, – сказал он наконец, – малого стоят по сравнению с грозящей нам всем опасностью. Я хотел рассказать вам тогда, да, как видите, не успел.
– Что ж, расскажите сейчас.
– Бог мой, князь… – Кравец от волнения стал тереть руки, будто от мороза. Стефан не помнил за ним такой привычки. – Я даже не знаю, поверите ли вы мне.
– В Цесареграде вы, очевидно, считали, что поверю. Что же изменилось?
– Да впрочем… – Бывший тáйник зябко передернул плечами. И в самом деле мерзнет, не пришел еще в себя после корабля. – Здесь атмосфера, пожалуй, еще более подходит для того, что я собираюсь вам рассказать… Вы… верите в вампиров, князь?
– В вампиров? – Стефан выразительно поднял брови. – Наша земля полна легендами, но вы же не думаете, что я стану принимать их всерьез…
– Боюсь, как бы нам всем не пришлось отнестись к этому серьезно. Князь… позвольте спросить вас – вы поверили в то, что говорили обо мне во дворце?
– Ни на мгновение. Я сразу понял, что с вами сыграли дурную шутку… и довольно искусную. Но не станете же вы утверждать, будто это сделали вурдалаки.
– Стану. – Кравец поднес руку к шее, будто хотел поправить воротник, и тут же отпустил. – Одного из них я точно знаю, представьте, это наша цесарина. Вас никогда не удивляло, что она совсем не выходит днем и окна на ее половине всегда задернуты?
– Ну, право… тут вы дали маху. Не знаю, чем вам так не полюбилась ее величество, но обвинять ее в вампиризме…
– Князь, да как вы не понимаете! – Кравец тряхнул отросшими волосами. – Я хотел рассказать вам об этом еще в ту ночь… Но она не позволила мне. Я не знаю, что она сделала со мной, я даже не помню… не слишком хорошо помню, что произошло. Она заставила меня что-то написать, а после я очнулся на корабле. Вы не представляете себе, что это за сила. И сила эта идет прямо из могилы.
Кравец снова потер замерзшие руки.
Стефан заговорил с ним мягко, как с умалишенным:
– Ну же, господин Кравец… вы сами себя слышите? Если вы доберетесь до цесаря и приметесь рассказывать, что цесарина вас… околдовала, Матушка знает, что он может подумать. Лучшее, что может прийти ему в голову, – то, что вы получили нервное переутомление, трудясь на благо родины.
– Князь, – сказал бывший тáйник, – мы никогда не были с вами друзьями, и все же я питал надежду, что вы меня знаете.
– Знаю, и как человека весьма трезвого. Но эти сказки…
– Хорошо, – кивнул Кравец, совладав с собой. – Давайте я начну с другого. Начну с Драгокраины. Помните – те бойаре, введенные в Совет, которые нам с вами показались подозрительными?
– Так.
– Вам это покажется еще более подозрительным, если я скажу, что большинство бойар из тех, кто не принадлежит к дому Шандора, все происходят из древнего рода Деневер. К этому роду, если вы помните, принадлежит печально известный князь Михал…
– И опять за рыбу деньги, – вздохнул Стефан.
Кравец коротко улыбнулся.
– Заметьте, сколько вы заплатили за «рыбу», я у вас сейчас не спрашиваю…
– Так что же, и войну развязал клан Деневер?
– Если бы… Тогда, возможно, все было бы проще. Нет, война – целиком заслуга господаря Николае, если только кто-то из бойар не внушил ему эту мысль. Мы, смертные, легко поддаемся внушениям. Но у господаря обширные планы не только на Чеговину.
Стефана будто что-то толкнуло.
– Вы замерзли, – сказал он Кравецу. – Поднимемся в мой кабинет. Там теплее, и в столе у меня спрятана бутылка «капель князя Филиппа». Там, правда, на донышке, но вам хватит, чтобы согреться.
Дверь курительной, примыкавшей к кабинету, была закрыта, но в щель было видно свет. Не то чтоб он и впрямь собирался играть с Лагошем в ту игру, что затеяла с ним цесарина. Но если получится, то отчего бы и нет?
– Расскажите мне, – потребовал Стефан, когда они поднялись, – все, что знаете о планах господаря.
Кравец поджал губы.
– А разве вы о них не узнали? Я полагал, что именно по этой причине…
– Я бы хотел услышать о том, что известно вам. Цесарь не желал расстраивать меня разговорами о Планине…
– Вряд ли я открою вам что-то новое. Господарь использовал нашу проволочку, чтобы выйти на связь с Флорией. Его нерешительная политика на самом деле едва ли нерешительность. Он пытался выгадать, от какой из сторон ему достанется больше… Думаю, Пинска Планина манила его не меньше чеговинских территорий…
– Вот с этого вам и следовало начинать, – сказал Стефан, – вместо сказок о вампирах.
– Так и знал, что это вам будет интересно, – усмехнулся Кравец. Он стал совсем похож на себя прежнего. – Постойте… да ведь я, кажется, догадываюсь, почему вы уехали из Остланда.
– Почему меня выслали из Остланда, – уточнил Стефан.
– Вы должно быть, прослышали об этих планах… От домна Долхая?
– Верно. – О судьбе несчастного Долхая Стефан решил пока не сообщать.
– Я не знаю, обещал ли Николае и в самом деле флорийцу помощь против нас. Но такой сговор сразу ставил его в выгодную позицию. Я не верил до конца, что он пойдет на такое но, судя по тому, что вы здесь… Господарь из просящего превратился в того, кто ставил свои условия.
– В этом есть и моя вина.
– Я не верил в эту войну так же, как и вы, князь.
– И поэтому теперь я сижу тут взаперти, а на ваше место поставлен Клетт…
Кравец молчал, и Стефан потянулся к веревке звонка. Вошедший слуга даже не выглядел заспанным. Похоже, они здесь начали привыкать к ночным бодрствованиям. Покои Кравеца были готовы – в старом летнем павильоне на другом конце парка. Стефан взялся сам проводить туда гостя.
– К сожалению, я не могу поселить вас в доме… вы наверняка понимаете – почему.
– Конечно, – кивнул Кравец, – понимаю.
Они пошли по длинной тропинке, огибающей парк. Мимо Марийкиного флигеля, мимо заброшенной беседки, которую любила Катажина – и после ее смерти ни отец, ни домашние больше не посещали. Теперь колонны беседки, едва выступая из зарослей вьюнка, тоскливо белели в темноте, будто памятник на заброшенном кладбище.
– Ну хорошо. Положим, тот бред, что вы мне сейчас несли, окажется не бредом. Но даже если и представить, что вы доберетесь до столицы, – как вы собираетесь докладывать его величеству?
– Весьма просто. Достаточно отодвинуть занавесь при дневном свете, чтобы напугать вампира, или же поднести ему серебро…
Отчасти Кравец был прав.
У цесарей не спрашивают объяснений, их приказы выполняют, а чудачествам если дивятся, то втихомолку. Но стоит кому-то днем раздвинуть шторы, и вся маскировка полетит в тартарары.
– Я поражен вашей изобретательностью. Вам хватило ее, чтоб добраться до Бялой Гуры, но, боюсь, будет недостаточно, чтобы перейти Стену и уж тем более попасть во дворец. За Стеной вы, думаю, сумели бы сделать так, чтоб цесарь с вами заговорил. Но я вряд ли смогу дать вам рекомендательное письмо. Придется вам пока оставаться здесь, под моей… защитой.
На обратном пути Стефан задержался у усыпальницы князя Филиппа. Не настоящей – прах князя остался в чужой земле, – но пани Агнешка пожелала, чтоб и дома о нем была память. Склеп стоял высоко, к нему вели выщербленные временем ступеньки. Над склепом простирала руки в защитном жесте фигура Матери.
Легенда гласила, что, если опасность будет грозить дому Белта, князь Филипп поднимется вновь из могилы. Но тела нет, все, что может подняться со дна склепа, – несколько истлевших листьев. Придется дому Белта справляться самому.
Глава 21
Как Стефан и думал, Лагош из курительной спустился в гостиную и ждал Стефана там, нетерпеливо постукивая кончиком трубки по низкому столику.
– Объясните мне, Белта, – сказал он без вступления, – что это за гости к вам ходят. И почему они говорят вам такое о Планине.
– Через дверь курительной так хорошо слышно?
– Порядочно, – не смутился Лагош.
– Этот человек, если вам угодно, бывший начальник тайной службы Остланда. Потому он и рассказывал мне… то, что рассказывал. Как вы понимаете, цесарь со мной таким не делился.
– Вы ради этого пригласили в дом остландского шпика?
– Бывшего остландского шпика, граф. И стал он бывшим в том числе потому, что не одобрял политику дражанца. И если быть совсем честным, я не приглашал его, это он ищет у меня укрытия.
Лагош расхохотался. Густым, тяжелым смехом.
– Голос вам мой нужен, Белта! А с чего я возьму, что это все не театрик деревянный, как у мужиков на ярмарке? Вы говорите, он-де бывший тáйник, а с чего мне вам верить?